Гопота как носитесь сакрального. - Серебренников как любитель гопоты. - Патриотизм как кидалово
В свежем "Огоньке" весьма примечательное (и весьма печальное) интервью Оли Филиной с Эмилем Паиным об исследовании современной России, убедительно показывающим, что либерасты будут биты гопотой. В общем, Костя Рыков мурлычет: типа, а вам, дуракам, говорили!
Довеском к этому интервью - мой нижеследующий текст:
Братаны по крови
// Дмитрий Губин - о дворовом национализмеВсякий раз, когда пятишься спиной вперед в поисках России, которую мы потеряли; Грааля, который мы потеряли; рая, который мы потеряли,- не находишь ничего, кроме темного зова крови
открыть материал…
Он на этот раз даже не про русских королей, то рубящих в капусту свой народ, то (как сейчас) просто стригущих капусту, - а про то, как страшно маняща идея кровного родства.
Про то, что если у нас сыщется такой же, как Гитлер (безумно энергичный, безумно темный, безумно наблюдательный - "наше счастье, Димочка, что у нас под это описание полностью попадает лишь балерина Волочкова", - как заметил историк Л.), то никому мало не покажется.
Текст поставили практически без сокращений, но оригинал - вот:
БРАТАНЫ ПО КРОВИ
Всякий раз, когда пятишься спиной вперед в поисках России, которую мы потеряли; Грааля, который мы потеряли; рая, который мы потеряли - не находишь ничего, кроме темного зова крови.
Национализм у нас не поддерживается «сверху» лишь потому, что он опасен самой идее национального государства и прикрывающей ее идее патриотизма. Кровь, род, семья, своячество - основа более древняя, ветхая, мрачная, мощная, чем даже какие-нибудь сябры: сожители по деревне, совместные владетели, дольщики в общем.
При этом национальное государство, если уж продолжать, - идея тоже не самая свежая, и, боюсь, на сегодняшний день не самая прогрессивная. Национальные государства в том виде, к какому мы привыкли, появились недавно, по окончании эпохи Возрождения с его буйством городов-государств, прямых наследников античных городов-полисов. Родина Возрождения, Италия, объединилась в национальное государство вообще во второй половине XIX века, то есть, можно считать, позавчера, а до этого - Сардинское королевство! Венецианская республика! Какой тут, к черту, итальянский патриотизм (удобренный которым, затем пророс и заколосился фашизм) - на лоскутных Апеннинах ценились исключительно местная гордость и местный интерес.
Увы: то, что однажды родилось, однажды и помрет. Краткий исторический абрис я даю лишь затем, чтобы сказать: госпорядок, кажущийся россиянину единственно возможным (родное государство, я - патриот свой страны, много в ней лесов, полей и рек), - он, возможно, доживает свою эпоху. Взгляните на гибкую сетку Евросоюза (куда более гибкую, чем даже наброшенная на Северную Америку сетка Соединенных Штатов): это что такое? Объединение стран? Новая страна? В Европе невозможен патриотизм в том обязательном модусе, какой существует в России. Невозможно заставить любить Родину человека, который родился в Испании, в школу ходил в Италии, университет заканчивал в Париже, женат на бельгийке и живет в Лондоне. Европа действует, как корпорация, и в Европе действенен не патриотизм, а принцип лояльности. Я лоялен стране, в которой живу или работаю, я не должен делать ей гадости, но я вовсе не обязан ее любить и, более того, я могу в любой момент ее сменить. А патриотизм (как и вообще любовь) - это частное дело.
И я думаю, что дремучие вспышки национализма, практически нацизма, которые в Европе порою случаются (помните, как во Франции на президентских выборах чуть не победили лёпэновцы?) - они спровоцированы отчаянием, страхом, ужасом, что изменился и меняется прежний порядок вещей, где все было ясно. А уж арабы, или турки, или вообще «понаехавшие тут» - это лишь визуализация и отчасти детонатор этого распада.
И эти вспышки будут продолжаться.
Потому что и гибкий европейский союз - тоже не финальная форма новая общественного устройства. Возможны другие.На Западе периодически обсуждается (скорее с ужасом) возможность корпоративного государства: то есть принятие на себя функции государства транснациональными компаниями. Об этом довольно много пишет Наоми Кляйн. Идея, кстати, давняя: в свое время на роль корпорации-государства претендовала Ост-Индская компания, с ее собственной почтой, транспортной системой, полицией и даже армией (Наполеона на острове св. Елены эта армия и охраняла)... Есть и другие идеи общественных устройств. Например, Марат Гельман убежден, что уже в ближайшее время города будут важнее государств, и то, что живешь ты в Барселоне или Берлине, будет куда более значимо, чем гражданство Испании или Германии.
Вот эти примечательные трансформации и создают поле (поле, русское поле) когда растерянный (потому что не очень образованный и нередко по природе своей пассивный) человечек начинает искать, к чему бы прислониться. Ведь прежние «духовные скрепы» гнутся и трещат, сколько бы об их нерушимости ни говорили.
Главный носитель идей национализма и нацизма в России сегодня - окраинная гопота. Пацанчики из даже не рабочих, а мелкоторгово-не-пришей-хвост предместий. Предмет эстетического внимания (и даже любви) режиссеров Серебренникова, Буслова, Бардина-младшего, Балабанова. Инфантильные носители детского сознания, четко понимающие одно: вокруг - лажа. Сходите, будет возможность, в московском Гоголь-центре на премьерную пьесу «Братья» по мотивам «Рокко и его братья» Висконти. Так как раз хорошо показан этот процесс: четверо братьев горохом высыпаются в Москву из порвавшегося мешка своего городка с остановившимся заводом.
«Мы - братья», «дай пять, брателло!», «короче, братан» - это все попытка устроить рвущуюся жизнь самостоятельно на базе рода и крови. Ведь родство невозможно отнять. Мы - свои, мы семья, мы братаны, нужно держаться друг друга, и в этом правда, а любой вне нашего братства - чужак и враг, и мы докажем, что в правде сила.
Снявший один из самых страстных и самых отвратительных в истории отечественного кинематографа фильм «Брат» Алексей Балабанов (полагаю, он заключил сделку с дьяволом и отслужил нечистому всей силой таланта) потому и вошел в отечественное сознание, что не просто отобразил, но и одобрил этот распад социального до уровня крови. «Брат, не убивай, брат! - Не брат бы мне, гнида черножопая!» - это и рефрен, и знамя процесса. Черножопые - все, кто не нашей крови, не нашего рода, не нашего племени; все, кто понаехали (и неважно, что мы понаехали сами). Потому что, повторяю, нет ничего древнее структуры родовой связи. Это как, пятясь назад, дойти в антиэволюции даже не до кольчатых червей, а до берега кишащего аминокислотами океана.
Но гопота-пацанва ничего не знает про эволюцию. Эти братцы - совсем кролики, в смысле, дети. Детское сознание неизменно верит в потерянный рай, в спрятанный Грааль. Оттого так детей привлекают сказки, что нужно вызнать секрет, подслушать волшебное слово, - и чудо случится.
Инфантильное сознание нередко свойственно целым народам. В России попытки исправить несправедливость вообще часто базируются на идее, что раньше было прекрасно, просто нужно вернуться к неверно совершенному повороту. И режиссер Говорухин снимает блаженно-лучезарную «Россию, которую мы потеряли», - ну, а свароголюбы и прочие почитателе Велесовой книги призывают открутить ленту назад до крещения Руси. Тоже пытаются дойти до основ, бедолаги. И хорошо хоть, что на рынки с азербайджанцами налетов не устраивают.
В общем, у меня прогноз на шансы национализма в нашей стране плохой.
Во-первых, наступают не просто перемены, а эпоха непременных перемен, смены идей, общественных фокусов: посмотрите, как живет интернет, где постоянно складываются и распадаются некие мерцающие социальные множества, которые невозможно ни предсказать, ни управлять.
Во-вторых, знание собственной истории у нас сведено к мифам, и я боюсь, честно говоря, появления нового Гитлера. Гитлер вообще был человек крайне острый в наблюдениях и точный в ощущениях, крайне энергичный - и чудовищно необразованный. Вся идея «высших» и «низших» рас, а также падения «культурного уровня» в результате расового смешения (Гитлеру вместо теории эволюции был известен лишь миф о ней, в «Майн кампф» раса у него не отличается от породы собак) - она как раз вышла из этого сочетания.
А в-третьих, я вижу, как государство со своими играми патриотов бесстыдно мухлюет. Невозможно требовать родину любить, если родина ничего не давет в взамен. А единственное, что может дать родина люберецкой шпане и ростовской гопоте- это равенство перед законом. Тогда сила оказывается не в братстве, не в кровном родстве, а в том, что гопник Васек, - он, короче, блин, ровно такой же, как президент Путин или премьер Медведев. Эта замурзанная пацанва в трениках со стрижками «сосульки га лбу» - она оказывается равной миллиардерам, политикам, поп-звездам, попам. Закон ее и возвышает, и защищает.
Но этого у нас и близко нет, и разрыв все больше и больше.
Поэтому, когда в финале спектакля «Братья», когда биты ставки, сделанные тремя братьями на фарт, на родство, на непротивлению злу, и на сцену выходит четвертый, самый никакой по характеру, и говорит, что жить надо не по понятиям, а по закону, потому что только закон может маленького человека в большом городе защитить, - это звучит дико фальшиво, и вообще, как будто по заказу Министерства культуры и администрации президента.
И об этой фальши я, признаюсь, не удержался и сказал Серебренникову.
- Да? - переспросил он. - Ну значит, и хорошо!
Довеском к этому интервью - мой нижеследующий текст:
Братаны по крови
// Дмитрий Губин - о дворовом национализмеВсякий раз, когда пятишься спиной вперед в поисках России, которую мы потеряли; Грааля, который мы потеряли; рая, который мы потеряли,- не находишь ничего, кроме темного зова крови
открыть материал…
Он на этот раз даже не про русских королей, то рубящих в капусту свой народ, то (как сейчас) просто стригущих капусту, - а про то, как страшно маняща идея кровного родства.
Про то, что если у нас сыщется такой же, как Гитлер (безумно энергичный, безумно темный, безумно наблюдательный - "наше счастье, Димочка, что у нас под это описание полностью попадает лишь балерина Волочкова", - как заметил историк Л.), то никому мало не покажется.
Текст поставили практически без сокращений, но оригинал - вот:
БРАТАНЫ ПО КРОВИ
Всякий раз, когда пятишься спиной вперед в поисках России, которую мы потеряли; Грааля, который мы потеряли; рая, который мы потеряли - не находишь ничего, кроме темного зова крови.
Национализм у нас не поддерживается «сверху» лишь потому, что он опасен самой идее национального государства и прикрывающей ее идее патриотизма. Кровь, род, семья, своячество - основа более древняя, ветхая, мрачная, мощная, чем даже какие-нибудь сябры: сожители по деревне, совместные владетели, дольщики в общем.
При этом национальное государство, если уж продолжать, - идея тоже не самая свежая, и, боюсь, на сегодняшний день не самая прогрессивная. Национальные государства в том виде, к какому мы привыкли, появились недавно, по окончании эпохи Возрождения с его буйством городов-государств, прямых наследников античных городов-полисов. Родина Возрождения, Италия, объединилась в национальное государство вообще во второй половине XIX века, то есть, можно считать, позавчера, а до этого - Сардинское королевство! Венецианская республика! Какой тут, к черту, итальянский патриотизм (удобренный которым, затем пророс и заколосился фашизм) - на лоскутных Апеннинах ценились исключительно местная гордость и местный интерес.
Увы: то, что однажды родилось, однажды и помрет. Краткий исторический абрис я даю лишь затем, чтобы сказать: госпорядок, кажущийся россиянину единственно возможным (родное государство, я - патриот свой страны, много в ней лесов, полей и рек), - он, возможно, доживает свою эпоху. Взгляните на гибкую сетку Евросоюза (куда более гибкую, чем даже наброшенная на Северную Америку сетка Соединенных Штатов): это что такое? Объединение стран? Новая страна? В Европе невозможен патриотизм в том обязательном модусе, какой существует в России. Невозможно заставить любить Родину человека, который родился в Испании, в школу ходил в Италии, университет заканчивал в Париже, женат на бельгийке и живет в Лондоне. Европа действует, как корпорация, и в Европе действенен не патриотизм, а принцип лояльности. Я лоялен стране, в которой живу или работаю, я не должен делать ей гадости, но я вовсе не обязан ее любить и, более того, я могу в любой момент ее сменить. А патриотизм (как и вообще любовь) - это частное дело.
И я думаю, что дремучие вспышки национализма, практически нацизма, которые в Европе порою случаются (помните, как во Франции на президентских выборах чуть не победили лёпэновцы?) - они спровоцированы отчаянием, страхом, ужасом, что изменился и меняется прежний порядок вещей, где все было ясно. А уж арабы, или турки, или вообще «понаехавшие тут» - это лишь визуализация и отчасти детонатор этого распада.
И эти вспышки будут продолжаться.
Потому что и гибкий европейский союз - тоже не финальная форма новая общественного устройства. Возможны другие.На Западе периодически обсуждается (скорее с ужасом) возможность корпоративного государства: то есть принятие на себя функции государства транснациональными компаниями. Об этом довольно много пишет Наоми Кляйн. Идея, кстати, давняя: в свое время на роль корпорации-государства претендовала Ост-Индская компания, с ее собственной почтой, транспортной системой, полицией и даже армией (Наполеона на острове св. Елены эта армия и охраняла)... Есть и другие идеи общественных устройств. Например, Марат Гельман убежден, что уже в ближайшее время города будут важнее государств, и то, что живешь ты в Барселоне или Берлине, будет куда более значимо, чем гражданство Испании или Германии.
Вот эти примечательные трансформации и создают поле (поле, русское поле) когда растерянный (потому что не очень образованный и нередко по природе своей пассивный) человечек начинает искать, к чему бы прислониться. Ведь прежние «духовные скрепы» гнутся и трещат, сколько бы об их нерушимости ни говорили.
Главный носитель идей национализма и нацизма в России сегодня - окраинная гопота. Пацанчики из даже не рабочих, а мелкоторгово-не-пришей-хвост предместий. Предмет эстетического внимания (и даже любви) режиссеров Серебренникова, Буслова, Бардина-младшего, Балабанова. Инфантильные носители детского сознания, четко понимающие одно: вокруг - лажа. Сходите, будет возможность, в московском Гоголь-центре на премьерную пьесу «Братья» по мотивам «Рокко и его братья» Висконти. Так как раз хорошо показан этот процесс: четверо братьев горохом высыпаются в Москву из порвавшегося мешка своего городка с остановившимся заводом.
«Мы - братья», «дай пять, брателло!», «короче, братан» - это все попытка устроить рвущуюся жизнь самостоятельно на базе рода и крови. Ведь родство невозможно отнять. Мы - свои, мы семья, мы братаны, нужно держаться друг друга, и в этом правда, а любой вне нашего братства - чужак и враг, и мы докажем, что в правде сила.
Снявший один из самых страстных и самых отвратительных в истории отечественного кинематографа фильм «Брат» Алексей Балабанов (полагаю, он заключил сделку с дьяволом и отслужил нечистому всей силой таланта) потому и вошел в отечественное сознание, что не просто отобразил, но и одобрил этот распад социального до уровня крови. «Брат, не убивай, брат! - Не брат бы мне, гнида черножопая!» - это и рефрен, и знамя процесса. Черножопые - все, кто не нашей крови, не нашего рода, не нашего племени; все, кто понаехали (и неважно, что мы понаехали сами). Потому что, повторяю, нет ничего древнее структуры родовой связи. Это как, пятясь назад, дойти в антиэволюции даже не до кольчатых червей, а до берега кишащего аминокислотами океана.
Но гопота-пацанва ничего не знает про эволюцию. Эти братцы - совсем кролики, в смысле, дети. Детское сознание неизменно верит в потерянный рай, в спрятанный Грааль. Оттого так детей привлекают сказки, что нужно вызнать секрет, подслушать волшебное слово, - и чудо случится.
Инфантильное сознание нередко свойственно целым народам. В России попытки исправить несправедливость вообще часто базируются на идее, что раньше было прекрасно, просто нужно вернуться к неверно совершенному повороту. И режиссер Говорухин снимает блаженно-лучезарную «Россию, которую мы потеряли», - ну, а свароголюбы и прочие почитателе Велесовой книги призывают открутить ленту назад до крещения Руси. Тоже пытаются дойти до основ, бедолаги. И хорошо хоть, что на рынки с азербайджанцами налетов не устраивают.
В общем, у меня прогноз на шансы национализма в нашей стране плохой.
Во-первых, наступают не просто перемены, а эпоха непременных перемен, смены идей, общественных фокусов: посмотрите, как живет интернет, где постоянно складываются и распадаются некие мерцающие социальные множества, которые невозможно ни предсказать, ни управлять.
Во-вторых, знание собственной истории у нас сведено к мифам, и я боюсь, честно говоря, появления нового Гитлера. Гитлер вообще был человек крайне острый в наблюдениях и точный в ощущениях, крайне энергичный - и чудовищно необразованный. Вся идея «высших» и «низших» рас, а также падения «культурного уровня» в результате расового смешения (Гитлеру вместо теории эволюции был известен лишь миф о ней, в «Майн кампф» раса у него не отличается от породы собак) - она как раз вышла из этого сочетания.
А в-третьих, я вижу, как государство со своими играми патриотов бесстыдно мухлюет. Невозможно требовать родину любить, если родина ничего не давет в взамен. А единственное, что может дать родина люберецкой шпане и ростовской гопоте- это равенство перед законом. Тогда сила оказывается не в братстве, не в кровном родстве, а в том, что гопник Васек, - он, короче, блин, ровно такой же, как президент Путин или премьер Медведев. Эта замурзанная пацанва в трениках со стрижками «сосульки га лбу» - она оказывается равной миллиардерам, политикам, поп-звездам, попам. Закон ее и возвышает, и защищает.
Но этого у нас и близко нет, и разрыв все больше и больше.
Поэтому, когда в финале спектакля «Братья», когда биты ставки, сделанные тремя братьями на фарт, на родство, на непротивлению злу, и на сцену выходит четвертый, самый никакой по характеру, и говорит, что жить надо не по понятиям, а по закону, потому что только закон может маленького человека в большом городе защитить, - это звучит дико фальшиво, и вообще, как будто по заказу Министерства культуры и администрации президента.
И об этой фальши я, признаюсь, не удержался и сказал Серебренникову.
- Да? - переспросил он. - Ну значит, и хорошо!