Как я начал рисовать
Когда-то давно, в школе, я вдруг узнал, что мой хороший друг Лёша пошёл в изобразительную студию. Студия располагалась в нашем Железногорском Центре Детского Творчества (ЦДТ), прямо рядом с моим домом. К тому времени я уже заметил, что мне нравится рисовать, и я, вслед за Лёшей, тоже начал посещать занятия, попросив маму меня туда записать.
Студией единолично руководила Лариса Владимировна Миханова. Это была высокая женщина неопределённого возраста, с копной рыжевато-красных волос, очень стройная и подтянутая, с живым и запоминающимся лицом. Она очень любила улыбаться. Смеялась редко, а улыбалась часто.
Лариса Владимировна всегда была чрезвычайно увлечена своей работой. Из её биографии я знаю немного - только то, что она вскользь упоминала в своих многочисленных монологах. Она родилась где-то на дальнем востоке, закончила вуз, связанный с химией (или медициной, точно не помню), стала военным врачом. Но вскоре ей это надоело и она поступила в художественное училище. И стала художником. Когда она начала преподавать рисование - мне неизвестно. И с каких пор она живёт в Железногорске - тоже.
Первые занятия в студии были весьма необычны. Все мы начинали с рисования овалов. Причём, не просто овалов, а - идеальных овалов. Только тогда, когда мы были способны без линейки рисовать идеально ровные и правильные овалы, мы допускались к изображению кувшинов, чашек, блюдечек, и всей остальной столовой прелести.
Как раз там, в студии, я научился правильно затачивать карандаши. «Правильно» - с точки зрения художника. С тех пор я точу карандаши исключительно канцелярским ножиком, делая у карандаша очень длинный грифель. Наша учительница и сама очень любила точить карандаши и всегда была не против заточить карандаш своим ученикам, если им было лень. Я свои точил сам - мне тоже очень нравилось это медитативное занятие
С учениками Лариса Владимировна занималась индивидуально. В студии всё время находились несколько ребят. Все сидели за мольбертами и делали своё дело. Лариса Владимировна работала отдельно с каждым. Советовала, критиковала, показывала. Иногда хвалила.
Тогда, в 2005 году, в студию брали всех, кто имел хотя бы какие-то способности к рисованию. Обучение было очень дешёвое - мы платили, кажется, всего лишь двести рублей в месяц за возможность рисовать каждое занятие сколько угодно времени. Естественно, этот подарок судьбы почти никто из детей не ценил и прогуливал занятия при первой же возможности. Лично я посещал студию около двух-трёх раз в неделю, занимаясь по два часа, хотя мог бы приходить на пять часов пять дней в неделю. Лень в то время у меня и у сверстников была чудовищная. Напримера мы с Лёшей активно злоупотребляли пятиминутным перерывом во время занятия. Обычно во время перерыва мы шли на первый этаж здания ЦДТ и играли там в настольный теннис. Играли до тех пор, пока рассерженная Лариса Владимировна не приходила забирать нас обратно к мольбертам.
После года рисования карандашом я начал перешёл к краскам. Рисование красками наша учительница почему-то называла «технологией материала». Красками рисовали в отдельной маленькой комнатке с большим окном во всю стену. У стен стояли парты с мольбертами. Парты всегда были замызганы красками, а в помещении остро пахло маслом. Первое время этот запах был не очень приятен, но вскоре я привык.
В комнате технологии материала» всегда царила особая атмосфера. Лариса Владимировна большую часть времени проводила в главном помещении, где работали карандашом и рисовали с натуры. Естественно, мы все подолгу бездельничали. Мы рассказывали анекдоты, болтали или тупо безобразничали. Рисовали что попало на палитрах. Естественно, работа в «технологии материала» шла очень медленно. Одну картину мы писали по полгода. Сейчас уже я осознаю, что всю эту работу можно было сделать в десять раз быстрее. Однако, Лариса Владимировна никогда нас не торопила. Более того, она могла заставить любого ученика два часа переписывать один квадратный сантиметр холста, до тех пор, пока он не будет идеальным. Возможно, поэтому почти все копии картин, создававшиеся нами, были вполне себе сносными (особенно для школьников седьмого-восьмого класса).
После обучения начальным навыкам рисования красками, можно было приступать к рисованию гипсовых голов. Это было одно из самых сложных заданий. Многие очень долго не могли добиться хорошо нарисованной головы. Если голова в итоге была нарисована плохо, нужно было нарисовать ещё одну. Одну голову рисовали как минимум месяц. Я, например, очень долго, несколько месяцев, работал над головой вот этого мужчины. Кажется, его звали Гатамелат.
Лариса Владимировна очень любила говорить. Если она ни с кем не занималась, то она могла начать рассуждать о самых разных вещах. Но, обычно, она обсуждала искусство. Из разных уголков студии можно было услышать:
-...У Коровина была прекрасная живопись! Как он чувствовал цвет! Он был мастером пастозной живописи. Вам надо обязательно посмотреть его картины. Смотреть и анализировать, смотреть и анализировать... Не надо закрашивать, мы с вами на маляры. Мы пишем, а не закрашиваем...
-...Ребята, скоро лето. Прошу вас, не упускайте такую возможность! Берите бумагу, карандаш и вперёд! Вы должны заниматься пленером. Cколько раз я вам говорила: ходите, рисуйте, зарисовывайте, это научит вас улавливать пропорции, точно вымерять. Никто не принёс мне ни одного наброска... Занимайтесь набросочной и зарисовочной техникой - растения, бижутерия, посуда, природа - всё надо зарисовывать и показывать...
Я не приносил ей набросков, потому что я их почти не делал. А если и делал, то стеснялся показывать, боясь, что она сочтёт их ужасными. Сейчас я сожалею об этом. Потому что теперь до меня доходит то, чего она от нас хотела и что хотела в нас развить.
Ближе к 11 классу я уже рисовал с натуры. Лариса Владимировна любила натуру до безумия. Будь её воля, мы бы рисовали и обнажённую натуру, она не видела в этом ничего неподобающего. До натуры допускались не все. Нужно было сперва пройти «технологию материала», нарисовать какое-то количество гипсовых голов, и сделать это на приличном уровне. Рисовать с натуры мне нравилось. Я работал и карандашом, и маслом. Работа с натуры шла гораздо быстрее, чем рисование голов. Люди не любили долго позировать, и с работой нужно было справляться за четыре-пять занятий, то есть за 8-10 часов.
В 11 классе я уже стал задумываться о поступлении в вуз. Лариса Владимировна очень хотела, чтобы я поступил в художественный. Академия Ильи Глазунова, Строгановка, и т.д. И старалась, чтобы у меня было достаточное количество работ для поступления. Готовила меня к экзаменам. Я разрывался между художественным и техническим направлениями. Победило техническое. Художественное испугало меня бесперспективностью и туманностью. Зимой я ушёл из студии, сказав, что мне надо готовиться к ЕГЭ. На самом деле, если это и было правдой, то лишь наполовину, потому что свободное время у меня было. Мне просто было стыдно перед моей учительницей, которая многого от меня ждала, а я её подвёл.
Сейчас, оказываясь в Железногорске, я обязательно прихожу в нашу художку, если она работает. Лариса Владимировна всегда интересуется моим обучением. Спрашивает, рисую ли я. Пару лет назад, в летние каникулы, я даже начал рисовать натюрморт. Но так и не закончил.
Более пяти лет я посещал студию, и, естественно, она стала очень важной частью моей жизни. Лариса Владимировна же оказала на меня сильнейшее влияние, определившее мои вкусы, привычки, способности. И не только мои. За это ей большое спасибо.