Беседа со старовером
Протодиакон Андрей Кураев, безусловно, - самый известный нестарообрядческий богослов среди старообрядческих читателей. На старообрядческих форумах существуют десятки и сотни самых разных тем обсуждений, где упоминается имя этого богослова и миссионера РПЦ. Его высказывания заставляют размышлять и улыбаться, соглашаться и жестко критиковать, негодовать и удивляться. Одно лишь остается неизменным: равнодушно относиться к миссионерской и общественной деятельности о. Андрея не получается.
Отношение к старообрядчеству и вообще к древнерусской церковной традиции у о. Андрея весьма сложное и неоднозначное. В разных его выступлениях и публикациях звучали оценки порой диаметрально противоположного характера, которые, тем не менее, становятся на долгое время предметом пересудов и спекуляций на старообрядческих сайтах и форумах. Можно сказать, что о. Андрей неслучайно прозван оппонентами «протодиаконом Всея Руси», мастерски владеющим приемами апологетики и полемики. Он может нанести кинжальный удар неожиданным аргументом, может грациозно и не без доли юмора парировать атаку оппонентов, а может (разумеется, при крайней необходимости) и вовсе отказаться от схватки и скрыться.
- Вы не раз упоминали, что на ваше решение прийти в Церковь повлиял ваш друг Сергий Дурасов, впоследствии известный старообрядческий деятель. Как это случилось?
- Познакомились мы с ним за решеткой. Эта решетка отделяла общедоступное университетское пространство от святая святых тогдашнего МГУ - библиотеки кафедры научного атеизма философского факультета.
Дело в том, что эта кафедра, в отличие от остальных, занимала не одну комнату, а целых три: кабинет зав.кафедры, преподавательская комната, а отдельно, в самой большой комнате - 1003 - спецбиблиотека. Основу библиотеки, судя по штампам на книгах, составляла конфискованная библиотека Оптиной пустыни. Она, конечно, с каждым годом худела, книжки куда-то с течением лет испарялись, то, что не считалось ценным в 1960-е годы, в 1980-е уже воспринималось иначе.
Не знаю как сейчас, но тогда там было, что почитать. В эту библиотеку пускали только студентов, специализирующихся на этой кафедре, и редко-редко когда из других факультетов. Так что у нас были три библиотеки: библиотека кафедры, библиотека гуманитарных факультетов, и фундаментальная библиотека на Моховой, в старом здании МГУ.
Вот за этой решеткой, где было очень мало студентов, однажды я и увидел новое лицо, читающее что-то вовсе не научно-атеистическое. Это совпало с периодом моего богоискательства. Познакомились. Разговорились. Как было принято в те годы, сошлись на какой-нибудь антисоветской теме и соответствующих анекдотах. А потом уже заговорили о более важных вещах, о религии.
Выяснилось, что у нас не только научно-критический интерес к этой тематике. Причем, в ту пору Сергей хотел креститься у баптистов, он ходил к ним в Малый Вузовский переулок, сейчас Трехсвятительский. Этот адрес я тоже от него тоже узнал, и мы даже вместе там были.
Но меня не впечатлили баптистские посиделки. У меня тогда было убеждение, что если Бог есть, то, наверное, я не первый счастливчик, которому пришла в голову эта мысль. Наверное, Господь - если Он есть - открывал себя людям и до меня, и, значит, надо искать другие следы присутствия Бога в человеческой истории.
И поэтому для себя, еще, будучи атеистом, я решил, что если уж поверю, то пойду в самую консервативную традицию, то есть в Православие. Сережа в конце концов сделал такой же вывод. Но ему уже, я помню, баптисты назначили день крещения, он к ним на катехизацию ходил. И со своих баптистских крестин он все-таки убежал. Думаю, чутье историка сработало в нем, чутье человека, у которого есть понимание того, что не бывает «бессмысленных догм и обрядов».
У любого обряда есть какой-то смысл, и есть осмысленный генезис. Если книга написана на китайском языке это не значит что она бессмысленна. Просто я не знаю китайского, и как варвара, она меня не удостаивает разговора. Но сказать, что и для китайцев она бессмысленна, нельзя. То же самое касается и церковной традиции, обрядов.
У Сергея тогда тоже такое что-то сработало, и он отшатнулся от баптизма с молодой, юношеской решительностью - и сразу ушел в староверие, не побывав в «никонианстве».
Я с ним на эту тему никак не спорил, тем более тогда, когда я был не никонианин, а простой богоискатель. Для меня это просто было интересной, необычной и довольно опасной авантюрой. Я открыл тогда для себя новый и личный смысл в песне Высоцкого «Мой друг уехал в Магадан».
И я просто желал Сергею, чтобы в этой авантюре ему было хорошо.
Сережа, когда крестился у староверов, ходил такой счастливый, что породил во мне чувство зависти. Это была весна 1982 года. Я тогда был на третьем курсе, а он может даже и младше, на втором, не помню точно, но на истфаке. Я был на философском, а он на пять этажей ниже - на историческом учился. Из-за чувства зависти я сказал себе, что я тоже хочу пережить хоть один такой светлый день, такую ясную неделю. Пусть это даже все неправда, но я тоже хочу, чтобы и у меня однажды были такие счастливые глаза, как у Сережи.
Крайнюю дату этого своего волюнтаристского крещения я назначил себе на осень того же года. Я свой характер знаю: бросить курить можно «с понедельника» лет двадцать подряд. Поэтому я назначил четкую дату: я крещусь этой осенью или никогда. Мое крещение пришлось уже на самый финал этого срока - на 29 ноября. Это отдельная история. Но в тот день после своих крестин, я поехал в университет, после пар нашел Сергея. Других людей, с которыми я мог бы беседовать на столь сокровенную тему, тогда вокруг меня просто не было.
И вот я его нахожу, и мы по традиции идем обедать в «восьмерку» (8 столовую МГУ, которая поддерживала жизнь в студентах гуманитарных факультетов). Не помню, что мы ели, но под конец, раз такой праздник, я взял мороженое в вазочке. И вот в ту минуту, когда я аккуратно доел последнюю каплю этого мороженого, Сергей сказал мне:
- Ну что, поздравляю тебя с первым грехом.
- каким грехом?
- ну ты пост нарушил. Сегодня 29 ноября, а 28го пост начался Рождественский.
Вот ведь университетская ехидная натура! Дождался, пока я доем, и лишь затем предупредил !
Потом у нас была уже другая почва для общения. Нет, никогда за нашу жизнь мы не спорили на тему разногласий между никонианами и староверами. Но однажды мы сидим вечерком в его комнатке в общежитии, что-то такое обсуждаем. И вдруг он говорит: «Ты знаешь, я бы епископом хотел бы стать». Из внезапного нокаута я молвлю: «Как? Никогда тебя в карьеризме не подозревал». Он: «Причем тут карьеризм? Это не причем. Просто понимаешь: епископу спастись легче». Я: «Почему легче?» Он: «Я историк, я изучаю сейчас историю Православной Церкви, и я вижу, что епископу легче спастись, потому что епископу для канонизации не нужно творить чудеса, ему достаточно просто остаться порядочным человеком, - и его обязательно канонизируют».
- Как Вы относитесь к тому, что он (священноинок Симеон) в конечном итоге оставил церковное служение и ушел можно сказать в «самостоятельное плавание»?
- Что он сложил сан и не стал прятаться, вести двойную жизнь, у меня опять вызывает только уважение. Он не прятал от комсомольцев свою веру, и не стал прятать свою любовь от благочестивцев.
Сергей всегда был человеком, способным на серьезные поступки. Вот и в данном случае он поступил по совести. Опять же важно, что из краха своей «карьеры» не сделал далекоидущих мировоззренческих выводов, не стал говорить: «теперь я атеист» или «старообрядческая идея не верна». Не стал борцом против своей Митрополии. И снова я вижу в его позиции добротность, достойную уважения.
- О. Андрей, в одном из своих сочинений Вы отметили, что двуперстное крестное знамение, употребляемое старообрядцами, более точно выражает христологическую догматику, чем трехперстие. Это признается и другими серьезными исследователями и литургиками, еще со времен исследований Н. Ф. Каптерева, Е. Е. Голубинского.
Тем не менее, и в современной символической литературе, в катехизисах новообрядческих церквей, просветительской литературе никогда не упоминается об этом. Более того, в популярной церковно-исторической литературе по прежнему господствуют негативные штампы и клише XVIII-XIX веков по отношению к двуперстию и другим старым обрядам.
Почему так происходит?
- Дело в том, что никакой книгоиздательской политики в нашей Церкви не существует. От Патриархии исходит только одна установка: издавать и репрезентировать книги, рассказывающие о лучшем миссионере современности - патриархе Московском и всея Руси Кирилле. Установка на пиар первого лица есть. А все остальное руководству вполне фиолетово.
Совершенно спокойно одни официальные представители Церкви будут целоваться, скажем, с армянскими иерархами, а при этом их же епархиальные издания могут тех же армян смешивать с грязью, анафематствовать и т.д. Так же с католиками. Нельзя ругать только Кремль и власть (такого запрета, кстати, не было при патриархе Алексии II). Остальных, в том числе староверов, - можно. Не по заданию сверху, а просто по убеждению автора.
Диалог Патриархии и староверов - это все равно, что диалог православных и католиков или католиков и армян. Понимаете, нам, православным, может казаться невероятно важным, что у католиков кто-то из их богословов что-то доброе сказал о нашем православии. Мы начинаем пускать слюнку: вот-вот и весь Ватикан поймет нашу правду, историческую, догматическую и т.д. А для них это настолько периферия, что католический мир даже и не замечает, что такого сказал кто-то из его прелатов или профессоров. На их епископских конференциях совсем другая повестка дня.
Представьте, что соседский пацаненок звонить в вашу квартиру. Он забыл ключи, а его мамы нет дома, и он просит принять его на полчасика. Если у вас ненароком оказался недоеденный пирог, то почему бы и не угостить им ребенка. Можно и телевизор дать посмотреть… Но сказать, что я всерьез озабочен судьбой этого ребенка и занимаюсь его воспитанием, было бы нечестно.
Вот так же католики относятся к нам. Может, и есть у них три-четыре человека, которые профессионально занимаются диалогом с нашими чиновниками. Есть еще десять человек, которые столь же профессионально заняты изучением православия. И еще сотня, которые испытывают к этому личностный интерес в разных монастырях или университетах. Но еще больше католических профессоров испытывают интерес к диалогу с буддизмом. А еще в десять раз больше - интерес к диалогу с лютеранами или англиканами.
В диалоге со старообрядчеством точно такая же ситуация. Я думаю, в нашем «системном духовенстве» есть только один человек, который ложится спать с мыслью «А как там староверы?». Это отец Иоанн Миролюбов. Для него это и личная проблема и профессиональная. Я не думаю, что митрополит Илларион и митрополит Ювеналий хотя бы раз в жизни засыпали с этой мыслью. (Илларион (Алфеев), митрополит Волоколамский, председатель Отдела внешних церковных связей Московского Патриархата, Ювеналий (Поярков) Митрополит Крутицкий и Коломенский, управляющим Московской епархией, Постоянный член синода РПЦ)
Любую проблему можно решить только с этим условием, что ты засыпаешь, думая об этой проблеме, и просыпаешься, думая о ней же. Тогда твой мозг и твоя молитва направлены на ее решение. У наших иерархов мысли направлены совершенно на другие темы. Не знаю - хорошие или плохие. Но точно не на проблему: «Что со староверами?»
- В старообрядческой среде часто обсуждаются существующие якобы планы о слиянии или о поглощение старообрядчества Московской Патриархией. Вы что-то слышали об этом?
- Первое должен сказать вам - не надейтесь, и второе - не бойтесь.
Не надейтесь, что кто-то в Патриархии схватится за голову: «Боже мой, что этот гад Никон натворил в XVII веке, сейчас мы все срочно поменяем, вернем всё как было до раскола!».
И не бойтесь - никто не хочет вас скушать. Нет никаких специальных планов.
Даже слияние с Зарубежной Церковью получилось ненароком, случайно, а вовсе не потому, что в Патриархии был разработан хитрый план. Просто есть у нас такой неспокойный человечек. о. Тихон Шевкунов, а у него есть свой ключ к кабинетам высшей российской власти. Ему лично диалог с РПЦЗ был интересен. Но уверяю вас, и патриарх Алексий, и митрополит Кирилл были скорее обеспокоены этой его активностью. Во-первых - кто это имеет право входить к Президенту мимо нас? А, во-вторых, зачем это вообще нам надо? Нам интереснее диалог с католиками.
У отца Иоанна Миролюбова нет таких ключиков и такой пассионарности, как у о. Тихона. Поэтому спите спокойно.
- Несколько лет назад, во время разработки учебника Основы православной культуры Вы вступили в заочную полемику со известным ученым А. В. Муравьевым, старообрядцем по исповеданию, автором альтернативного учебника, и довольно часто его критиковали. С чем были связаны эти события? Спустя годы, видите ли Вы резон в такой жесткой полемике?
- Там все было гораздо сложнее.
Сроки работы были крайне сжаты. В феврале 2009 года избирается патриарх. В июле он уже достигает договоренности с президентом Дмитрием Медведевым о том, что будет начата работа над учебником ОПК. В конце июля создается редколлегия во главе со мной, но при этом сроки не оговариваются. Я думал, что на такую серьезную работу надо будет потратить лет пять. Просто нельзя написать учебник за полгода. Предполагал, что за три года я познакомлюсь со специалистами, соберу имеющиеся материалы, попробую найти наиболее интересных людей, которые и напишут книжку. Не думал, что придется самому писать этот учебник.
И вдруг в начале октября патриарх мне говорит: а где учебник? Оказывается, он нужен уже сейчас. И тут я понимаю, что если учебник нужен через месяц - его никто кроме меня не напишет.
Я понимаю позицию митр. Меркурия, тогда епископа (Глава синодального Отдела религиозного образования и катехизации митр. Меркурий Ростовский и Новочеркасский - прим. ред.), он тоже, как всякий нормальный человек, считал это невозможным - за месяц написать учебник, тем более не будучи в этом профессионалом. Просто он не представлял себе степень моей ненормальности
Я же ни дня в школе не работал, никаких учебников ранее не писал. Естественно предположить, что если я что-то и напишу, мой текст может быть интересен в лучшем случае в качестве книги для учителя, но не как то, с чем можно идти в класс. Как здравый руководитель, владыка Меркурий посчитал, что создание учебника надо поручить профессионалам. Вот у Л. Шевченко (Л. Л. Шевченко, доктор педагогических наук, профессор, автор ряда учебников и учебных пособий - прим. ред.) уже есть линейка учебников ОПК для разных классов, так пусть она напишет и новый вариант.
Таким образом профильный отдел патриархии пришел к выводу, что я к учебнику не должен иметь отношения.
Меня не включили в соответствующую рабочую группу при министерстве образования, куда входил Муравьев. От Отдела там была Л. Шевченко, и считалось, что она будет писать учебник.
Так что мне приходилось немало усилий тратить не только на написание учебника, но и на то, чтобы получить возможность презентовать его тому же министерству образования, чтобы убедить, что это реальный текст, который может сработать.
Вскоре выяснилось, что учебник Л. Шевченко получил негативные оценки специалистов. И причина провала была именно в том, что у человека уже были собственные наработки. Ну нельзя создать новый учебник методом ножниц: взять один урок из третьего класса, другой из шестого, совместить их в одной книге, которая будет считаться учебником для пятого класса. Не получается так.
Текст, который написал я, прошел публичное, сетевое обсуждение. Я каждый урок вывешивал на форуме, затем, учитывая мнения людей, вносил многократную правку. Получилось «соборное творчество». Вышло интересно и, главное, патриарху это понравилось. И после этого Отделу пришлось давать обратный ход: вместо учебника Шевченко рекомендовать мой.
Но кроме этого, была и вторая линия сопротивления: атеистические чиновники из Министерства образования нервничали из-за моей репутации как миссионера. И мой учебник они окрестили именно миссионерским.
Компания потомственных профессиональных атеистов во главе с госпожой Шахнович из Петербурга (Марианна Михайловна Шахнович - российский религиовед и философ религии, специалист в области истории античной философии - прим. ред.) по версии Минобра была главным идеологом этого проекта, и она считала, что учебное пособие по ОПК должно быть написано сухо. В нем ничего не должно быть живого, что могло бы увлечь детское сердце.
Вот так и возник странный союз атеиста и старовера. Это была идея Шахнович: пусть Муравьев напишет учебник вместо Кураева. В этом и была суть конфликта. Так что тут не было ни как такового «староверческого» фактора. Ни моего личного отношения к Алексею Муравьеву.
Сегодня та страничка уже закрыта. Есть множество учебников по ОПК. Есть мой учебник, есть учебники десятка других авторов, в том числе Муравьева. Пусть учителя сравнивают и выбирают. Я все равно считаю, что у меня получилось лучше, чем у коллег , хотя и понимаю, что моя позиция пристрастна.
- Есть ли у Вас собственная позиция по вопросам признания Московской Патриархией старообрядческих иерархий - Белокриницкой и Новозыбковской?
- Дело в том, что нормального богословского обсуждения этого вопроса на принципиальном уровне не было. Вопрос страшно интересен, потому что в нем реально сталкиваются два церковных преданий: каноническое и догматическое. Это вопрос признания вообще инославного священства, например, старокатолического, беглопоповского, филаретовского (священства Украинской Православной Церкви Киевского Патриархата - прим. ред.) в конце концов.
Догматически Церковь одна: Чаша одна, Литургия одна. Но беглопоповцы исповедуют, что таинства могут совершаться и действительны за пределами истинной Церкви. По идее такова и официальная позиции и Патриархии, и именно поэтому беглопоповцы принимают в сущем сане наших попов, а мы - католических. Хотя догматически инославные священники вроде вне церкви: вне церкви только цирк, по которому бродят ряженые актеры. Богословски совместить эти догматическое «нет» и каноническое «да» трудно. Еще сложнее объяснить это совмещение и сделать его общепризнанной доктриной Церкви.
Тут к усилию мысли и дискуссии надо пригласить всю Церковь, ее коллективный богословский разум. Но мне кажется, сейчас у патриархии нет вкуса к серьезным дискуссиям и решениям, а потому и нет желания решить этот вопрос принципиально. Поэтому староверы не дождутся от нас серьезных перемен.
- Вы неоднократно и в критических выражениях говорили, что нет никакой необходимости в объединении старо и новообрядческих церквей, в случае принятия идей «старообрядчества ужас перед любой новизной, любым творчеством и любой мыслью станет тотальным».
А есть ли, по-Вашему мнению позитивные черты в старообрядчестве, которые бы хорошо было бы позаимствовать и иным конфессиям?
- Несомненно такие черты есть, и позитив есть. Вопрос только - с чем этот позитив связан? Дело в том, что изрядную часть позитива я могу видеть и в изолированных православных группах вне России.
Однако, на мой взгляд это не духовный, а социопсихологический механизм. Когда небольшая группа оказывается во враждебном окружении, она становится более потянутой, поджарой, в ней появляется больше дисциплины и самодисциплины, больше доверия друг к другу и к общине. Больше прав и у самой же общины и у людей в ней.
И это, безусловно, мне очень симпатично в жизни староверов. Но считать, что это только их эксклюзив я не могу, потому что я такие же явления вижу в жизни Зарубежной Церкви, в некоторых приходах, по крайней мере, и даже в некоторых приходах Московской Патриархии, в приходах русской ветви Константинопольского патриархата.
В целом скажу: мне лично староверие не интересно по той причине, что те язвы, что я вижу в своем православии, вовсе не чужды и староверию. Наши болячки болячки начались вовсе не с патриарха Кирилла или патриарха Сергия или патриарха Никона.
У никониан и староверов очень много общей истории. И это именно общая история болезни. Рясы и саккосы у нас одинаковые. А ведь "Само название "саккос" (от евр. сакк - рубище, вретище) показывает, что это одеяние взято из древнеиудейской среды, где оно представляло собою то же, что и фелонь древнейшей формы, но делалось из самой грубой власяницы, будучи одеждой скорби, покаяния, сугубого поста". http://www.magister.msk.ru/library/bible/comment/nkss/nkss17.htm
Слово "ряса" означает ровно то же самое, но по гречески. Саккос=ряса=обноски. Ну да. А митра - образ тернового венца. Вот попробуй сказать это людям и сохранить репутацию психически вменяемого человека.
- В 1990-е годы Вы много писали об опасности «православного оккультизма» «старчества», музыки «нью эдж», «рерихов». Сегодня эти феномены актуальны или уже потеряли свое значение и появились какие-то новые?
- Мы только на днях слышали, как устами Патриарха были озвучены тезисы о том, что энергия, исходящая из молящихся, освящает храмовое здание и иконы. Причем она копится в этом здании и иконах и потом отдается назад. Почитайте, что такое терафимы или эгрегоры у оккультистов - и вы получите ровно такие же дефиниции и объяснения.
- Ну а «рерихи» и «новые акрополи»?
- Ну а куда исчезли эти люди? Зайдите в любой книжный магазин и увидите, что на одну церковную книгу приходится сотня оккультных. Нередко на обложке православная иконка, а содержание вполне себе языческое. Оккультизм сегодня уже настолько пронизал всю атмосферу, что, как видим, даже у некоторых наших пастырей и даже архипастырей нет четкой разграничительной линии в этих вопросах. Знаете, я соглашусь скорее с Мирча Элиаде. Он преподавал в западных университетах и всегда протестовал, если его кафедру или курс называли «история религии». Он говорил: у религий нет истории. Религия рассказывает о вечных константах человеческого религиозного сознания. Поэтому здесь история не властна. Ничто не уходит навсегда, ничто не умирает. Вот и те темы, в которые я оказался втянут в 90-е годы, никуда не ушли. Можно только сравнивать, какая из них сегодня более актуальна.
- Почему не смотря на активную катехизацию, все большее распространения приобретают околохристианские, полуязыческие верования связанные с культами старцев и стариц, местами их обитания и разного рода предметами-фетишами?
- В ближайшие годы, думаю, будет рост популярности этих феноменов - просто по причине отталкивания от официозной религиозности.
Имитация бурной миссионерской или молодежно-работной деятельности, все эти крестные ходы и лекции по разнарядке, конечно, влияют на мироощущение прихожан. Люди ищут чего-то более искреннего, неподдельного. Поэтому тут для всяких богов Кузей, «старцев» и «святых отроков» просто открытое поле будет, благоуханное и удобренное. Все еще вернется со стократной силой.
Что касается отношения Церкви к популярным литературным и художественным явлениям Гарри Поттеру, «Звездным войнам» и так далее, то и эта проблема никуда не делась. До сих пор не дан алгоритм отношения к этим явлениям: когда Церковь должна ругаться с внешней светской культурой, когда игнорировать ее, где улыбнуться, а где принять и сказать «спасибо». Все эти нынешние дискуссия Чаплина и Энтео, и обнаженно-оскорбленные чувства - часть все того же тематического поля.
- Сегодня много говорится о духовном выгорании части священников пришедших в Церковь в 90-е год. Тех людей которые отдали лучшие годы своей жизни и здоровье на восстановление храмов, создание общин, а сегодня ощущают себя оставшимися у разбитого корыта.
Есть ли у Вас представление о путях лечения этого печального явления?
- Только Господь может всерьез призвать к священству, и только Он может исцелить душу перегоревшую. Никакие пастырские курсы, институты повышения квалификации, сеансы психотерапии не помогут. Это всего навсего искусственный массаж остановившегося сердца. В реальной жизни от этих реанимационных мер будет еще хуже. Ибо вторичная имитация неофитства обернется просто цирком.
Я думаю, что когда человеку кажется, что он потерял смысл жизни и служения, он может просто зайти в детский хоспис, посмотреть на детишек, которым гораздо хуже, чем ему, и поразиться, как они умеют улыбаться через свой страшный диагноз.
http://ruvera.ru/articles/andreiy_kuraev_pryamye_otvety
Отношение к старообрядчеству и вообще к древнерусской церковной традиции у о. Андрея весьма сложное и неоднозначное. В разных его выступлениях и публикациях звучали оценки порой диаметрально противоположного характера, которые, тем не менее, становятся на долгое время предметом пересудов и спекуляций на старообрядческих сайтах и форумах. Можно сказать, что о. Андрей неслучайно прозван оппонентами «протодиаконом Всея Руси», мастерски владеющим приемами апологетики и полемики. Он может нанести кинжальный удар неожиданным аргументом, может грациозно и не без доли юмора парировать атаку оппонентов, а может (разумеется, при крайней необходимости) и вовсе отказаться от схватки и скрыться.
- Вы не раз упоминали, что на ваше решение прийти в Церковь повлиял ваш друг Сергий Дурасов, впоследствии известный старообрядческий деятель. Как это случилось?
- Познакомились мы с ним за решеткой. Эта решетка отделяла общедоступное университетское пространство от святая святых тогдашнего МГУ - библиотеки кафедры научного атеизма философского факультета.
Дело в том, что эта кафедра, в отличие от остальных, занимала не одну комнату, а целых три: кабинет зав.кафедры, преподавательская комната, а отдельно, в самой большой комнате - 1003 - спецбиблиотека. Основу библиотеки, судя по штампам на книгах, составляла конфискованная библиотека Оптиной пустыни. Она, конечно, с каждым годом худела, книжки куда-то с течением лет испарялись, то, что не считалось ценным в 1960-е годы, в 1980-е уже воспринималось иначе.
Не знаю как сейчас, но тогда там было, что почитать. В эту библиотеку пускали только студентов, специализирующихся на этой кафедре, и редко-редко когда из других факультетов. Так что у нас были три библиотеки: библиотека кафедры, библиотека гуманитарных факультетов, и фундаментальная библиотека на Моховой, в старом здании МГУ.
Вот за этой решеткой, где было очень мало студентов, однажды я и увидел новое лицо, читающее что-то вовсе не научно-атеистическое. Это совпало с периодом моего богоискательства. Познакомились. Разговорились. Как было принято в те годы, сошлись на какой-нибудь антисоветской теме и соответствующих анекдотах. А потом уже заговорили о более важных вещах, о религии.
Выяснилось, что у нас не только научно-критический интерес к этой тематике. Причем, в ту пору Сергей хотел креститься у баптистов, он ходил к ним в Малый Вузовский переулок, сейчас Трехсвятительский. Этот адрес я тоже от него тоже узнал, и мы даже вместе там были.
Но меня не впечатлили баптистские посиделки. У меня тогда было убеждение, что если Бог есть, то, наверное, я не первый счастливчик, которому пришла в голову эта мысль. Наверное, Господь - если Он есть - открывал себя людям и до меня, и, значит, надо искать другие следы присутствия Бога в человеческой истории.
И поэтому для себя, еще, будучи атеистом, я решил, что если уж поверю, то пойду в самую консервативную традицию, то есть в Православие. Сережа в конце концов сделал такой же вывод. Но ему уже, я помню, баптисты назначили день крещения, он к ним на катехизацию ходил. И со своих баптистских крестин он все-таки убежал. Думаю, чутье историка сработало в нем, чутье человека, у которого есть понимание того, что не бывает «бессмысленных догм и обрядов».
У любого обряда есть какой-то смысл, и есть осмысленный генезис. Если книга написана на китайском языке это не значит что она бессмысленна. Просто я не знаю китайского, и как варвара, она меня не удостаивает разговора. Но сказать, что и для китайцев она бессмысленна, нельзя. То же самое касается и церковной традиции, обрядов.
У Сергея тогда тоже такое что-то сработало, и он отшатнулся от баптизма с молодой, юношеской решительностью - и сразу ушел в староверие, не побывав в «никонианстве».
Я с ним на эту тему никак не спорил, тем более тогда, когда я был не никонианин, а простой богоискатель. Для меня это просто было интересной, необычной и довольно опасной авантюрой. Я открыл тогда для себя новый и личный смысл в песне Высоцкого «Мой друг уехал в Магадан».
И я просто желал Сергею, чтобы в этой авантюре ему было хорошо.
Сережа, когда крестился у староверов, ходил такой счастливый, что породил во мне чувство зависти. Это была весна 1982 года. Я тогда был на третьем курсе, а он может даже и младше, на втором, не помню точно, но на истфаке. Я был на философском, а он на пять этажей ниже - на историческом учился. Из-за чувства зависти я сказал себе, что я тоже хочу пережить хоть один такой светлый день, такую ясную неделю. Пусть это даже все неправда, но я тоже хочу, чтобы и у меня однажды были такие счастливые глаза, как у Сережи.
Крайнюю дату этого своего волюнтаристского крещения я назначил себе на осень того же года. Я свой характер знаю: бросить курить можно «с понедельника» лет двадцать подряд. Поэтому я назначил четкую дату: я крещусь этой осенью или никогда. Мое крещение пришлось уже на самый финал этого срока - на 29 ноября. Это отдельная история. Но в тот день после своих крестин, я поехал в университет, после пар нашел Сергея. Других людей, с которыми я мог бы беседовать на столь сокровенную тему, тогда вокруг меня просто не было.
И вот я его нахожу, и мы по традиции идем обедать в «восьмерку» (8 столовую МГУ, которая поддерживала жизнь в студентах гуманитарных факультетов). Не помню, что мы ели, но под конец, раз такой праздник, я взял мороженое в вазочке. И вот в ту минуту, когда я аккуратно доел последнюю каплю этого мороженого, Сергей сказал мне:
- Ну что, поздравляю тебя с первым грехом.
- каким грехом?
- ну ты пост нарушил. Сегодня 29 ноября, а 28го пост начался Рождественский.
Вот ведь университетская ехидная натура! Дождался, пока я доем, и лишь затем предупредил !
Потом у нас была уже другая почва для общения. Нет, никогда за нашу жизнь мы не спорили на тему разногласий между никонианами и староверами. Но однажды мы сидим вечерком в его комнатке в общежитии, что-то такое обсуждаем. И вдруг он говорит: «Ты знаешь, я бы епископом хотел бы стать». Из внезапного нокаута я молвлю: «Как? Никогда тебя в карьеризме не подозревал». Он: «Причем тут карьеризм? Это не причем. Просто понимаешь: епископу спастись легче». Я: «Почему легче?» Он: «Я историк, я изучаю сейчас историю Православной Церкви, и я вижу, что епископу легче спастись, потому что епископу для канонизации не нужно творить чудеса, ему достаточно просто остаться порядочным человеком, - и его обязательно канонизируют».
- Как Вы относитесь к тому, что он (священноинок Симеон) в конечном итоге оставил церковное служение и ушел можно сказать в «самостоятельное плавание»?
- Что он сложил сан и не стал прятаться, вести двойную жизнь, у меня опять вызывает только уважение. Он не прятал от комсомольцев свою веру, и не стал прятать свою любовь от благочестивцев.
Сергей всегда был человеком, способным на серьезные поступки. Вот и в данном случае он поступил по совести. Опять же важно, что из краха своей «карьеры» не сделал далекоидущих мировоззренческих выводов, не стал говорить: «теперь я атеист» или «старообрядческая идея не верна». Не стал борцом против своей Митрополии. И снова я вижу в его позиции добротность, достойную уважения.
- О. Андрей, в одном из своих сочинений Вы отметили, что двуперстное крестное знамение, употребляемое старообрядцами, более точно выражает христологическую догматику, чем трехперстие. Это признается и другими серьезными исследователями и литургиками, еще со времен исследований Н. Ф. Каптерева, Е. Е. Голубинского.
Тем не менее, и в современной символической литературе, в катехизисах новообрядческих церквей, просветительской литературе никогда не упоминается об этом. Более того, в популярной церковно-исторической литературе по прежнему господствуют негативные штампы и клише XVIII-XIX веков по отношению к двуперстию и другим старым обрядам.
Почему так происходит?
- Дело в том, что никакой книгоиздательской политики в нашей Церкви не существует. От Патриархии исходит только одна установка: издавать и репрезентировать книги, рассказывающие о лучшем миссионере современности - патриархе Московском и всея Руси Кирилле. Установка на пиар первого лица есть. А все остальное руководству вполне фиолетово.
Совершенно спокойно одни официальные представители Церкви будут целоваться, скажем, с армянскими иерархами, а при этом их же епархиальные издания могут тех же армян смешивать с грязью, анафематствовать и т.д. Так же с католиками. Нельзя ругать только Кремль и власть (такого запрета, кстати, не было при патриархе Алексии II). Остальных, в том числе староверов, - можно. Не по заданию сверху, а просто по убеждению автора.
Диалог Патриархии и староверов - это все равно, что диалог православных и католиков или католиков и армян. Понимаете, нам, православным, может казаться невероятно важным, что у католиков кто-то из их богословов что-то доброе сказал о нашем православии. Мы начинаем пускать слюнку: вот-вот и весь Ватикан поймет нашу правду, историческую, догматическую и т.д. А для них это настолько периферия, что католический мир даже и не замечает, что такого сказал кто-то из его прелатов или профессоров. На их епископских конференциях совсем другая повестка дня.
Представьте, что соседский пацаненок звонить в вашу квартиру. Он забыл ключи, а его мамы нет дома, и он просит принять его на полчасика. Если у вас ненароком оказался недоеденный пирог, то почему бы и не угостить им ребенка. Можно и телевизор дать посмотреть… Но сказать, что я всерьез озабочен судьбой этого ребенка и занимаюсь его воспитанием, было бы нечестно.
Вот так же католики относятся к нам. Может, и есть у них три-четыре человека, которые профессионально занимаются диалогом с нашими чиновниками. Есть еще десять человек, которые столь же профессионально заняты изучением православия. И еще сотня, которые испытывают к этому личностный интерес в разных монастырях или университетах. Но еще больше католических профессоров испытывают интерес к диалогу с буддизмом. А еще в десять раз больше - интерес к диалогу с лютеранами или англиканами.
В диалоге со старообрядчеством точно такая же ситуация. Я думаю, в нашем «системном духовенстве» есть только один человек, который ложится спать с мыслью «А как там староверы?». Это отец Иоанн Миролюбов. Для него это и личная проблема и профессиональная. Я не думаю, что митрополит Илларион и митрополит Ювеналий хотя бы раз в жизни засыпали с этой мыслью. (Илларион (Алфеев), митрополит Волоколамский, председатель Отдела внешних церковных связей Московского Патриархата, Ювеналий (Поярков) Митрополит Крутицкий и Коломенский, управляющим Московской епархией, Постоянный член синода РПЦ)
Любую проблему можно решить только с этим условием, что ты засыпаешь, думая об этой проблеме, и просыпаешься, думая о ней же. Тогда твой мозг и твоя молитва направлены на ее решение. У наших иерархов мысли направлены совершенно на другие темы. Не знаю - хорошие или плохие. Но точно не на проблему: «Что со староверами?»
- В старообрядческой среде часто обсуждаются существующие якобы планы о слиянии или о поглощение старообрядчества Московской Патриархией. Вы что-то слышали об этом?
- Первое должен сказать вам - не надейтесь, и второе - не бойтесь.
Не надейтесь, что кто-то в Патриархии схватится за голову: «Боже мой, что этот гад Никон натворил в XVII веке, сейчас мы все срочно поменяем, вернем всё как было до раскола!».
И не бойтесь - никто не хочет вас скушать. Нет никаких специальных планов.
Даже слияние с Зарубежной Церковью получилось ненароком, случайно, а вовсе не потому, что в Патриархии был разработан хитрый план. Просто есть у нас такой неспокойный человечек. о. Тихон Шевкунов, а у него есть свой ключ к кабинетам высшей российской власти. Ему лично диалог с РПЦЗ был интересен. Но уверяю вас, и патриарх Алексий, и митрополит Кирилл были скорее обеспокоены этой его активностью. Во-первых - кто это имеет право входить к Президенту мимо нас? А, во-вторых, зачем это вообще нам надо? Нам интереснее диалог с католиками.
У отца Иоанна Миролюбова нет таких ключиков и такой пассионарности, как у о. Тихона. Поэтому спите спокойно.
- Несколько лет назад, во время разработки учебника Основы православной культуры Вы вступили в заочную полемику со известным ученым А. В. Муравьевым, старообрядцем по исповеданию, автором альтернативного учебника, и довольно часто его критиковали. С чем были связаны эти события? Спустя годы, видите ли Вы резон в такой жесткой полемике?
- Там все было гораздо сложнее.
Сроки работы были крайне сжаты. В феврале 2009 года избирается патриарх. В июле он уже достигает договоренности с президентом Дмитрием Медведевым о том, что будет начата работа над учебником ОПК. В конце июля создается редколлегия во главе со мной, но при этом сроки не оговариваются. Я думал, что на такую серьезную работу надо будет потратить лет пять. Просто нельзя написать учебник за полгода. Предполагал, что за три года я познакомлюсь со специалистами, соберу имеющиеся материалы, попробую найти наиболее интересных людей, которые и напишут книжку. Не думал, что придется самому писать этот учебник.
И вдруг в начале октября патриарх мне говорит: а где учебник? Оказывается, он нужен уже сейчас. И тут я понимаю, что если учебник нужен через месяц - его никто кроме меня не напишет.
Я понимаю позицию митр. Меркурия, тогда епископа (Глава синодального Отдела религиозного образования и катехизации митр. Меркурий Ростовский и Новочеркасский - прим. ред.), он тоже, как всякий нормальный человек, считал это невозможным - за месяц написать учебник, тем более не будучи в этом профессионалом. Просто он не представлял себе степень моей ненормальности
Я же ни дня в школе не работал, никаких учебников ранее не писал. Естественно предположить, что если я что-то и напишу, мой текст может быть интересен в лучшем случае в качестве книги для учителя, но не как то, с чем можно идти в класс. Как здравый руководитель, владыка Меркурий посчитал, что создание учебника надо поручить профессионалам. Вот у Л. Шевченко (Л. Л. Шевченко, доктор педагогических наук, профессор, автор ряда учебников и учебных пособий - прим. ред.) уже есть линейка учебников ОПК для разных классов, так пусть она напишет и новый вариант.
Таким образом профильный отдел патриархии пришел к выводу, что я к учебнику не должен иметь отношения.
Меня не включили в соответствующую рабочую группу при министерстве образования, куда входил Муравьев. От Отдела там была Л. Шевченко, и считалось, что она будет писать учебник.
Так что мне приходилось немало усилий тратить не только на написание учебника, но и на то, чтобы получить возможность презентовать его тому же министерству образования, чтобы убедить, что это реальный текст, который может сработать.
Вскоре выяснилось, что учебник Л. Шевченко получил негативные оценки специалистов. И причина провала была именно в том, что у человека уже были собственные наработки. Ну нельзя создать новый учебник методом ножниц: взять один урок из третьего класса, другой из шестого, совместить их в одной книге, которая будет считаться учебником для пятого класса. Не получается так.
Текст, который написал я, прошел публичное, сетевое обсуждение. Я каждый урок вывешивал на форуме, затем, учитывая мнения людей, вносил многократную правку. Получилось «соборное творчество». Вышло интересно и, главное, патриарху это понравилось. И после этого Отделу пришлось давать обратный ход: вместо учебника Шевченко рекомендовать мой.
Но кроме этого, была и вторая линия сопротивления: атеистические чиновники из Министерства образования нервничали из-за моей репутации как миссионера. И мой учебник они окрестили именно миссионерским.
Компания потомственных профессиональных атеистов во главе с госпожой Шахнович из Петербурга (Марианна Михайловна Шахнович - российский религиовед и философ религии, специалист в области истории античной философии - прим. ред.) по версии Минобра была главным идеологом этого проекта, и она считала, что учебное пособие по ОПК должно быть написано сухо. В нем ничего не должно быть живого, что могло бы увлечь детское сердце.
Вот так и возник странный союз атеиста и старовера. Это была идея Шахнович: пусть Муравьев напишет учебник вместо Кураева. В этом и была суть конфликта. Так что тут не было ни как такового «староверческого» фактора. Ни моего личного отношения к Алексею Муравьеву.
Сегодня та страничка уже закрыта. Есть множество учебников по ОПК. Есть мой учебник, есть учебники десятка других авторов, в том числе Муравьева. Пусть учителя сравнивают и выбирают. Я все равно считаю, что у меня получилось лучше, чем у коллег , хотя и понимаю, что моя позиция пристрастна.
- Есть ли у Вас собственная позиция по вопросам признания Московской Патриархией старообрядческих иерархий - Белокриницкой и Новозыбковской?
- Дело в том, что нормального богословского обсуждения этого вопроса на принципиальном уровне не было. Вопрос страшно интересен, потому что в нем реально сталкиваются два церковных преданий: каноническое и догматическое. Это вопрос признания вообще инославного священства, например, старокатолического, беглопоповского, филаретовского (священства Украинской Православной Церкви Киевского Патриархата - прим. ред.) в конце концов.
Догматически Церковь одна: Чаша одна, Литургия одна. Но беглопоповцы исповедуют, что таинства могут совершаться и действительны за пределами истинной Церкви. По идее такова и официальная позиции и Патриархии, и именно поэтому беглопоповцы принимают в сущем сане наших попов, а мы - католических. Хотя догматически инославные священники вроде вне церкви: вне церкви только цирк, по которому бродят ряженые актеры. Богословски совместить эти догматическое «нет» и каноническое «да» трудно. Еще сложнее объяснить это совмещение и сделать его общепризнанной доктриной Церкви.
Тут к усилию мысли и дискуссии надо пригласить всю Церковь, ее коллективный богословский разум. Но мне кажется, сейчас у патриархии нет вкуса к серьезным дискуссиям и решениям, а потому и нет желания решить этот вопрос принципиально. Поэтому староверы не дождутся от нас серьезных перемен.
- Вы неоднократно и в критических выражениях говорили, что нет никакой необходимости в объединении старо и новообрядческих церквей, в случае принятия идей «старообрядчества ужас перед любой новизной, любым творчеством и любой мыслью станет тотальным».
А есть ли, по-Вашему мнению позитивные черты в старообрядчестве, которые бы хорошо было бы позаимствовать и иным конфессиям?
- Несомненно такие черты есть, и позитив есть. Вопрос только - с чем этот позитив связан? Дело в том, что изрядную часть позитива я могу видеть и в изолированных православных группах вне России.
Однако, на мой взгляд это не духовный, а социопсихологический механизм. Когда небольшая группа оказывается во враждебном окружении, она становится более потянутой, поджарой, в ней появляется больше дисциплины и самодисциплины, больше доверия друг к другу и к общине. Больше прав и у самой же общины и у людей в ней.
И это, безусловно, мне очень симпатично в жизни староверов. Но считать, что это только их эксклюзив я не могу, потому что я такие же явления вижу в жизни Зарубежной Церкви, в некоторых приходах, по крайней мере, и даже в некоторых приходах Московской Патриархии, в приходах русской ветви Константинопольского патриархата.
В целом скажу: мне лично староверие не интересно по той причине, что те язвы, что я вижу в своем православии, вовсе не чужды и староверию. Наши болячки болячки начались вовсе не с патриарха Кирилла или патриарха Сергия или патриарха Никона.
У никониан и староверов очень много общей истории. И это именно общая история болезни. Рясы и саккосы у нас одинаковые. А ведь "Само название "саккос" (от евр. сакк - рубище, вретище) показывает, что это одеяние взято из древнеиудейской среды, где оно представляло собою то же, что и фелонь древнейшей формы, но делалось из самой грубой власяницы, будучи одеждой скорби, покаяния, сугубого поста". http://www.magister.msk.ru/library/bible/comment/nkss/nkss17.htm
Слово "ряса" означает ровно то же самое, но по гречески. Саккос=ряса=обноски. Ну да. А митра - образ тернового венца. Вот попробуй сказать это людям и сохранить репутацию психически вменяемого человека.
- В 1990-е годы Вы много писали об опасности «православного оккультизма» «старчества», музыки «нью эдж», «рерихов». Сегодня эти феномены актуальны или уже потеряли свое значение и появились какие-то новые?
- Мы только на днях слышали, как устами Патриарха были озвучены тезисы о том, что энергия, исходящая из молящихся, освящает храмовое здание и иконы. Причем она копится в этом здании и иконах и потом отдается назад. Почитайте, что такое терафимы или эгрегоры у оккультистов - и вы получите ровно такие же дефиниции и объяснения.
- Ну а «рерихи» и «новые акрополи»?
- Ну а куда исчезли эти люди? Зайдите в любой книжный магазин и увидите, что на одну церковную книгу приходится сотня оккультных. Нередко на обложке православная иконка, а содержание вполне себе языческое. Оккультизм сегодня уже настолько пронизал всю атмосферу, что, как видим, даже у некоторых наших пастырей и даже архипастырей нет четкой разграничительной линии в этих вопросах. Знаете, я соглашусь скорее с Мирча Элиаде. Он преподавал в западных университетах и всегда протестовал, если его кафедру или курс называли «история религии». Он говорил: у религий нет истории. Религия рассказывает о вечных константах человеческого религиозного сознания. Поэтому здесь история не властна. Ничто не уходит навсегда, ничто не умирает. Вот и те темы, в которые я оказался втянут в 90-е годы, никуда не ушли. Можно только сравнивать, какая из них сегодня более актуальна.
- Почему не смотря на активную катехизацию, все большее распространения приобретают околохристианские, полуязыческие верования связанные с культами старцев и стариц, местами их обитания и разного рода предметами-фетишами?
- В ближайшие годы, думаю, будет рост популярности этих феноменов - просто по причине отталкивания от официозной религиозности.
Имитация бурной миссионерской или молодежно-работной деятельности, все эти крестные ходы и лекции по разнарядке, конечно, влияют на мироощущение прихожан. Люди ищут чего-то более искреннего, неподдельного. Поэтому тут для всяких богов Кузей, «старцев» и «святых отроков» просто открытое поле будет, благоуханное и удобренное. Все еще вернется со стократной силой.
Что касается отношения Церкви к популярным литературным и художественным явлениям Гарри Поттеру, «Звездным войнам» и так далее, то и эта проблема никуда не делась. До сих пор не дан алгоритм отношения к этим явлениям: когда Церковь должна ругаться с внешней светской культурой, когда игнорировать ее, где улыбнуться, а где принять и сказать «спасибо». Все эти нынешние дискуссия Чаплина и Энтео, и обнаженно-оскорбленные чувства - часть все того же тематического поля.
- Сегодня много говорится о духовном выгорании части священников пришедших в Церковь в 90-е год. Тех людей которые отдали лучшие годы своей жизни и здоровье на восстановление храмов, создание общин, а сегодня ощущают себя оставшимися у разбитого корыта.
Есть ли у Вас представление о путях лечения этого печального явления?
- Только Господь может всерьез призвать к священству, и только Он может исцелить душу перегоревшую. Никакие пастырские курсы, институты повышения квалификации, сеансы психотерапии не помогут. Это всего навсего искусственный массаж остановившегося сердца. В реальной жизни от этих реанимационных мер будет еще хуже. Ибо вторичная имитация неофитства обернется просто цирком.
Я думаю, что когда человеку кажется, что он потерял смысл жизни и служения, он может просто зайти в детский хоспис, посмотреть на детишек, которым гораздо хуже, чем ему, и поразиться, как они умеют улыбаться через свой страшный диагноз.
http://ruvera.ru/articles/andreiy_kuraev_pryamye_otvety