Обет безинтернетия
На "Дожде" сегодня:
http://tvrain.ru/articles/protodiakon_kuraev_govorja_o_zaprete_interneta_patriarh_pytaetsja_presech_obrazovanie_gruppirovok_vnutri_tserkvi-345293/
Интернет может помешать монахам думать о спасении души. Им не стоит выходить в сеть, чтобы избежать соблазнов мира. Об этом 4 июня говорил, во время встречи с братией монастыря Зограф на Святой горе Афон, Патриарх Кирилл.
Обсудим тему с профессором Московской духовной академии Андреем Кураевым.
Лобков: Вы быстро отреагировали в том духе, что патриарх недооценивает благочестие монахов. Он в них сомневается, и это не очень хорошо.
Кураев: Это не так. Я считаю, что патриарх прав. Я понимаю, что есть привычная ассоциация: Интернет - грех, значит, порносайты. Это не так. Интернет, как и жизнь людей и общества, это огромное пространство, в котором есть множество страстей, интриг, грехов и отнюдь не только сексуального характера. Прежде всего, грех сплетничества, грех создания партийных группировочек для того, чтобы создать дополнительные критерии для опознавания своего и чужого. Кроме общехристианской идентичности у многих людей, особенно у монашества, есть желание выбрать дополнительные критерии православности: это по-настоящему православно, а это нет.
Лобков: То есть разные монастыри друг с другом спорят…
Кураев: Это не полемика монастырей. Назову два маркера: пензенские «закопанцы» и бывший епископ Диомид.
Лобков: Это так называемые монашеские ереси?
Кураев: В некоторой степени да. Люди считают, что православие под угрозой, есть некий глобальный заговор против православия, Антихрист вот-вот откровенно воцарится, а в реальности он уже и так действует: это всякие электронные паспорта, налоговые номера, штрих-коды… Люди пугают друг друга. Есть некий уже десятилетиями действующий на монашеской среде механизм взаимного пугания.
Лобков: Но это же без Интернета все происходило.
Кураев: С Интернетом это просто быстрее происходит.
Лобков: Можно ли таким образом бороться с разногласиями в церковной среде, если действительно цель была такая?
Кураев: Обратите внимание, где Патриарх это сказал: не на заседании Синода в Москве или Петербурге, а в столице мирового монашества, выступая перед наиболее авторитетными монахами всего православного мира. Насколько я понимаю, они с ним согласились. Монашеский мир довольно странен... Для монахов Патриарх может не быть духовным авторитетом, но монахи горы Афон для них духовный авторитет. Именно с Афона идет не приказ, а совет: подумай сам, ты зачем ушел из мира, чтобы потом в кармане протащить туда же этот проводок и все равно жить с мирскими интересами и сплетнями? Я думаю, что именно так обоснован этот совет. Для кого-то он будет значим. Нет и не может быть никакого приказа, про дополнительный обет монашества: кроме обета безбрачия ввести еще и «обет безинтернетия».
Лобков: Не накладываются ли дополнительные духовные скрепы на православную конструкцию, не превращается ли при помощи таких приказов церковь в некое подобие рыцарского ордена, предписывавшего своим членам все нормы жизни?
Кураев: Это не приказ, не распоряжение. Вообще это нормально. У нас есть поговорка « В чужой монастырь со своим уставом не лезут». Поговорка есть, реальной разницы между монастырями нет. Поэтому было бы здорово, если бы юноша или девушка на пороге монастыря понимали, этот монастырь работает с больными, у этого ордена или монастыря призвание - педагогика, здесь - книжные черви, работают со старыми рукописями, здесь - огород и пчелки, а здесь просто молятся и ни на что не отвлекаются.
Лобков: Всеволод Чаплин как-то приравнял к греху звонки мобильных телефонов в церкви. Создается ощущение, что все более и более регламентированной становится жизнь. Например, юбки, платки, которые верующих заставляют надевать… Не оттолкнет ли это многих людей от православия тем, что оно становится чуть ли не военизированным?
Кураев: Точно такое же правило действует в любом кинотеатре и театре, лекции, встрече с людьми, у вас в студии. Когда я прихожу к вам в гости, меня тоже просят выключить мобильный телефон. Я же не говорю, что телеканал ДОЖДЬ - это зародыш тоталитарной секты.
Лобков: А церковь вообще должна использовать Интернет? Насколько я понимаю, она использует его очень активно. Есть православные и околоправославные сайты.
Кураев: Патриарх Алексей Второй просто требовал, чтобы у каждого прихода был свой интернет-сайт, чтобы у каждого священника был мобильный телефон: вы должны быть доступны в любую минуту, если какое-то распоряжение от епископа. Монахи разные, разное послушание. Есть эконом - его задача знать, сколько стоит хлеб, пшеница, вино, масло на рынке, рыба и т.д., работа со спонсорами. Есть духовник, который принимает людей из мира и выслушивает их боли. А есть люди, которым еще рано быть и тем, и другим, им дай Бог с собой разобраться. Обычный рядовой монах. Есть настоятель. Разные люди, разное послушание. И конечно же, должен быть брат, чья обязанность - следить за интернет-новостями и сайтом. Интернет-пасторство - это идеальная работа для монаха, потому что я могу быть анонимным, как иконописец, который не подписывает иконы, и, значит, не страдать от этого гордыней. Кроме того, у меня есть возможность, выслушав вопрос, подумать, взять паузу, пойти в библиотеку, посоветоваться с другими братьями, написать на другой сайт более сведущему, чем я, человеку, а только потом дать ответ. Это нормально для монаха. Вопрос в том, что не надо это делать во вред церкви. Не надо заносить этот пафос тотальной слежки.
Лобков: У Папы Римского есть свой твиттер.
Кураев: Это нормально. Никто не говорил, что ни одному монаху не позволено. Речь идет о том, что надо понимать, как любое мое действие, включая проповедь, как это повлияет на меня. А если я начинаю проповедовать и при этом начинаю превозноситься, гордиться, это вредно для меня, тогда мне лучше помолчать.
Лобков: Екатерина Базанова сегодня обнаружила сайт монастыря в Нижегородской области Вознесенский Печерский духовный монастырь. Там предлагается интернет-магазин. Вы можете заказать молебен, сорокоуст… цены от трех тысяч до 250 рублей. Такое использование Интернета в церкви это что?
Кураев: У меня скорее эстетическое будет неприятие, но если мыслить рационально, то почему нет. Если мой знакомый человек с прихода едет в паломничество в этот монастырь, ему половина прихожан передадут записки, передать. Они тоже не знают, кому передают.
Лобков: А 300 и 3 тысячи рублей вас не коробят?
Кураев: Не знаю, потому что я не жил монастырской жизнью, какие они предлагают пожертвования и смотря за что.
Лобков: Священник и так должен служить требу, а человек приносит пожертвования. Недавно это установила церковная юстиция по Храму Христа Спасителя.
Кураев: Это было издавна, даже Сергий Радонежский принимал в свой монастырь такие пожертвования вплоть до целых селений.
Лобков: Это не вы не считаете греховным использованием?
Кураев: Я знаю ситуацию отчасти изнутри, я, скорее, поставлю вопрос, что дальше с этими записками происходит. Может, это маленький неизвестный монастырь и там действительно все по-честному и омнх о слезами молтся о незнакомых им людях. Я вижу, что в крупных монастырях эти же записки тут же раздают самим же паломникам, говорят - "Давайте молитесь!". Гости монастыря несут на себе монашеский труд. Я всеж есчитаю, что никто лучше матери о своем ребенке не будет молиться.
Лобков: Все потрясло предложение депутата Мизулиной штрафовать за разводы, учредить специальный алиментный фонд. То, что называется или считается христианскими семейными ценностями, начинает агрессивно светскими депутатами лоббироваться, в частности, приравнять церковный брак к государственному, чтобы не только в ЗАГСе можно было брак регистрировать, но и в церкви.
Кураев: Это европейская практика. В любой западной европейской стране церковный брак будет признан государственным. Эта часть предложения нормальна.
Лобков: А что касается наказания за развод?
Кураев: Почему нет. Если штрафуют за неправильную парковку, почему бы не штрафовать за то, что жизнь детей была переехана эгоизмом родителей.
Лобков: Учитывая, что элементы церковной и духовной практики активно проникают в светское общество.
Кураев: В церкви нет штрафов за развод.
Лобков: Я имею в виду то, что считается образцовой христианской моралью, что это начинает навязываться законодателями.
Кураев: Любой закон принимается с преамбулой, в которой законодатели декларируют ту систему ценностей, ориентируясь на которую принимается данный законодательный акт. Это нормально, если законодатели декларируют какую-то систему ценностей.
Лобков: А как же в таком случае быть с неверующими людьми?
Кураев: Там же нет «Клянясь в верности Евангелию, мы установляем…» Я его не читал, но там же нет ссылок на Библию.
Лобков: Но есть на семейные ценности.
Кураев: Семейные ценности есть и они внеконфессиональны.