Шпионский роман (часть VIII)
Веничка еще долго кипятился, изрыгая проклятья в адрес криво ориентированных советских граждан, дополняя десять пунктов "египетских казней" и вольно трактуя притчу о Содоме и Гоморре собственными вариантами наказаний за мужеложство. Причем, классическое оскопление он отмел сразу, как излишне гуманное, отдавая предпочтение старым методам, почерпнутым из ротапринтного издания "Молота ведьм". Герман, не любивший насилия, попытался направить друга в конструктивное русло.
- Веничка, ты бы на них не обижался. Они и так природою наказаны. Поверь, без них наша жизнь станет унылой!
- Да ладно тебе! - с обидой парировал друг, прервав описание средневековой машины пыток.
- Серьезно! Когда я играл в оркестре, у нас чуть ли не треть были гомики и, кстати, - лучшие музыканты. Ты думаешь, чьи песни детишки распевают: «прилетит к нам волшебник в голубом вертолете», а вот это: «голубой вагон бежит, качается…»
- Постой-постой! Выходит и мультфильм про голубого щенка тоже их?
- А ты думал!
- Надо же, а моей дочери он нравится…
- Моему сыну - то же. Так что, Веничка, вся современная музыкальная культура вытекает из прямой кишки.
- Фу, мерзость! А я, дурак, ее в музыкальную школу отдал!
- Это ты погорячился, - начал откровенно стебаться Герман.
- Может, пока не поздно, перевести в театральную студию? - не замечая подвоха, продолжал озабоченный отец.
- Веник, поверь, там еще хуже! Жана Маре знаешь? Ну, того что в «Трех мушкетерах» за бабами волочился…
- Не мо-о-ожет быть! - со стоном выдохнул опечаленный Веничка. - Слушай, Гера, а где их нет?
- Только среди рабочего класса и колхозного крестьянства!
- Подумать только! - впадая в прострацию, произнес идейный борец с сексуальными извращениями.
- Да, да, Веня!
Вдруг Мочалин встрепенулся и сбоку, как породистый петух, уставился одним глазом на Германа.
- А ты сам, часом, не того?.. То-то я смотрю, ты меня все торопил «расскажи про "это", да про "то" расскажи!»… Что смотришь?.. Даже не надейся!.. До парткома за минуту добегу.
Германа душил смех. Наконец он не выдержал и зашелся в рыданиях. Успокоившись, но еще продолжая всхлипывать, Поскотин продолжил пытку.
- Веник, а ты оперу «Пиковая дама» слушал?
- Это ту, на которую Колошин билеты распространял?.. Не довелось. Нет у меня времени по операм ходить… Погоди-погоди! Ты хочешь сказать, что Петр Ильич - то же?
- Ну, Беньямин, ну, ты и дремучий! Как тебя только в разведку взяли? Не зря тебя "Балимукхой" назвали! Кстати, Веничка, Возген поощрил нас троих билетами в Большой театр на «Пиковую даму».
- Не пойду! Теперь никогда не пойду!
- Не упрямься!
- Лучше убей!
- Ладно, шучу. Мы с Шуриком тоже так решили: «Пиковая дама» никуда от нас не денется, а мы тем временем в кабаке мою новую квартиру обмоем. Пойдем, обсудим этот вопрос.
- Гера, не могу, я у начальства отпросился. Еду в город. Время уже поджимает. Обсудим культурную программу по возвращению.
- Ты куда?
- К Наде! Только ты не проболтайся. Я Возгену сказал, что поеду зубную коронку менять… Ну, ты понимаешь… И Надя давно уже ждет! - Вениамин как-то криво ухмыльнулся и добавил, - может, что-нибудь от перхоти предложит…
- Ладно, лечись! Надюше кланяйся, скажи, мол, если какую зверушку осеменить надо, пускай приглашает.
Оставшийся вечер Герман зубрил премудрости дипломатии, международного права и марксистско-ленинской философии. Ближе к одиннадцати он вернулся в общежитие. В комнате сидели Шурик и Веник, которые, беззлобно переругиваясь, играли засаленными картами.
- Всем привет! - с порога воскликнул Поскотин и бросил учебники на свою кровать.
Игроки закивали головами, но карты из рук не выпустили.
- Веня, ну как свидание? Перхоть прошла?
Вениамин, не обращая внимания на вошедшего, хлестко накрыл даму бубей козырным валетом, затем бросил мрачный взгляд на Германа и сухо ответил:
- Нет еще. Вместо лечебного сеанса меня сводили на «Пиковую даму»…
***
Учебная неделя завершалась лабораторной работой по спецдисциплине. Поскотин сидел над устройством, похожим на утюг и сапожную лапу одновременно. Устройство исходило паром. Лабораторный класс, в котором пыхтело полдюжины секретных изделий, напоминал цех дореволюционной суконной фабрики. В клубах испарений мельтешили подмастерья, поднося к механизмам почтовые конверты. Задача лабораторной работы заключалась в обучении слушателей навыкам перлюстрации почтовых отправлений.
Помимо банального вскрытия конвертов, которые легко поддавались паровым установкам, необходимо было добраться до содержимого пакетов, не повредив сургучные печати или защитные наклейки с росписью отправителя. Герман и Веник работали в паре. Первый колдовал над установкой, пока второй готовил смесь для снятия слепка сургучной печати. Наконец два конверта и бандероль были вскрыты. Предстояло составить протокол с описанием вложений и выявленных ухищрений отправителя, позволяющих обнаружить незаконное вмешательство в переписку. Мочалин бережно отнес плоды совместного труда преподавателю, который покрутил конверт и бандероль перед своими подслеповатыми глазами и поставил два «крыжика» в журнал учета. Друзья вернулись, выключили парилку и принялись изучать вложения. Герман пинцетом достал письмо, оглядел его со всех сторон и, обнаружив в свернутом листке черный скрученный волос, удовлетворенно произнес «Ага!» Затем он переложил волос в чашку Петри и продолжил исследования. Мочалин, которому, по его же словам, кропотливая работа была противопоказана по медицинским соображениям, просто высыпал содержимое бандероли на стол и скучающим взглядом окинул своего более усидчивого товарища. Между тем, Герман в углу конверта заметил огрызок ногтя, после чего вторично торжествующе воскликнул «Ага!», и затем, обернувшись к приятелю, высокопарно заметил: «И что только не сделаешь ради безопасности Родины!» «Да-а-а, уж!» - откликнулся Веник, нетерпеливо дожидаясь, когда напарник перейдет к его сокровищам. Но Герман не спешил. Он осторожно обработал письмо парами йода, после чего осмотрел его под инфракрасной и ультрафиолетовой лампами. «Ага-а-а!» - в третий раз воскликнул начинающий криминалист, обнаружив под основным текстом проявившуюся запись. Мочалин уже изнывал. Он нервно теребил свои породистые уши, дважды проверил содержимое ноздрей и, наконец, вынув из кармана овальное зеркальце, принялся изучать топологию своего лица. Герман выводил первые строки отчета по вскрытому письму: «В процессе изучения конверта и его вложения были выявлены фрагменты ногтевой пластины (1 шт.) и лобковый волос черного цвета (1шт.). В письме, начинающимся со слов «Здравствуй мой милый зайка…» из заканчивающимся словами «…трижды целую тебя в пупик», обнаружен тайнописный текст, начинающийся со слов «Агенту «Скарабей» принять к исполнению…» и заканчивающийся словами «…результаты доложить шифрограммой. Штаб-квартира ЦРУ, Лэнгли ДК» Удовлетворенный работой, Герман повернулся к Веничке. Напарник с надменным лицом смотрел в зеркало и расчесывал свои густые волосы.
- Венька, ты хотя бы протокол составил! - возмутился Герман.
- Гера, ты же знаешь, у меня минус полтора, я без очков ничего не увижу, - оправдывался Мочалин, пряча зеркало и расческу. - А демонстрировать на людях свои недостатки мне не с руки. И так еле комиссию по зрению прошел.
Герман вздохнул и пересел ближе к его сокровищам. Повертев в руках журнал «Проблемы мира и социализма», он быстро обнаружил сторожевые метки, а в контровых лучах мощной лампы - микроточку. Произнеся сакраментальное «Ага!», он начал диктовать товарищу протокол осмотра. Затем слушатели привели учебные пособия к первоначальному виду. И только тут бдительный Герман заметил еле заметные следы перхоти на лабораторном столе.
- Венька, засранец, ты когда вылечишь свою перхоть? Весь стол загадил! - возмутился он.
- Так сегодня и пойду… Хочешь, вместе пойдем, может, и тебе что подлечить надо!
- Иди ты со своим лечением! Не подхватил бы чего!
- Как скажешь! - равнодушно ответил товарищ, укладывая лабораторные реквизиты на край стола.
Вскоре оба слушателя сидели напротив преподавателя, который, наморщив лоб, читал их отчеты. Прочтя первые строки, он поднял голову и, глядя огромными зрачками через мощную оптику своих очков, спросил:
- Кто вам сказал, что обнаруженный вами волос имеет лобковое происхождение?
- Ну как же, Сидор Петрович, что ж я не знаю что ли? - с ухмылкой парировал Поскотин, - В иные времена, можно сказать, горстями рвал!
- Да вы не сомневайтесь, - поддакнул Мочалин, - Герман в этих делах - академик!
- Стало быть, не там рвали, товарищ академик, - парировал преподаватель, - это волос от цигейковой шубы моей дочери… Но в целом - не плохо. Мог бы поставить «отлично», однако… однако, - и он посмотрел в свои записи, - один демаскирующий фактор вы не обнаружили.
- Как так? - воскликнули оба.
- А вот так! Послушайте, что записано в акте закладки лабораторных изделий, - И поправив свои циклопические очки, Сидор Петрович, начал читать. - …помимо засушенного таракана, как вы справедливо отметили в отчете, журнал «Проблемы мира и социализма» был обильно присыпан перхотью… Ну, что, убедились?!
Герман с неприязнью посмотрел на товарища. Мочалин, придурковато улыбаясь, только развел рукам:
- Ничего, Герочка, сегодня же пойдем в гости и приступим к лечению!
- Никуда я с тобой не пойду! Лечись где хочешь! Хоть в Большом театре.
- Злой ты, Герка! Злой и любить не умеешь!
Однако, несмотря на скоротечную перепалку, уже через два часа оба слушателя уже тряслись в служебном автобусе, предвкушая новые романтические приключения предстоящего субботнего вечера.