"Курсантские байки"-16
Преподы.
Как я уже говорил, к «преподам» мы относились по особому, с теплотой. Во-первых, потому, что по службе мы с ними сталкивались редко, разве что в нарядах, а во-вторых, за их отеческое отношение к нам, курсантам.
Но и преподы были друг другу рознь. Немного расскажу о самых ярких представителях этой категории наших офицеров.
«Приборное оборудование» у нас преподавал толстый седой подполковник Ревенко. Фамилия у него была украинская, да и сам он говорил со страшным акцентом, как будто только вчера неожиданно для самого себя перешёл с мовы на клятый москальский. Он нам понравился с первого же дня занятий, когда сходу рассказал «бородатую» байку про пилота, которого автоматический речевой информатор ласково известил женским голосом: «Шасси убраны!», и как тот рассерженно закричал: «Шо за блядь в эфире?!»
Подполковник на нашу любовь к нему отвечал взаимностью, но не всем. Меня, в частности, он терпеть не мог за то, что я самым бессовестным образом умудрялся засыпать, сидя на самой первой парте. Положа руку на сердце, скажу: я делал это не специально, и уж тем более не для того, чтобы насолить Ревенко. Просто у него был такой мягкий убаюкивающий тембр голоса, что в моём мозгу срабатывал какой-то автомат защиты, настроенный на определённую частоту, который моментально предательски отключал этот самый мозг. Как-то, припомнив это, Ревенко даже выгнал меня с экзамена, но потом, поддавшись на уговоры моего ротного, всё-таки сменил гнев на милость.
Вообще, преподаватель с вредоносным голосом, который бы следовало запретить ещё Женевской конвенцией, был у нас не один. Также напрочь отключал мозг своими печальными тихими лекциями майор Синцов, преподаватель ЦВМ. Правда, он был более толерантен к своим жертвам: бывало, подойдёт, заглянет к тебе в конспект, грустно спросит: «Опять слоников рисуешь?», тяжело вздохнёт и идёт дальше. Надо сказать, «слоники» были ещё одним побочным поражающим фактором предательского тембра голосов вышеупомянутых преподавателей. Выглядели они так: предложение начиналось бодрыми ровными буквами, к середине буквы становились всё более неровными, постепенно превращаясь в нечитаемые кракозябры, а заканчивалось всё совершенно трагической, едва подрагивающей чертой, неумолимо ползущей вниз…
А нашего старшину Синцов, как и многие другие преподаватели не трогал вообще, так как понимал, что не до учёбы старшине - о роте думает ведь, не бережёт себя. Поэтому старшина, вконец обнаглев, в открытую спал на задней парте. Правда, один раз он всех напугал. Все были чем-то заняты, в аудитории стояла гробовая тишина. И вдруг раздался нечеловеческий вопль с задней парты, старшина ударил ладонями по столу, с грохотом подскочил, и замер, непонимающе хлопая заспанными глазами. «Иди в роту, отдохни», - лишь печально улыбнулся Синцов.
Но даже толерантность Синцова не спасла меня от изгнания и с его экзамена (правда, всего лишь за шпаргалку). Своевременное вмешательство всё того же ротного опять-таки спасло меня от позора.
Но самым колоритным, пожалуй, был преподаватель радиоэлектроники майор Мелёхин. Это был седой лысоватый дядька с внешностью, очень напоминающей Льва Дурова. Он мог сидеть, задумавшись, несколько минут, а потом неожиданно музыкально заорать рокочущим басом: «Эх, вы кони, мои ко-они, эх, вы милые слоны!» Вот на его занятиях уснуть не удавалось, потому что никто никогда не мог предсказать, что он выкинет в следующую секунду.
Препода по государству и праву, майора Галыбина, мы умоляли бросить всё и идти на сцену, потеснить Задорнова. Этот препод в своих лекциях жёг напалмом: «Сидит сосед Вася, поёт да на баяне наяривает, а вы ему дверь полешком подпёрли да и сожгли вместе с домом! Как квалифицируются ваши действия?» С его лекций мы выходили насмеявшиеся, раскрасневшиеся - спать опять же никому не хотелось. (Кстати, именно от него я впервые услышал знаменитый анекдот про двух собачек, одна из которых расслабилась, а вторая воспользовалась).
Самым грозным офицером на цикле радиоэлектроники был начальник этого самого цикла подполковник Галактионов. Недаром курсанты шутили: «Единица тупости измеряется в галактионах». Именно про него ходила легенда, что он шёл по городу вдоль училищного забора, как вдруг через этот самый забор перемахнул курсант и спрыгнул прямо под ноги подполковнику. Несколько секунд они стояли, глядя друг на друга: Галактионов сурово-уничтожающе сверлил несчастного своим взглядом, как бы пытаясь сжечь ему мозг на расстоянии, а курсанту ничего не оставалось, как смириться с участью кролика, готовящегося стать ужином удава в подполковничьих погонах. Наконец, Галактионов грозно изрёк: «Почему?!» Курсант непонимающе посмотрел, моргнул, и робко спросил: «А чё?» После этого, говорят, у них больше не нашлось слов друг для друга, и они, в конце концов, задумчиво разошлись каждый по своим делам.
И конечно же, нельзя не упомянуть про наших гражданских преподавателей. На первом курсе «Основы высшей математики» у нас вела потрясающая женщина - Людмила Вячеславовна. На её занятиях мы, ещё не отвыкшие и отчаянно тосковавшие по тому, другому миру, что остался за забором, как будто получали глоток свежего воздуха. За время учебной пары она успевала и дать нам материал, и просто побеседовать с нами о жизни, как будто прекрасно понимала, как остро нам не хватало обычного человеческого общения. Причём, совершенно неважно, о чём она говорила: о событиях ли в городе, о свадьбе Пугачёвой и Киркорова, или просто о новой серии «Богатые тоже плачут», которую недавно посмотрела - мы с жадностью ловили каждое её слово. И я уверен, все, как один мы до сих пор благодарны Людмиле Вячеславовне за то, что она просто помогала нам выжить в новой, пока ещё чуждой для нас армейской среде.
И конечно же, нельзя не рассказать про нашу «англичанку». Ей было лет под пятьдесят и она всю свою жизнь преподавала английский язык в военном училище.
На её уроках я откровенно скучал, так как в школьном аттестате по английскому у меня стояла «пятёрка» и ничего нового, кроме слов «фьюзелиджь» и «лэндин гиэ» она мне дать не могла. Вторым таким оболтусом, скучавшим на её уроках, был «джюнисаджент» Смекало, который периодически издевался над англичанкой, так как просёк, что помимо стандартных «гуд монинг» и «комридз кадетс» она нифига не понимает.
Разбирали мы как-то текст про самолёты вероятного противника - американские F-15 «Eagle». Смекало возьми да и спроси её, прикинувшись дурачком: «Евдокия Андреевна, а что такое «Игл»?» Ответ был на высоте: «Это самолёт!» - «Да нет, что значит само слово «игл»?» - «Сит даун, джюнисаджент Смекало, я посмотрю дома в словаре». Так он этим «иглом» несколько уроков её дрочил, но она ему так и не выдала этой американской военной тайны!
А однажды у нас была самостоятельная работа: необходимо было составить три предложения с использованием глаголов прошедшего времени. Опять же от скуки меня прибило на креатив, и при помощи русско-английского словарика я сбацал несколько оригинальных композиций. Я не учёл лишь одного. Того, что она попросит меня встать и самому перевести свои предложения. Краснея, я озвучил первое из них: «Труп увезли на катафалке…»
Надо было видеть вытянувшееся лицо нашей англичанки. «Кэдет Родман… как вы могли… в такой день…» - только и смогла вымолвить она. Как оказалось, наша англичанка была женщиной глубоко набожной, и как раз именно в этот злополучный день был какой-то значительный религиозный праздник. Почему по праздникам возбранялось катание трупов на катафалках, она мне так и не объяснила, но и заслуженную «пятёрку» тоже не поставила.
Обидевшись на неё, я сочинил рассказик, в котором представил её ведьмой, тайком пожирающей курсантов. И описал в красках, как мы её потом победили. И оформил книжечкой, за считанные дни ставшей «бестселлером» в нашей роте. Отомстил, в общем!
Понравилось? Прочти ещё!
Как я уже говорил, к «преподам» мы относились по особому, с теплотой. Во-первых, потому, что по службе мы с ними сталкивались редко, разве что в нарядах, а во-вторых, за их отеческое отношение к нам, курсантам.
Но и преподы были друг другу рознь. Немного расскажу о самых ярких представителях этой категории наших офицеров.
«Приборное оборудование» у нас преподавал толстый седой подполковник Ревенко. Фамилия у него была украинская, да и сам он говорил со страшным акцентом, как будто только вчера неожиданно для самого себя перешёл с мовы на клятый москальский. Он нам понравился с первого же дня занятий, когда сходу рассказал «бородатую» байку про пилота, которого автоматический речевой информатор ласково известил женским голосом: «Шасси убраны!», и как тот рассерженно закричал: «Шо за блядь в эфире?!»
Подполковник на нашу любовь к нему отвечал взаимностью, но не всем. Меня, в частности, он терпеть не мог за то, что я самым бессовестным образом умудрялся засыпать, сидя на самой первой парте. Положа руку на сердце, скажу: я делал это не специально, и уж тем более не для того, чтобы насолить Ревенко. Просто у него был такой мягкий убаюкивающий тембр голоса, что в моём мозгу срабатывал какой-то автомат защиты, настроенный на определённую частоту, который моментально предательски отключал этот самый мозг. Как-то, припомнив это, Ревенко даже выгнал меня с экзамена, но потом, поддавшись на уговоры моего ротного, всё-таки сменил гнев на милость.
Вообще, преподаватель с вредоносным голосом, который бы следовало запретить ещё Женевской конвенцией, был у нас не один. Также напрочь отключал мозг своими печальными тихими лекциями майор Синцов, преподаватель ЦВМ. Правда, он был более толерантен к своим жертвам: бывало, подойдёт, заглянет к тебе в конспект, грустно спросит: «Опять слоников рисуешь?», тяжело вздохнёт и идёт дальше. Надо сказать, «слоники» были ещё одним побочным поражающим фактором предательского тембра голосов вышеупомянутых преподавателей. Выглядели они так: предложение начиналось бодрыми ровными буквами, к середине буквы становились всё более неровными, постепенно превращаясь в нечитаемые кракозябры, а заканчивалось всё совершенно трагической, едва подрагивающей чертой, неумолимо ползущей вниз…
А нашего старшину Синцов, как и многие другие преподаватели не трогал вообще, так как понимал, что не до учёбы старшине - о роте думает ведь, не бережёт себя. Поэтому старшина, вконец обнаглев, в открытую спал на задней парте. Правда, один раз он всех напугал. Все были чем-то заняты, в аудитории стояла гробовая тишина. И вдруг раздался нечеловеческий вопль с задней парты, старшина ударил ладонями по столу, с грохотом подскочил, и замер, непонимающе хлопая заспанными глазами. «Иди в роту, отдохни», - лишь печально улыбнулся Синцов.
Но даже толерантность Синцова не спасла меня от изгнания и с его экзамена (правда, всего лишь за шпаргалку). Своевременное вмешательство всё того же ротного опять-таки спасло меня от позора.
Но самым колоритным, пожалуй, был преподаватель радиоэлектроники майор Мелёхин. Это был седой лысоватый дядька с внешностью, очень напоминающей Льва Дурова. Он мог сидеть, задумавшись, несколько минут, а потом неожиданно музыкально заорать рокочущим басом: «Эх, вы кони, мои ко-они, эх, вы милые слоны!» Вот на его занятиях уснуть не удавалось, потому что никто никогда не мог предсказать, что он выкинет в следующую секунду.
Препода по государству и праву, майора Галыбина, мы умоляли бросить всё и идти на сцену, потеснить Задорнова. Этот препод в своих лекциях жёг напалмом: «Сидит сосед Вася, поёт да на баяне наяривает, а вы ему дверь полешком подпёрли да и сожгли вместе с домом! Как квалифицируются ваши действия?» С его лекций мы выходили насмеявшиеся, раскрасневшиеся - спать опять же никому не хотелось. (Кстати, именно от него я впервые услышал знаменитый анекдот про двух собачек, одна из которых расслабилась, а вторая воспользовалась).
Самым грозным офицером на цикле радиоэлектроники был начальник этого самого цикла подполковник Галактионов. Недаром курсанты шутили: «Единица тупости измеряется в галактионах». Именно про него ходила легенда, что он шёл по городу вдоль училищного забора, как вдруг через этот самый забор перемахнул курсант и спрыгнул прямо под ноги подполковнику. Несколько секунд они стояли, глядя друг на друга: Галактионов сурово-уничтожающе сверлил несчастного своим взглядом, как бы пытаясь сжечь ему мозг на расстоянии, а курсанту ничего не оставалось, как смириться с участью кролика, готовящегося стать ужином удава в подполковничьих погонах. Наконец, Галактионов грозно изрёк: «Почему?!» Курсант непонимающе посмотрел, моргнул, и робко спросил: «А чё?» После этого, говорят, у них больше не нашлось слов друг для друга, и они, в конце концов, задумчиво разошлись каждый по своим делам.
И конечно же, нельзя не упомянуть про наших гражданских преподавателей. На первом курсе «Основы высшей математики» у нас вела потрясающая женщина - Людмила Вячеславовна. На её занятиях мы, ещё не отвыкшие и отчаянно тосковавшие по тому, другому миру, что остался за забором, как будто получали глоток свежего воздуха. За время учебной пары она успевала и дать нам материал, и просто побеседовать с нами о жизни, как будто прекрасно понимала, как остро нам не хватало обычного человеческого общения. Причём, совершенно неважно, о чём она говорила: о событиях ли в городе, о свадьбе Пугачёвой и Киркорова, или просто о новой серии «Богатые тоже плачут», которую недавно посмотрела - мы с жадностью ловили каждое её слово. И я уверен, все, как один мы до сих пор благодарны Людмиле Вячеславовне за то, что она просто помогала нам выжить в новой, пока ещё чуждой для нас армейской среде.
И конечно же, нельзя не рассказать про нашу «англичанку». Ей было лет под пятьдесят и она всю свою жизнь преподавала английский язык в военном училище.
На её уроках я откровенно скучал, так как в школьном аттестате по английскому у меня стояла «пятёрка» и ничего нового, кроме слов «фьюзелиджь» и «лэндин гиэ» она мне дать не могла. Вторым таким оболтусом, скучавшим на её уроках, был «джюнисаджент» Смекало, который периодически издевался над англичанкой, так как просёк, что помимо стандартных «гуд монинг» и «комридз кадетс» она нифига не понимает.
Разбирали мы как-то текст про самолёты вероятного противника - американские F-15 «Eagle». Смекало возьми да и спроси её, прикинувшись дурачком: «Евдокия Андреевна, а что такое «Игл»?» Ответ был на высоте: «Это самолёт!» - «Да нет, что значит само слово «игл»?» - «Сит даун, джюнисаджент Смекало, я посмотрю дома в словаре». Так он этим «иглом» несколько уроков её дрочил, но она ему так и не выдала этой американской военной тайны!
А однажды у нас была самостоятельная работа: необходимо было составить три предложения с использованием глаголов прошедшего времени. Опять же от скуки меня прибило на креатив, и при помощи русско-английского словарика я сбацал несколько оригинальных композиций. Я не учёл лишь одного. Того, что она попросит меня встать и самому перевести свои предложения. Краснея, я озвучил первое из них: «Труп увезли на катафалке…»
Надо было видеть вытянувшееся лицо нашей англичанки. «Кэдет Родман… как вы могли… в такой день…» - только и смогла вымолвить она. Как оказалось, наша англичанка была женщиной глубоко набожной, и как раз именно в этот злополучный день был какой-то значительный религиозный праздник. Почему по праздникам возбранялось катание трупов на катафалках, она мне так и не объяснила, но и заслуженную «пятёрку» тоже не поставила.
Обидевшись на неё, я сочинил рассказик, в котором представил её ведьмой, тайком пожирающей курсантов. И описал в красках, как мы её потом победили. И оформил книжечкой, за считанные дни ставшей «бестселлером» в нашей роте. Отомстил, в общем!
Понравилось? Прочти ещё!