Фигассе! Занялся упорядочиванием "Курсантских баек" и обнаружил, что шестой главы в ЖЖ нет! Устраняю несправедливость! Читайте на здоровье!
Глава 6. Совесть.
Сначала у него не было никакого прозвища. Просто Саня Пригожин и всё. Тут и произошёл нижеописанный случай.
Прослужив в училище примерно месяц, мы уже более-менее перезнакомились друг с другом и общались между собой уже при помощи новых имён-прозвищ, которые, как я уже говорил, возникли сами по себе.
И вот, как-то в один из этих дней в роте была генеральная уборка. Мы сдвинули кровати в кубрике, настрогали хозяйственного мыла, взбили пену путем переливания мыльного раствора из одного ведра в другое, развезли эту пену по всему кубрику и начали оттирать щётками чёрные полосы, которые оставляли наши сапоги на покрашенных полах. Тут-то Саня Пригожин и сказал: «Чип, а Чип! Дай мне кличку!» Все остановили работу и с удивлением посмотрели на него. Саня был вообще немногословен. Он был, что называется, «себе на уме». И в то же время он был образцовым отличником. «А то у всех есть», - продолжал Саня, - «а у меня до сих пор нет!» Чип заулыбался: «Да какая тебе кличка, ты же совесть отделения!» Поразительно, но с тех пор прозвище «Совесть» накрепко пристало к Сане!
Как оказалось, Совесть был не так уж и прост. И это мы узнали уже в скором времени.
Как-то мы работали на «овощняке», то бишь на овощехранилище. Нашей миссией была сортировка картофеля. Но только не надо себе представлять просторный склад со светлыми стенами с лёгким ароматом ананасов, где мы перекладывали чистенькую отборную картошку, сортируя её по размеру. На самом деле это был ад, мать его.
Овощняк в ту пору был затоплен, так как наполовину находился под землёй. Мы работали, прыгая по разным островкам из кирпичей и ящиков, а то и просто по щиколотку в воде. Тусклые лампочки едва позволяли рассмотреть, что находится в пределах ближайших пяти-десяти метров. А главное, там стояла невообразимая вонь от гниющих овощей. За всем присматривала Квашня - жирная тётка с жабьим лицом. Квашня постоянно орала, подгоняя рабов, и грозила «всё рассказать командиру». Мы же, ещё не научившиеся «косить и забивать», обезумев от внезапной нагрузки, старались работать как можно быстрее. Работа состояла в том, чтобы засыпать картошку в контейнеры, пирамида из которых уходила высоко под самую крышу овощняка. Подъезжали грузовики, высыпали картошку на более-менее сухое место, а мы уже вёдрами таскали её в контейнеры. Причём это были не самосвалы, нам вручную приходилось спихивать горы картошки с грузовиков, которые после этого отъезжали, похрустывая колёсами по картофелю.
И вот, в самый разгар работы, Совесть внезапно вскрикнул и схватился за голову, уронив ведро. «Что с тобой?» - встревожились мы. «Ничего, мужики, сейчас пройдёт», - стоически вымолвил Совесть, постанывая и всё так же держась за голову. Посидев, он опять принялся за работу, но это продолжалось недолго: следущий его вскрик был ещё громче первого. Деревянный Славик отправил больного в роту отдыхать, тем более, что Совесть в этот день должен был заступать в наряд по роте.
После обеда мы ненадолго зашли в казарму. Там стоял кипеж: дневальные застали Совесть, склонившегося в туалете над очком, что-то туда говорящего и при этом смеющегося. Когда они закономерно поинтересовались, чем это он занимается, Совесть с улыбкой ответил: «Надоело мне всё, мужики, пойду утоплюсь!», после чего он прошествовал в умывальник, открыл кран, подставил под него рот и стал издавать горлом булькающие звуки. От умывальника его оттащили и уложили в постель. Решено было оставить его отдыхать и освободить от наряда.
Вот мы и застали его лежащего в постели и довольно улыбающегося. «Чё, Совесть, закосил от наряда?» - весело закричал Вовочка. И тут вдруг Совесть вскочил, вытаращив глаза и раздувая ноздри, схватил стул и швырнул его прямиком в Вовочку! Фильма «Матрица» в ту пору ещё не сняли, но Вовочка смело мог бы претендовать на главную роль, судя по тому, как ловко ему удалось увернуться от летящего в него предмета. Стул просвистел мимо, вылетел на ЦП и с грохотом ударился о стену, едва не разбив зеркало.
Больше в тот день Совесть никто не подкалывал, да и сам он больше никогда не пытался закосить под дурака.
Каждую неделю по субботам и воскресеньям на территории училища проходили дискотеки. Особенностью их было то, что во-первых, туда не допускались курсанты первого курса, а во-вторых, туда из гражданских лиц допускались только девушки! И по вечерам в такие дни «духи» с горечью провожали взглядами разноцветные стайки городских девчонок, стекавшиеся к БЗ - то есть Большому Залу. Скажу сразу: приличные девушки там встречались. Но гораздо больше было неприличных! Во время дискотеки по территории зала ходил патруль и выгонял из-за шторок парочки особо нетерпеливых любителей секса.
Неприличных девушек использовали на протяжении всего обучения, после чего просто прекращали с ними общение. Какую-нибудь особо настойчивую и пришедшую на выпуск, чтобы не упустить своё счастье, девушку, молодой лейтенант мог попросить постеречь чемодан, пока он попрощается с друзьями. Принимая доверенный ей чемодан, как стопроцентную гарантию, наивная девушка оставалась ждать у выхода из казармы, не подозревая, что выход этот был не единственным. А через пару часов мучительного ожидания несчастная открывала чемодан и обнаруживала лежащие в нём кирпичи.
Но находились и такие герои, которые честно женились на неприличных девушках и увозили их в далёкие дали нашей необъятной Родины. За это курсантов уважительно называли «санитарами города».
Вход на дискотеку для курсантов был платный, но платить хотелось не всем. Любители халявы собирались в одну группу, и как только эта группа достигала необходимого размера, она устремлялась к входу, подхватывала хрупкую бабушку-билетёршу и под её визги буквально заносила её на руках в центр зала, где так же стремительно рассыпалась в разные стороны.
Приличные девушки приходили в основном к своим парням. Либо же это были подруги тех, кто пришёл к своим парням. И вот как-то раз к Ифе из первого взвода пришла девушка и привела с собой подругу. С ней-то и познакомился Совесть.
Нашим парням казалось недостойным занятием дрючить малолеток за шторками, поэтому мы ходили на дискотеку чисто отдохнуть и поплясать под «Итс май лайф» и «Айн, цвай, полицай». Чем мы с успехом и занимались.
И вот, как-то раз, в то самое время, когда мы беззаботно скакали под «Морячку» Олега Газмясова, в роте происходили события, повлиявшие на наш дальнейший субботний распорядок.
Наш друг и товарищ Джон, находясь в увольнении, где-то умудрился укушаться, после чего вломился в канцелярию роты без головного убора, отдавая честь левой рукой, и докладывая заплетающимся языком о том, что он без замечаний прибыл из увольнения. А ответственным офицером по роте был в тот день довольно-таки подлый командир третьего взвода старший лейтенант Подсосин.
Поэтому вскорости музыка на дискотеке стихла и ди-джей объявил: «Четырнадцатое классное отделение - построение в роте!», после чего веселье возобновилось, а мы, недоумевая, потянулись в казарму. Причём пришлось срочно отправить Сэма гонцом в ДОС, где, прикрываясь дискотекой, Алемеша отдыхал у своей тётки, а Кан, также в самоходе дома пил чай.
В казарме Подсосин построил нас и объяснил, что за косяки Джона мы наказаны всем отделением и дискотека для нас закончена. После чего он разрешил нам подшиться и посмотреть телевизор.
Спорить и упрашивать Подсосина было бесполезно, и мы угрюмо поплелись в кубрик. Однако, Совесть решил-таки испытать судьбу: «Товарищ старший лейтенант! Разрешите сходить проводить девушку до КПП, она ждёт меня на улице!» Подсосин сделал страшные глаза: «Ваш курсант пьян!» Совесть не унимался: «Ну я быстро, пять минут, туда и обратно!» - «Ваш курсант пьян!!!»
После этого Совесть прошёл в кубрик, взял шинель и вышел на улицу.
Через полчаса Подсосин вновь построил наше отделение, чтобы проверить, все ли на месте. Совести, естественно, не было. Подсосин злобно ухмыльнулся: «Будете стоять до тех пор, пока он не появится».
Мы стояли, Совесть не появлялся. Настало время «отбоя». Нам наконец-то разрешили разойтись и лечь спать. Однако минут через пятнадцать в кубрик зашёл Подсосин: «Четырнадцатое отделение, подьём! Построение на ЦП!»
Когда мы построились, он сказал, что мы должны идти и искать беглеца на территории училища. Мы оделись и вышли на улицу. На улице стояла тёплая весенняя погода, падал лёгкий снежок. Прогуляться было одним удовольствием!
Мы не спеша бродили по училищу, даже и не думая никого искать. И тут вдруг Вовочка закричал: «Глядите! Следы!!!» И правда, цепочка свежих следов вела в разбитую казарму, где месяца два до этого повесился солдат из автороты. От нечего делать, мы пошли по следам. «А вдруг и он повесился?» - волновался Вовочка. - «Следы-то только в одну сторону!» Тут и мы уже запереживали, однако, напрасно: пройдя по следам до самой казармы, мы обнаружили там большую кучу говна, оставленную автором следов, который после проделанной работы вылез в разбитое окно и исчез. Больше его следы нас не интересовали и мы отправились гулять дальше, подшучивая над Вовочкой-следопытом.
От скуки мы перелезли через забор и побродили по ночному городу, после чего перелезли обратно и пошли в столовую, где наряд угостил нас жареным минтаем. Прослонявшись так часа два, мы вернулись в роту и доложили, что ничего найти не удалось.
Подсосин разрешил нам лечь спать, а часа в три опять разбудил и построил. Мы стояли, не догадываясь, что же ещё придумал этот гадкий старлей. И тут дверь казармы открылась и мимо нас командир роты провёл Совестя. Совесть был одет в куртку-«аляску», джинсы и чёрные перчатки. Руки он держал за спиной и смотрел на всех исподлобья, в общем, выглядел, как матёрый рецидивист.
Как оказалось, командир роты взял в разработку Ифу, который и сдал все адреса и явки. Совесть взяли тёпленьким прямо на хате у девушки.
Нет, его не отчислили и даже сильно не наказали. Видимо, командование, разобравшись, решило, что Подсосин перегнул палку. А возможно, просто пожалели. Но факт в том, что Совесть дослужил-таки до выпуска и отправился вместе со мной укреплять восточные границы нашей Родины.