«Шакалы». UPD. Подсосин.
Ба-лин, как же я про этого персонажа забыл, это погоняло к нему подходит, как ни к кому другому! Дописываю сегодняшний рассказ!
Но настоящим «шакалом» был командир третьего взвода, старший лейтенант Подсосин. Все смотрели фильм «Зелёная миля»? Помните, там был такой персонаж - Перси, который растоптал мышонка? Так его как будто с нашего Подсосина рисовали. Для своих подчинённых он был мини-Сталиным, они боготворили его и одновременно благоговели от ужаса перед ним. Про репрессии я врать не буду, так как уже и не помню, чем конкретно он так внушал ужас пацанам из своего взвода, но однажды досталось от него и мне.
Всё началось с того, что на городском глинозёмном комбинате потребовались негры для неблагодарной и грязной работы, и руководство комбината как-то договорилось с себастьянами перейрами - торговцами «чёрным деревом» (то есть с командованием нашего училища). И вот, после обеда, вместо самостоятельной подготовки нас отправили в ад.
Задача состояла в следующем: между какими-то двумя зданиями комбината находился узкий тёмный, освещаемый лишь редкими лампочками, уходящий под наклоном вверх переход, в котором работал конвейер. Что за говно транспортировалось по этому конвейеру, я понятия не имею, знаю только, что под конвейером по всей его длине были горы рыжей пыли. Её-то и необходимо было закидать лопатами на движущуюся конвейерную ленту. Всем выдали по несколько одноразовых марлевых респираторов и работа закипела. Едва мы начали кидать эту пыль, видимость стала стремиться к нулевой, а офицер, приехавший с нами, тут же выскочил на свежий воздух. Пыль набивалась в глаза, лезла под респиратор, пространства было настолько мало, что свободно работать лопатой не было никакой возможности. Мы задыхались, задерживали дыхание, вытирали забитые грязью глаза использованными респираторами, высмаркивали в них грязь из носа и срочно повязывали новые.
Сколько мы там бились - не помню, час или два, но для нас они остались в памяти, как целая вечность. После того, как мы выбрались на воздух, мы напоминали замученных рыжих шахтёров. И только после того, как мы посмотрели друг на друга, всех охватил безудержный ржач. Мы смеялись не только над чумазыми физиономиями товарищей, мы ещё и были счастливы, что всё осталось позади. Мы смеялись и выбивали зимние шапки, напоминающие теперь мешки для мусора из пылесоса.
Тут подошёл какой-то дядька и сказал, что если мы хотим, мы можем помыться в душевой. Мыла и мочалок у нас, естественно, не было, но мы с радостью согласились. Тем более, что самые находчивые уже в процессе помывки раздобыли таки где-то и мыло.
…А через пару дней негры потребовались опять. Мы с тихим ужасом в душе ехали на злополучный комбинат в специально присланном автобусе.
Но, оказалось, что во второй день всё было куда как веселее. Мы опять кидали мусор на конвейер, но уже в просторном светлом помещении, и уже не такую пыль, а какие-то камушки, к тому же, нам помогали весёлые тётки. Так мы отработали, не напрягаясь (даже респираторы не потребовались), и нам опять предложили помыться. Подсосин (а в этот день он был у нас старшим) дал полчаса на помывку и куда-то удалился. Кто-то пошёл в душ, а кто-то зашёл в заводскую столовую, вход в которую располагался в десяти метрах от душевой. Мы уже учились на выпускном курсе, поэтому по вечерам у нас был разрешён свободный выход в город, поэтому я справедливо рассудил, что могу помыться и дома, поэтому присоединился к группе, которая пошла в столовую. Там мы набрали булочек, компота, прочих нештяков и уже было сели за столики, как вощёл Подсосин. Подсосин тихо скомандовал: «А ну-ка всем встать, выходим строиться.» Построив нас на улице, он вкрадчиво спросил: «Что, товарищи курсанты, вы самые умные? Ну-ну.» После этого он переписал наши фамилии и по прибытии в роту доложил командиру и выдвинул предложение забрать наши пропуска, лишив нас свободного выхода в город. Самое дорогое, что можно забрать у курсанта - это сон и увольнения. После этого я где-то месяц парился в казарме, не имея возможности выбраться «на волю». И самое обидное было, что практически ни за что.
А ещё Подсосин любил в свободное время подло затаиться в своей машине неподалёку от забора, через который наши пацаны лазили в магазин-«стекляшку» за сигаретами. И со злорадством отлавливал их. Нет, он не заботился о повышении дисциплины в подразделении, подозреваю, это доставляло ему какое-то извращённое удовольствие. Одним словом, он был шакалом.
Но настоящим «шакалом» был командир третьего взвода, старший лейтенант Подсосин. Все смотрели фильм «Зелёная миля»? Помните, там был такой персонаж - Перси, который растоптал мышонка? Так его как будто с нашего Подсосина рисовали. Для своих подчинённых он был мини-Сталиным, они боготворили его и одновременно благоговели от ужаса перед ним. Про репрессии я врать не буду, так как уже и не помню, чем конкретно он так внушал ужас пацанам из своего взвода, но однажды досталось от него и мне.
Всё началось с того, что на городском глинозёмном комбинате потребовались негры для неблагодарной и грязной работы, и руководство комбината как-то договорилось с себастьянами перейрами - торговцами «чёрным деревом» (то есть с командованием нашего училища). И вот, после обеда, вместо самостоятельной подготовки нас отправили в ад.
Задача состояла в следующем: между какими-то двумя зданиями комбината находился узкий тёмный, освещаемый лишь редкими лампочками, уходящий под наклоном вверх переход, в котором работал конвейер. Что за говно транспортировалось по этому конвейеру, я понятия не имею, знаю только, что под конвейером по всей его длине были горы рыжей пыли. Её-то и необходимо было закидать лопатами на движущуюся конвейерную ленту. Всем выдали по несколько одноразовых марлевых респираторов и работа закипела. Едва мы начали кидать эту пыль, видимость стала стремиться к нулевой, а офицер, приехавший с нами, тут же выскочил на свежий воздух. Пыль набивалась в глаза, лезла под респиратор, пространства было настолько мало, что свободно работать лопатой не было никакой возможности. Мы задыхались, задерживали дыхание, вытирали забитые грязью глаза использованными респираторами, высмаркивали в них грязь из носа и срочно повязывали новые.
Сколько мы там бились - не помню, час или два, но для нас они остались в памяти, как целая вечность. После того, как мы выбрались на воздух, мы напоминали замученных рыжих шахтёров. И только после того, как мы посмотрели друг на друга, всех охватил безудержный ржач. Мы смеялись не только над чумазыми физиономиями товарищей, мы ещё и были счастливы, что всё осталось позади. Мы смеялись и выбивали зимние шапки, напоминающие теперь мешки для мусора из пылесоса.
Тут подошёл какой-то дядька и сказал, что если мы хотим, мы можем помыться в душевой. Мыла и мочалок у нас, естественно, не было, но мы с радостью согласились. Тем более, что самые находчивые уже в процессе помывки раздобыли таки где-то и мыло.
…А через пару дней негры потребовались опять. Мы с тихим ужасом в душе ехали на злополучный комбинат в специально присланном автобусе.
Но, оказалось, что во второй день всё было куда как веселее. Мы опять кидали мусор на конвейер, но уже в просторном светлом помещении, и уже не такую пыль, а какие-то камушки, к тому же, нам помогали весёлые тётки. Так мы отработали, не напрягаясь (даже респираторы не потребовались), и нам опять предложили помыться. Подсосин (а в этот день он был у нас старшим) дал полчаса на помывку и куда-то удалился. Кто-то пошёл в душ, а кто-то зашёл в заводскую столовую, вход в которую располагался в десяти метрах от душевой. Мы уже учились на выпускном курсе, поэтому по вечерам у нас был разрешён свободный выход в город, поэтому я справедливо рассудил, что могу помыться и дома, поэтому присоединился к группе, которая пошла в столовую. Там мы набрали булочек, компота, прочих нештяков и уже было сели за столики, как вощёл Подсосин. Подсосин тихо скомандовал: «А ну-ка всем встать, выходим строиться.» Построив нас на улице, он вкрадчиво спросил: «Что, товарищи курсанты, вы самые умные? Ну-ну.» После этого он переписал наши фамилии и по прибытии в роту доложил командиру и выдвинул предложение забрать наши пропуска, лишив нас свободного выхода в город. Самое дорогое, что можно забрать у курсанта - это сон и увольнения. После этого я где-то месяц парился в казарме, не имея возможности выбраться «на волю». И самое обидное было, что практически ни за что.
А ещё Подсосин любил в свободное время подло затаиться в своей машине неподалёку от забора, через который наши пацаны лазили в магазин-«стекляшку» за сигаретами. И со злорадством отлавливал их. Нет, он не заботился о повышении дисциплины в подразделении, подозреваю, это доставляло ему какое-то извращённое удовольствие. Одним словом, он был шакалом.