Кратенько по обороне Брестской крепости. Ч-1.
Несчастья бывают двух видов: во-первых, наши собственные неудачи, во-вторых, удачи других.
Война : способ развязывания зубами политического узла, который не поддается языку.
Не печалься, что обречены,
Ведь мы солдаты великой войны.
( А. Бредихин).
Мы - никогда не оставим города свои,
Мы - обязательно дойдём…
( Декабрь).
Что рассказать вам о войне,
Что рассказать, ребята?
Она все время снится мне,
Смогу ль забыть когда-то?
(Иван Майборода.)
Предисловие от Дени Дидро.
Давно хотел опубликовать этот отрывок из довольно информативной книги И. Мощанского. Но несколько моментов прямо таки резанули. Лет 6-7 назад, я читал по данной тематике книгу Р.Алиева «Штурм Бресткой крепости», которая на сегодняшний момент, как я считаю, является самой объективной и информативной из всех трудов, вышедших, на данный момент, в нашей стране по Обороне крепости.
Например, Мощанский несколько раз упоминает, что в атаке Крепости принимали танки SOMUA S-35/Pz.Kpfw. 35S 739(f). Алиев же по немецким документам доказывает обратное, что кроме 4 штурмовых орудий (штугов), крепость никто не штурмовал тяжёлой техникой.
Далее, про бомбардировку, Мощанский пишет о двух бомбах весом в 1800 кг, Алиеев же на основании, опять - таки немецких документов пишет про всего одну бомбу таким весом, и про две бомбардировки до этого 500 кг. бомбами. Которые сильно измотали силы обороняющихся.
Также, мне крайне непонятна позиция Мощанского, по Западному (пограничному) острову. О котором он упоминает вскользь. И никак не упоминает про его основных защитников - так называемой школы шофёров пограничников. Какие это были «шофёры» мы уже никогда не узнаем, а вот то, что они распологались рядом с границей, на острове, с никогда там не бывавшим автодромом, да к тому же с героической упорной трёхсуточной обороной «шофёров» на Западном острове в полном отрыве от сил основного гарнизона. Да ещё и наносивших, достаточно существенные потери немцам. Породили достаточно большие основания, в среде историков, думать, что это были никакие не шофёры, а одно из специальных подразделений осназа. К сожалению, из защитников Западного острова практически никто не выжил, что и порождает многочисленные легенды об этой «окружной школе», т.к. «шофёры» в плен не сдавались.
Далее, Мощанский пишет, что нашли единственное знамя - 393-го Отдельного зенитного артдивизиона. А между тем, ещё в 1951 году при разборе завалов «большого взрыва» на месте останков «Дома офицеров» было найдено знамя 84-го стрелкового полка, и как об этом может не знать, автор, пишущий об Обороне Брестской крепости, мне не понятно.
Ничего не говорится, о том, что обстрел Крепости начался в 3-15, т.е. раньше всех в СССР. Но, тем не менее, миф о том, что «Киев бомбили и нам объявили, что началася война ровно в 4 часа» продолжает будоражить массовое сознание до сих пор.
Также, Мощанский вообще не упоминает о том, что в Бресткой крепости было немало призывников из Западной Белоруссии, причём ещё и граждан польской национальности, которых вообще запрещалось прикреплять к боевым частям и соединениям. Но, тем не менее, это в Крепости повсеместно нарушалось. Что и послужило в дальнейшем к большому пленению защитников Крепости, из-за разлагающей дисциплины данных категорий бойцов и их пораженческого настроения.
Ещё, меня немного резануло, то, что автор не упомянул итоговое соотношение потерь сторон.
А оно тоже заставляет задуматься, пытливого исследователя. А они таковы: со стороны 45-й дивизии - 487 убитых и пропавших без вести, читай убитых тоже, из них 32 офицера. Раненых - около 1000 человек, из них более 30 человек - офицеры. Данные по приданным погибшим огнемётчикам и другим солдатам из приданных подразделений, в частности дивизиона штурмовых орудий, подбитых у пкт 145 неизвестны до сих пор.
Для сравнения, данные по потерям той же 45-й дивизии в предыдущих компаниях. Польская -158, Французская - 462. Как мы видим, данные по потерям, сравнительно равные только за кампанию во Франции. Но если сравнивать по потерям на всём Восточном фронте за первый день войны 45-ая дивизия потеряла треть всех безвозвратных потерь всего Вермахта, что уже заставляло задуматься генералов Вермахта, а правильно ли они поступили, что послушались Гитлера.
Теперь, что касается немецких трофеев, причём многое из перечисленого было захвачено в Бресте, а не в Крепости.
а) Пленные - 7223 человека (101 офицер и 7122 младших командиров и рядовых). На данный момент в цитадели найдено примерно 2000 мертвых русских.
б) Оружие:
14 576 винтовок
394 пистолетов и револьверов
1327 пулеметов
27 минометов
3 ящика противотанковых ружей
15 75-мм орудий
9 длинноствольных 150-мм орудий
3 пехотных орудия
4 150-мм гаубиц.
5 зенитных орудий
46 противотанковых орудий
18 прочих орудий
107 походных кухонь
50 прицепов.
Большие запасы гужевого транспорта, рассчитанные примерно на 1-1,5 дивизии.
в) Лошади - 780 голов (примерно 800 лошадей найдено мертвыми).
г) Продовольствие:
Незначительные запасы консервов. Более существенные - в горохе (50 т.), лапше (10 т), пшене (40 т), ячмене (300 т), зерне (500 т), сигаретах (6 млн штук), чае (2 т). Захвачены примерно 750 000 литров спирта и водки.
Мука: Iс предлагается отметить то, что армейский хлеб русских наполовину ржаной.
45-я дивизия, включая приданные подразделения (общее количество примерно 30 000 человек), обеспечена мылом на 2 месяца. Найдено примерно 10 т, остаток выясняется.
д) Незначительные запасы одежды:
Количество шнурованных ботинок и белья подсчитывается.
е) Автомобили: примерно 36 танков и гусеничных тракторов, кроме того, 1500 русских автомобилей из-за обстрела почти непригодно или повреждено.
Найдено 3 больших склада запчастей для русских автомобилей и среднее количество автомобильных шин, 56 кубометров топлива.
Теперь хочу предложить вашему вниманию отрывок из книги Р.Алиева, подитоживающий всё мною вышесказанное:
«Уже немало написано о мужестве и храбрости защитников Брестской крепости. И о причинах этого - тоже. Правда, с течением времени причины (указываемые стране) изменялись.
Если в 1950 г. сохранившуюся у Тереспольских ворот надпись, несколько подправив, превратили в «Нас было пятеро. Мы умрем за Сталина! 1941 г. Июнь», то в шестидесятые «русских» заменяли «советскими», а затем, уже недавно, с экранов вновь прозвучало «я - русский солдат!». Ясно, что в этом направлении «поиски» будут вестись и дальше.
«Нас было пятеро: Седов, Грутов И., Боголюб, Михайлов, Селиванов В. Мы приняли первый бой 22.VI.1941 г. Умрем, но не уйдем».
Общий план Брестской крепости, г. Бреста и его окрестностей.
«Как пишет А. П. Каландадзе: «Возможно, я ошибаюсь, но мне кажется, что в то утро [22 июня] мало кто из командиров сумел бы организовать людей из разных частей так хорошо, как они это сделали сами, по своему усмотрению. Все были командирами, и все были подчиненными». Неформальные лидеры и их группы вообще, как правило, более стойки, чем произвольно, по команде, собранные коллективы.
Интересно, что красноармейцы, как и немцы, для решения каких-либо задач стихийно организовывались, формируя свои «штурмовые группы» - например, для штурма столовой 33-го инженерного полка. Примечательно, что основным принципом подбора в них бойцов был добровольный: «Если командиру обороны, роты или группы нужно было дать бойцам задание, он не приказывал, а вызывал добровольцев. И они всегда находились».
Существовавшее в Красной Армии выделение наиболее политически активных путем создания комсомольских и партийных организаций и в бою за Брест помогало подчас создать ядро очага сопротивления. Комсомольский и партийный актив разных частей, как правило, был знаком друг с другом - это помогало сплачивать разрозненные подразделения. Помимо присяги коммунисты и комсомольцы РККА имели дополнительные, взятые на себя добровольно обязательства - быть в первых рядах защитников СССР. Это же, пусть и в меньшей мере, относится к активистам всевозможных военно-спортивных организаций (Осоавиахим).
И политсостав, и коммунисты, и евреи, находившиеся среди защитников, несомненно, были наслышаны о том, что их ожидает в плену. Это способствовало их решению защищаться до последнего. То и дело встречающиеся в воспоминаниях «той стороны» упоминания о «пленных комиссарах» говорят не о том, что командиров в плену не было - а о том, что основное внимание немцы обращали именно на захваченный политсостав, поскольку факты его пленения были редкими.
Оказала свое влияние и гибель многих детей и женщин из семей начсостава - их отцы и мужья, да и все, кто видел произошедшее, - сразу же начинали сражаться с наибольшим ожесточением.
Сыграло свою роль и незнание обстановки на фронте - защитники продолжали ждать помощи и тогда, когда Брест уже исчез как из советских, так и из немецких сводок. Оборона крепости - не столько оборона, сколько ожидание деблокады. Если бы была твердая уверенность в том, что помощь не придет, объединенные попытки прорыва наверняка последовали бы немедленно, еще в первую же ночь. Помимо устойчивости сопротивления, намерение прорываться у одних и сохранение надежды на деблокаду у других приводило и к разобщенности действий защитников.
Наконец - поколение тридцатых действительно было поколением особым. Привычка к лишениям, бесстрашие, готовность пожертвовать как своей, так и чужой жизнью во имя идеи, и в ней, идее, твердая убежденность - все это было им, 18-25-летним парням, составлявшим большинство защитников цитадели, особенно свойственно. Отсюда - и самоубийственные атаки, и многочисленные самоубийства потерявших надежду, вероятно, десятков людей. Во Франции и Польше многое бывало - но что-то не слышно о бросках, растративших патроны, полумертвых от голода и жажды людей на немецких солдат - с одними лишь ножами в руках, под автоматные очереди, а то и проще - под забивание сапогами… Или столь поразившие солдат «сорок пятой» отказы красноармейцев при пленении сдвинуться с места - «убивайте лучше здесь, сразу».
Схема атаки Брестской крепости частями 45-й пехотной дивизии вермахта. В левом нижнем углу схемы нанесена эмблема 45-й пд.
Ну а кто же тогда сдавался в плен? Понятно, что большинство авторов опубликованных воспоминаний или книг об обороне предпочли обойти этот вопрос. Современные, как правило - тоже, из-за недостатка или полного отсутствия сведений. Однако предположения все же стали появляться - например, В. В. Бешанов пишет, о том, что большинство из сдающихся были «приписники, призванные в начале июня из западных районов для переподготовки и размещавшиеся в палаточном городке и казематах Кобринского укрепления. Среди них была и молодежь, не принявшая присяги, и те, кто раньше служил в польской армии. Не проявляли стойкости и легко сдавались воины из среднеазиатских республик, в принципе мало отличавшие своих от чужих (в царской армии их просто не призывали на службу)».
Об «этнопсихологических проблемах» говорится и в книге Ильи Мощанского и Виктора Паршина «Трагедия Бреста»: «СССР своей родиной во всех смыслах (как территорию и образ жизни) считали не все народы, проживающие на пространствах Советского Союза, а многие из них (народов) или не очень понимали суть противоборства, или, особенно на начальном этапе, вообще видели в немцах освободителей от коммунизма и колониализма». Там же, вероятно в качестве одной из причин стойкости пограничников, указано, что они комплектовались «преимущественно славянским, более образованным, призывным контингентом».
Никаких фактов, подтверждающих их предположения, авторы не приводят.
Действительно, слишком мало сведений для окончательных выводов, однако некоторые наблюдения сделать можно. Во-первых - ни о каком «среднеазиатском аспекте» не говорится ни в одном из известных мне, в том числе и неопубликованных, источников. Не говорили мне о наличии каких-либо сведений об этом в фондах музея и сведущие в них люди. Напротив - немцы, пробивающиеся по западной части Северного, пишут о «киргизском полку» (125 сп). Возможно - в качестве одного из объяснений его стойкости?
Большинство авторов если и выделяют какую-либо категорию среди добровольно сдающихся, говорят именно о «приписниках». Однако можно предположить, что «приписники» являлись скорее детонатором добровольной сдачи. Учитывая, что в УР они не выводились, среди оставшихся в крепости именно «приписники» составляли большинство. Большие числа сдающихся в плен - следствие именно этого факта.
Главные же причины капитуляции отдельных участков - вовсе не национальный или социальный состав их защитников, а израсходование боеприпасов, голод, жажда и энергичные действия немецких штурмовых групп (например, саперов, подрывающих здания), артиллерии или авиации (Восточный форт).
…О случившемся в Брест-Литовске советские люди, находившиеся к востоку от линии фронта, узнают еще не скоро. Те, кто уходил из Бреста 22 июня, слышали лишь шум боя в его цитадели и, обгоняя отступавших от границы безоружных и зачастую полуодетых бойцов и командиров, первой вестью о Бресте, принесенной в штабы Красной Армии, сделали именно быстрое окружение и разгром соединений, загнанных еще перед войной в ловушку цитадели.
События, произошедшие с войсками 4-й армии, в чьей полосе немецкое наступление развивалось наиболее стремительно, в начале июля 1941-го именно так и представляли - окружение, разгром и последующее бегство. Брест, находившийся в центре ее боевых порядков, надолго стал символом поражения советских войск на западной границе.
Попытки объяснить происшедшее начались сразу же. Вслед за секретарем Брестского обкома ВКП(б) Тупицыным, еще 25 июня четко определившим виновных, 3 июля заместитель начальника управления политпропаганды Запфронта бригадный комиссар Григоренко в своем донесении начальнику Главного управления политпропаганды РККА говорил об этом так: «Одной из основных причин поражения и панического бегства отдельных соединений (6 и 42 сд…) является неправильное понимание существа договоров капиталистических государств: верили в договор с Германией и считали, что она не посмеет на нас напасть. Указанные соединения, находясь у самой границы, зная, что Германия концентрирует войска у наших границ, продолжали жить мирным настроем, начсостав отпускали по домам к семьям за 7-10 км от расположения части, не приняли мер к усилению бдительности… Больше всего паника возникла в Бресте и вообще в 4-й армии…».
Объяснения не только давали - их требовали, причем в духе того времени - весьма напористо. Арестованным в июле комфронтом Павлову и командарму-4 Коробкову, не сумевшим выиграть борьбу за Брест, теперь, объясняя обстановку, приходилось бороться уже за свои жизни. Бывший командующий ЗапОВО в брестском разгроме увидел прежде всего вину своих подчиненных: «Я признаю себя виновным в том, что не успел проверить выполнение командующим 4-й армией Коробковым моего приказа об эвакуации войск из Бреста. Еще в начале июня месяца я отдал приказ о выводе частей из Бреста в лагеря. Коробков же моего приказа не выполнил, в результате чего три дивизии при выходе из города были разгромлены противником… После того, как я [в ночь на 22 июня] отдал приказ командующим привести войска в боевое состояние, Коробков доложил мне, что его войска к бою готовы. На деле же оказалось, что при первом выстреле его войска разбежались… В период 22-26 июня 1941 года как в войсках, так и в руководстве, паники не было, за исключением 4-й армии, в которой чувствовалась полная растерянность командования… Происшедшее на Западном фронте, заставляет меня быть убежденным в большом предательстве на Брестском направлении. Мне неизвестен этот предатель, но противник рассчитал точно, где не было бетонных точек и где наиболее слабо была прикрыта река Буг».
Однако сам командарм-4, Коробков, на судебном заседании 22 июля полностью отрицал свою вину.
На заявление, при рассмотрении его дела, председательствующего на заседании армвоенюриста В. В. Ульриха о том, что, согласно показаниям Павлова, «на их [4-й армии] участке совершила и дошла до Рогачева основная мехгруппа противника и в таких быстрых темпах только потому, что командование не выполнило моих приказов о заблаговременном выводе частей из Бреста», Коробков ответил: «Приказ о выводе частей из Бреста никем не отдавался. Я лично такого приказа не видел». Павлов сразу же вскинулся: «В июне по моему приказу был направлен командир 28-го стрелкового корпуса Попов с заданием - к 15 июня все войска эвакуировать из Бреста в лагеря». Но Коробков продолжал отклонять обвинения бывшего комфронтом: «Я об этом не знал. Значит, Попова надо привлечь к уголовной ответственности за то, что он не выполнил приказа командующего».
Впрочем, итог судебного заседания был предрешен. Однако судьба Бреста в истории разгоравшейся Отечественной войны - нет.
И первый шаг к превращению города на Буге от символа разгрома и бегства к символу мужества и стойкости сделала находка в марте 1942 г. среди бумаг разгромленной северо-западнее Ливны 45-й пехотной дивизии «Отчета о взятии Брест-Литовска».
Да, первыми начали говорить не люди, а - документы. Потом - камни.
…«1941 г. 26 июня. Нас было трое, нам было трудно. Но мы не пали духом и умрем как герои», - такую надпись сняли со стены Брестской крепости 29 августа 1949 г. участники экспедиции, отправленной в крепость Белорусским государственным музеем Великой Отечественной войны: «Надпись размещалась в одной из комнат западной части казармы Брестской крепости, расположенной вдоль р. Буг. Надпись находилась на высоте 1,2 м от пола на стене, обращенной к западу около амбразуры. Около амбразуры на полу были гильзы от патронов и пулеметные ленты станкового пулемета. К нашему приезду все это было сброшено строителями в р. Буг. Надпись, глубиной во весь слой покраски стены (1-1,5 мм), была выцарапана твердым предметом, видимо, пулей или гвоздем, и обнаружена после того, как комната была очищена от щебня, которым она была завалена во время бомбардировки. Стены комнаты были запылены, сырые и подвергались воздействию сырости от заваленной земли и щебня. При снятии со стены последнее слово надписи („герои“) обсыпалось. Товарищи, проводившие эту работу, по своей неопытности (в целях фотографирования) написали заново это слово следующей строчкой слева. Таким образом, последнее слово надписи (последняя строчка слева) „герои“ реставрации не подлежит. Его следует заделать на том месте, где оно написано сейчас, и воспроизвести в предыдущей строчке справа, где оно было написано героями крепости».
Теперь слово «герои» навечно вписано в историю Бреста».
И напоследок стихи из найденного обрывка бумаги, написанного, накануне войны, кем - то из неизвестных бойцов, найденного в развалинах Брестской крепости в 50-х годах. До сих пор неизвестно, как он погиб и главное где…
За охрану родного края
Ты мне ласково руку пожми,
Не тоскуй, не грусти, дорогая,
Крепче нашей любви не найти…
А теперь сам отрывок из книги.
Идеи «блицкрига» прочно сидели в немецких головах. В соответствии с планом взятие крепости было возложено на 45-ю пехотную дивизию генерал-майора Фрица Шлипера.
Это соединение было сформировано в апреле 1938 года на территории Австрии на базе 4-й австрийской пехотной дивизии и состояло из 130, 133-го и 135-го пехотных полков, 45-го танко истребительного дивизиона, 98-го артиллерийского полка, 65-го батальона связи, 81-го инженерного батальона и подразделений обеспечения.
Несмотря на то, что части, укомплектованные австрийцами, по своим морально-боевым качествам уступали немецким, 45-я пехотная участвовала в боях на территории Франции и Польши, где неплохо показала себя.
План взятия крепости строился на внезапности. Штурмовые отряды пехоты должны были продвигаться вперед между огневыми налетами артиллерии. Приданную 45 пд мощную артгруппу составили 600-мм мортиры «Карл» 2-й батареи 833-го тяжелого артиллерийского дивизиона (орудия «Один» и «Тор»), 158,5-мм реактивные системы «Небельверфер» (8-й и 105-й дивизионы), а также приданные 682, 683, 684-я батареи 210-мм мортир образца 1918 года, объединенных в «мортирный дивизион Галля». Наблюдение за целями и корректировку огня должен был вести 8-й дивизион привязных аэростатов.
Цитадель не являлась главной целью 45-й дивизии, направление основного удара осуществлялось одной из трех ударных групп - правой. Ее задачами стал захват мостов на реке Мухавец (им были присвоены кодовые наименования «Гипп», «Холм», «Вулька» и «Ковель»), Учитывая, что через них может начать отход размещавшаяся южнее Бреста 22 тд РККА, задача их удержания правой ударной группой являлась не менее серьезной, чем захват. Помимо этого, перед правым ударным отрядом были поставлены задачи охвата Бреста с юга и овладение южным островом Брест-Литовской крепости. Было принято решение усилить центральный отряд, так как первоначально выделенной для этой цели усиленной роты оказалось недостаточно.
Для поддержки, в некотором смысле и дублирования захвата мостов правому штурмовому отряду придали группу специального назначения с задачей - стартовав на штурмовых лодках в полосе действий отряда, на большой скорости достичь мостов на р. Мухавец и захватить их неповрежденными, предотвратив подрыв мостов и их использование Красной Армией, как для отвода сил, так и для подтягивания резервов к границе. Командование группой поручили лейтенанту Кремеру, командиру взвода 3-й роты саперного батальона. В ее составе имелось 9 штурмовых лодок, учитывая вместимость которых можно подсчитать, что группа насчитывала не более 108 человек.
Мосты на Мухавце охранялись 3-й ротой 132-го отдельного батальона НКВД. По нормативам для охраны ж/д мостов внутренними войсками НКВД привлекалось следующее количество л/с: для моста длиной 75 м - 16 человек, до 150 м - 21, до 300 м - 28 и до 600 м - 36 человек соответственно. Поэтому захватить мосты для германских войск было вполне реально.
Задачу нанесения главного удара («правый ударный отряд») поставили перед 130-м пехотным полком полковника Гельмута Гиппа, так как именно в этой должности он осуществлял форсирование Эны на Западе, а значит обладал необходимым опытом.
Гипп решил наступать эшелонировано - справа пойдет 2-й батальон Ганса Гартнака, наиболее опытного из командиров батальонов в дивизии. Он должен был взять два крайне правых моста. Два следующих (левее) - задача для 1-го батальона подполковника Набера. 3-му батальону майора Ульриха, шедшему во втором эшелоне, поручался захват Южного острова, но выведя в резерв часть подразделений.
Центральную и левую ударную группы, наступавшие непосредственно на город и цитадель Бреста, составили подразделения 135-го пехотного полка полковника Фридриха Вильгельма Йона. Он прибыл в дивизию в ноябре 1940 года и ранее частями не командовал. Отсутствие у него опыта еще как-то могло компенсировать то, что командир левой ударной группы (1-го батальона) майор Ельце успешно прошел с батальоном по дорогам Франции. Однако командир центральной ударной группы - капитан Пракса, лишь недавно возглавил подразделение.
Задача 1-го батальона - захват железнодорожного моста, а далее - частью сил охватить крепость с севера, а остальными - ворваться в крепость с северо-запада, занять Северный остров и далее наступать на железнодорожный вокзал.
3-му батальону поручалось двумя ротными группами (первая - через центр Западного острова, вторая - через его южную часть) захватить Западный и Центральный острова.
Подвозить 1-ю роту решили все же не на грузовиках, а на велосипедах: при начавшейся артподготовке она должна была домчаться до Буга (разместиться непосредственно у берега было опасно из-за непредсказуемости разлета турбореактивных снарядов «Небельверфер»), и в условное время начать переправу.
Резерв 135-го полка - 9-я рота, резервом дивизии стал 2-й батальон того же полка под руководством опытного командира, ветерана французской кампании майора Парака.
Третий полк дивизии (133-й) полковника Фрица Кюлвайна, тоже участника форсирования Эны, хотя и в составе другого соединения, выделялся в резерв корпуса.
Атаке должна была предшествовать мощная артиллерийская подготовка. Учитывая, что силы второй ударной группы 3-го батальона капитана Праксы размещались непосредственно у берега (частично укрытые в одном из бункеров Брест-Литовской крепости, который при разделе Польши в 1939 году отошел к генерал-губернаторству) ДОТы в ее полосе решено было поразить не снарядами «Карлов» (как в полосе 11-й роты), а выстрелами установленного непосредственно в ночь, предшествующую нападению, 88-мм зенитного орудия.
Кроме того, захват железнодорожного моста решили все же совместить с артналетом - существовала опасность, что по каким-то причинам действия группы захвата могут сорваться, и тогда поднятые по тревоге красноармейцы могут быстро занять оборону и нанести сокрушительный ответный (а то и опережающий) артудар.
Действия авиации и бронетехники не планировались - для люфтваффе нашлось немало других, более важных целей в глубине советской территории, а то, что танки при взятии крепости станут скорее обузой, показывал опыт боев 1939 года.
В составе подразделений сформировали штурмовые группы, атаку должны были сопровождать распределенные среди них орудия полковой артиллерии и саперы (в том числе огнеметчики).
План-схема укреплений и мемориала Брестской крепости.
Наступлению дивизии должны были содействовать приданные ей бронепоезда № 27 и № 28. Так, после захвата железнодорожного моста бепо № 28 должен был поддерживать огнем бой в Бресте. Роль бронепоезда № 27 оставалась неясной - после прорыва советской обороны на Буге ему было приказано направиться на Ковель.
Возможное применение бронепоездов остается непонятным, но зато четко видно, что они даны сорок пятой скорее в нагрузку - то, что для танков Somua S-35, стоящих на их платформах (на каждом бронепоезде по три машины) нет снарядов, или то, что перевод на русскую колею видится их командирам (подполковником Опитцу и Сееле) абсолютно туманным - это еще «полбеды». Главное, что бронепоездам требовалось выделить пехотное прикрытие (по четыре отделения на каждый бело). Командованию 45-й дивизии удалось добиться того, что это сделали за счет 133-го полка, переданного резерв корпуса.
Продолжение следует…
Война : способ развязывания зубами политического узла, который не поддается языку.
Не печалься, что обречены,
Ведь мы солдаты великой войны.
( А. Бредихин).
Мы - никогда не оставим города свои,
Мы - обязательно дойдём…
( Декабрь).
Что рассказать вам о войне,
Что рассказать, ребята?
Она все время снится мне,
Смогу ль забыть когда-то?
(Иван Майборода.)
Предисловие от Дени Дидро.
Давно хотел опубликовать этот отрывок из довольно информативной книги И. Мощанского. Но несколько моментов прямо таки резанули. Лет 6-7 назад, я читал по данной тематике книгу Р.Алиева «Штурм Бресткой крепости», которая на сегодняшний момент, как я считаю, является самой объективной и информативной из всех трудов, вышедших, на данный момент, в нашей стране по Обороне крепости.
Например, Мощанский несколько раз упоминает, что в атаке Крепости принимали танки SOMUA S-35/Pz.Kpfw. 35S 739(f). Алиев же по немецким документам доказывает обратное, что кроме 4 штурмовых орудий (штугов), крепость никто не штурмовал тяжёлой техникой.
Далее, про бомбардировку, Мощанский пишет о двух бомбах весом в 1800 кг, Алиеев же на основании, опять - таки немецких документов пишет про всего одну бомбу таким весом, и про две бомбардировки до этого 500 кг. бомбами. Которые сильно измотали силы обороняющихся.
Также, мне крайне непонятна позиция Мощанского, по Западному (пограничному) острову. О котором он упоминает вскользь. И никак не упоминает про его основных защитников - так называемой школы шофёров пограничников. Какие это были «шофёры» мы уже никогда не узнаем, а вот то, что они распологались рядом с границей, на острове, с никогда там не бывавшим автодромом, да к тому же с героической упорной трёхсуточной обороной «шофёров» на Западном острове в полном отрыве от сил основного гарнизона. Да ещё и наносивших, достаточно существенные потери немцам. Породили достаточно большие основания, в среде историков, думать, что это были никакие не шофёры, а одно из специальных подразделений осназа. К сожалению, из защитников Западного острова практически никто не выжил, что и порождает многочисленные легенды об этой «окружной школе», т.к. «шофёры» в плен не сдавались.
Далее, Мощанский пишет, что нашли единственное знамя - 393-го Отдельного зенитного артдивизиона. А между тем, ещё в 1951 году при разборе завалов «большого взрыва» на месте останков «Дома офицеров» было найдено знамя 84-го стрелкового полка, и как об этом может не знать, автор, пишущий об Обороне Брестской крепости, мне не понятно.
Ничего не говорится, о том, что обстрел Крепости начался в 3-15, т.е. раньше всех в СССР. Но, тем не менее, миф о том, что «Киев бомбили и нам объявили, что началася война ровно в 4 часа» продолжает будоражить массовое сознание до сих пор.
Также, Мощанский вообще не упоминает о том, что в Бресткой крепости было немало призывников из Западной Белоруссии, причём ещё и граждан польской национальности, которых вообще запрещалось прикреплять к боевым частям и соединениям. Но, тем не менее, это в Крепости повсеместно нарушалось. Что и послужило в дальнейшем к большому пленению защитников Крепости, из-за разлагающей дисциплины данных категорий бойцов и их пораженческого настроения.
Ещё, меня немного резануло, то, что автор не упомянул итоговое соотношение потерь сторон.
А оно тоже заставляет задуматься, пытливого исследователя. А они таковы: со стороны 45-й дивизии - 487 убитых и пропавших без вести, читай убитых тоже, из них 32 офицера. Раненых - около 1000 человек, из них более 30 человек - офицеры. Данные по приданным погибшим огнемётчикам и другим солдатам из приданных подразделений, в частности дивизиона штурмовых орудий, подбитых у пкт 145 неизвестны до сих пор.
Для сравнения, данные по потерям той же 45-й дивизии в предыдущих компаниях. Польская -158, Французская - 462. Как мы видим, данные по потерям, сравнительно равные только за кампанию во Франции. Но если сравнивать по потерям на всём Восточном фронте за первый день войны 45-ая дивизия потеряла треть всех безвозвратных потерь всего Вермахта, что уже заставляло задуматься генералов Вермахта, а правильно ли они поступили, что послушались Гитлера.
Теперь, что касается немецких трофеев, причём многое из перечисленого было захвачено в Бресте, а не в Крепости.
а) Пленные - 7223 человека (101 офицер и 7122 младших командиров и рядовых). На данный момент в цитадели найдено примерно 2000 мертвых русских.
б) Оружие:
14 576 винтовок
394 пистолетов и револьверов
1327 пулеметов
27 минометов
3 ящика противотанковых ружей
15 75-мм орудий
9 длинноствольных 150-мм орудий
3 пехотных орудия
4 150-мм гаубиц.
5 зенитных орудий
46 противотанковых орудий
18 прочих орудий
107 походных кухонь
50 прицепов.
Большие запасы гужевого транспорта, рассчитанные примерно на 1-1,5 дивизии.
в) Лошади - 780 голов (примерно 800 лошадей найдено мертвыми).
г) Продовольствие:
Незначительные запасы консервов. Более существенные - в горохе (50 т.), лапше (10 т), пшене (40 т), ячмене (300 т), зерне (500 т), сигаретах (6 млн штук), чае (2 т). Захвачены примерно 750 000 литров спирта и водки.
Мука: Iс предлагается отметить то, что армейский хлеб русских наполовину ржаной.
45-я дивизия, включая приданные подразделения (общее количество примерно 30 000 человек), обеспечена мылом на 2 месяца. Найдено примерно 10 т, остаток выясняется.
д) Незначительные запасы одежды:
Количество шнурованных ботинок и белья подсчитывается.
е) Автомобили: примерно 36 танков и гусеничных тракторов, кроме того, 1500 русских автомобилей из-за обстрела почти непригодно или повреждено.
Найдено 3 больших склада запчастей для русских автомобилей и среднее количество автомобильных шин, 56 кубометров топлива.
Теперь хочу предложить вашему вниманию отрывок из книги Р.Алиева, подитоживающий всё мною вышесказанное:
«Уже немало написано о мужестве и храбрости защитников Брестской крепости. И о причинах этого - тоже. Правда, с течением времени причины (указываемые стране) изменялись.
Если в 1950 г. сохранившуюся у Тереспольских ворот надпись, несколько подправив, превратили в «Нас было пятеро. Мы умрем за Сталина! 1941 г. Июнь», то в шестидесятые «русских» заменяли «советскими», а затем, уже недавно, с экранов вновь прозвучало «я - русский солдат!». Ясно, что в этом направлении «поиски» будут вестись и дальше.
«Нас было пятеро: Седов, Грутов И., Боголюб, Михайлов, Селиванов В. Мы приняли первый бой 22.VI.1941 г. Умрем, но не уйдем».
Общий план Брестской крепости, г. Бреста и его окрестностей.
«Как пишет А. П. Каландадзе: «Возможно, я ошибаюсь, но мне кажется, что в то утро [22 июня] мало кто из командиров сумел бы организовать людей из разных частей так хорошо, как они это сделали сами, по своему усмотрению. Все были командирами, и все были подчиненными». Неформальные лидеры и их группы вообще, как правило, более стойки, чем произвольно, по команде, собранные коллективы.
Интересно, что красноармейцы, как и немцы, для решения каких-либо задач стихийно организовывались, формируя свои «штурмовые группы» - например, для штурма столовой 33-го инженерного полка. Примечательно, что основным принципом подбора в них бойцов был добровольный: «Если командиру обороны, роты или группы нужно было дать бойцам задание, он не приказывал, а вызывал добровольцев. И они всегда находились».
Существовавшее в Красной Армии выделение наиболее политически активных путем создания комсомольских и партийных организаций и в бою за Брест помогало подчас создать ядро очага сопротивления. Комсомольский и партийный актив разных частей, как правило, был знаком друг с другом - это помогало сплачивать разрозненные подразделения. Помимо присяги коммунисты и комсомольцы РККА имели дополнительные, взятые на себя добровольно обязательства - быть в первых рядах защитников СССР. Это же, пусть и в меньшей мере, относится к активистам всевозможных военно-спортивных организаций (Осоавиахим).
И политсостав, и коммунисты, и евреи, находившиеся среди защитников, несомненно, были наслышаны о том, что их ожидает в плену. Это способствовало их решению защищаться до последнего. То и дело встречающиеся в воспоминаниях «той стороны» упоминания о «пленных комиссарах» говорят не о том, что командиров в плену не было - а о том, что основное внимание немцы обращали именно на захваченный политсостав, поскольку факты его пленения были редкими.
Оказала свое влияние и гибель многих детей и женщин из семей начсостава - их отцы и мужья, да и все, кто видел произошедшее, - сразу же начинали сражаться с наибольшим ожесточением.
Сыграло свою роль и незнание обстановки на фронте - защитники продолжали ждать помощи и тогда, когда Брест уже исчез как из советских, так и из немецких сводок. Оборона крепости - не столько оборона, сколько ожидание деблокады. Если бы была твердая уверенность в том, что помощь не придет, объединенные попытки прорыва наверняка последовали бы немедленно, еще в первую же ночь. Помимо устойчивости сопротивления, намерение прорываться у одних и сохранение надежды на деблокаду у других приводило и к разобщенности действий защитников.
Наконец - поколение тридцатых действительно было поколением особым. Привычка к лишениям, бесстрашие, готовность пожертвовать как своей, так и чужой жизнью во имя идеи, и в ней, идее, твердая убежденность - все это было им, 18-25-летним парням, составлявшим большинство защитников цитадели, особенно свойственно. Отсюда - и самоубийственные атаки, и многочисленные самоубийства потерявших надежду, вероятно, десятков людей. Во Франции и Польше многое бывало - но что-то не слышно о бросках, растративших патроны, полумертвых от голода и жажды людей на немецких солдат - с одними лишь ножами в руках, под автоматные очереди, а то и проще - под забивание сапогами… Или столь поразившие солдат «сорок пятой» отказы красноармейцев при пленении сдвинуться с места - «убивайте лучше здесь, сразу».
Схема атаки Брестской крепости частями 45-й пехотной дивизии вермахта. В левом нижнем углу схемы нанесена эмблема 45-й пд.
Ну а кто же тогда сдавался в плен? Понятно, что большинство авторов опубликованных воспоминаний или книг об обороне предпочли обойти этот вопрос. Современные, как правило - тоже, из-за недостатка или полного отсутствия сведений. Однако предположения все же стали появляться - например, В. В. Бешанов пишет, о том, что большинство из сдающихся были «приписники, призванные в начале июня из западных районов для переподготовки и размещавшиеся в палаточном городке и казематах Кобринского укрепления. Среди них была и молодежь, не принявшая присяги, и те, кто раньше служил в польской армии. Не проявляли стойкости и легко сдавались воины из среднеазиатских республик, в принципе мало отличавшие своих от чужих (в царской армии их просто не призывали на службу)».
Об «этнопсихологических проблемах» говорится и в книге Ильи Мощанского и Виктора Паршина «Трагедия Бреста»: «СССР своей родиной во всех смыслах (как территорию и образ жизни) считали не все народы, проживающие на пространствах Советского Союза, а многие из них (народов) или не очень понимали суть противоборства, или, особенно на начальном этапе, вообще видели в немцах освободителей от коммунизма и колониализма». Там же, вероятно в качестве одной из причин стойкости пограничников, указано, что они комплектовались «преимущественно славянским, более образованным, призывным контингентом».
Никаких фактов, подтверждающих их предположения, авторы не приводят.
Действительно, слишком мало сведений для окончательных выводов, однако некоторые наблюдения сделать можно. Во-первых - ни о каком «среднеазиатском аспекте» не говорится ни в одном из известных мне, в том числе и неопубликованных, источников. Не говорили мне о наличии каких-либо сведений об этом в фондах музея и сведущие в них люди. Напротив - немцы, пробивающиеся по западной части Северного, пишут о «киргизском полку» (125 сп). Возможно - в качестве одного из объяснений его стойкости?
Большинство авторов если и выделяют какую-либо категорию среди добровольно сдающихся, говорят именно о «приписниках». Однако можно предположить, что «приписники» являлись скорее детонатором добровольной сдачи. Учитывая, что в УР они не выводились, среди оставшихся в крепости именно «приписники» составляли большинство. Большие числа сдающихся в плен - следствие именно этого факта.
Главные же причины капитуляции отдельных участков - вовсе не национальный или социальный состав их защитников, а израсходование боеприпасов, голод, жажда и энергичные действия немецких штурмовых групп (например, саперов, подрывающих здания), артиллерии или авиации (Восточный форт).
…О случившемся в Брест-Литовске советские люди, находившиеся к востоку от линии фронта, узнают еще не скоро. Те, кто уходил из Бреста 22 июня, слышали лишь шум боя в его цитадели и, обгоняя отступавших от границы безоружных и зачастую полуодетых бойцов и командиров, первой вестью о Бресте, принесенной в штабы Красной Армии, сделали именно быстрое окружение и разгром соединений, загнанных еще перед войной в ловушку цитадели.
События, произошедшие с войсками 4-й армии, в чьей полосе немецкое наступление развивалось наиболее стремительно, в начале июля 1941-го именно так и представляли - окружение, разгром и последующее бегство. Брест, находившийся в центре ее боевых порядков, надолго стал символом поражения советских войск на западной границе.
Попытки объяснить происшедшее начались сразу же. Вслед за секретарем Брестского обкома ВКП(б) Тупицыным, еще 25 июня четко определившим виновных, 3 июля заместитель начальника управления политпропаганды Запфронта бригадный комиссар Григоренко в своем донесении начальнику Главного управления политпропаганды РККА говорил об этом так: «Одной из основных причин поражения и панического бегства отдельных соединений (6 и 42 сд…) является неправильное понимание существа договоров капиталистических государств: верили в договор с Германией и считали, что она не посмеет на нас напасть. Указанные соединения, находясь у самой границы, зная, что Германия концентрирует войска у наших границ, продолжали жить мирным настроем, начсостав отпускали по домам к семьям за 7-10 км от расположения части, не приняли мер к усилению бдительности… Больше всего паника возникла в Бресте и вообще в 4-й армии…».
Объяснения не только давали - их требовали, причем в духе того времени - весьма напористо. Арестованным в июле комфронтом Павлову и командарму-4 Коробкову, не сумевшим выиграть борьбу за Брест, теперь, объясняя обстановку, приходилось бороться уже за свои жизни. Бывший командующий ЗапОВО в брестском разгроме увидел прежде всего вину своих подчиненных: «Я признаю себя виновным в том, что не успел проверить выполнение командующим 4-й армией Коробковым моего приказа об эвакуации войск из Бреста. Еще в начале июня месяца я отдал приказ о выводе частей из Бреста в лагеря. Коробков же моего приказа не выполнил, в результате чего три дивизии при выходе из города были разгромлены противником… После того, как я [в ночь на 22 июня] отдал приказ командующим привести войска в боевое состояние, Коробков доложил мне, что его войска к бою готовы. На деле же оказалось, что при первом выстреле его войска разбежались… В период 22-26 июня 1941 года как в войсках, так и в руководстве, паники не было, за исключением 4-й армии, в которой чувствовалась полная растерянность командования… Происшедшее на Западном фронте, заставляет меня быть убежденным в большом предательстве на Брестском направлении. Мне неизвестен этот предатель, но противник рассчитал точно, где не было бетонных точек и где наиболее слабо была прикрыта река Буг».
Однако сам командарм-4, Коробков, на судебном заседании 22 июля полностью отрицал свою вину.
На заявление, при рассмотрении его дела, председательствующего на заседании армвоенюриста В. В. Ульриха о том, что, согласно показаниям Павлова, «на их [4-й армии] участке совершила и дошла до Рогачева основная мехгруппа противника и в таких быстрых темпах только потому, что командование не выполнило моих приказов о заблаговременном выводе частей из Бреста», Коробков ответил: «Приказ о выводе частей из Бреста никем не отдавался. Я лично такого приказа не видел». Павлов сразу же вскинулся: «В июне по моему приказу был направлен командир 28-го стрелкового корпуса Попов с заданием - к 15 июня все войска эвакуировать из Бреста в лагеря». Но Коробков продолжал отклонять обвинения бывшего комфронтом: «Я об этом не знал. Значит, Попова надо привлечь к уголовной ответственности за то, что он не выполнил приказа командующего».
Впрочем, итог судебного заседания был предрешен. Однако судьба Бреста в истории разгоравшейся Отечественной войны - нет.
И первый шаг к превращению города на Буге от символа разгрома и бегства к символу мужества и стойкости сделала находка в марте 1942 г. среди бумаг разгромленной северо-западнее Ливны 45-й пехотной дивизии «Отчета о взятии Брест-Литовска».
Да, первыми начали говорить не люди, а - документы. Потом - камни.
…«1941 г. 26 июня. Нас было трое, нам было трудно. Но мы не пали духом и умрем как герои», - такую надпись сняли со стены Брестской крепости 29 августа 1949 г. участники экспедиции, отправленной в крепость Белорусским государственным музеем Великой Отечественной войны: «Надпись размещалась в одной из комнат западной части казармы Брестской крепости, расположенной вдоль р. Буг. Надпись находилась на высоте 1,2 м от пола на стене, обращенной к западу около амбразуры. Около амбразуры на полу были гильзы от патронов и пулеметные ленты станкового пулемета. К нашему приезду все это было сброшено строителями в р. Буг. Надпись, глубиной во весь слой покраски стены (1-1,5 мм), была выцарапана твердым предметом, видимо, пулей или гвоздем, и обнаружена после того, как комната была очищена от щебня, которым она была завалена во время бомбардировки. Стены комнаты были запылены, сырые и подвергались воздействию сырости от заваленной земли и щебня. При снятии со стены последнее слово надписи („герои“) обсыпалось. Товарищи, проводившие эту работу, по своей неопытности (в целях фотографирования) написали заново это слово следующей строчкой слева. Таким образом, последнее слово надписи (последняя строчка слева) „герои“ реставрации не подлежит. Его следует заделать на том месте, где оно написано сейчас, и воспроизвести в предыдущей строчке справа, где оно было написано героями крепости».
Теперь слово «герои» навечно вписано в историю Бреста».
И напоследок стихи из найденного обрывка бумаги, написанного, накануне войны, кем - то из неизвестных бойцов, найденного в развалинах Брестской крепости в 50-х годах. До сих пор неизвестно, как он погиб и главное где…
За охрану родного края
Ты мне ласково руку пожми,
Не тоскуй, не грусти, дорогая,
Крепче нашей любви не найти…
А теперь сам отрывок из книги.
Идеи «блицкрига» прочно сидели в немецких головах. В соответствии с планом взятие крепости было возложено на 45-ю пехотную дивизию генерал-майора Фрица Шлипера.
Это соединение было сформировано в апреле 1938 года на территории Австрии на базе 4-й австрийской пехотной дивизии и состояло из 130, 133-го и 135-го пехотных полков, 45-го танко истребительного дивизиона, 98-го артиллерийского полка, 65-го батальона связи, 81-го инженерного батальона и подразделений обеспечения.
Несмотря на то, что части, укомплектованные австрийцами, по своим морально-боевым качествам уступали немецким, 45-я пехотная участвовала в боях на территории Франции и Польши, где неплохо показала себя.
План взятия крепости строился на внезапности. Штурмовые отряды пехоты должны были продвигаться вперед между огневыми налетами артиллерии. Приданную 45 пд мощную артгруппу составили 600-мм мортиры «Карл» 2-й батареи 833-го тяжелого артиллерийского дивизиона (орудия «Один» и «Тор»), 158,5-мм реактивные системы «Небельверфер» (8-й и 105-й дивизионы), а также приданные 682, 683, 684-я батареи 210-мм мортир образца 1918 года, объединенных в «мортирный дивизион Галля». Наблюдение за целями и корректировку огня должен был вести 8-й дивизион привязных аэростатов.
Цитадель не являлась главной целью 45-й дивизии, направление основного удара осуществлялось одной из трех ударных групп - правой. Ее задачами стал захват мостов на реке Мухавец (им были присвоены кодовые наименования «Гипп», «Холм», «Вулька» и «Ковель»), Учитывая, что через них может начать отход размещавшаяся южнее Бреста 22 тд РККА, задача их удержания правой ударной группой являлась не менее серьезной, чем захват. Помимо этого, перед правым ударным отрядом были поставлены задачи охвата Бреста с юга и овладение южным островом Брест-Литовской крепости. Было принято решение усилить центральный отряд, так как первоначально выделенной для этой цели усиленной роты оказалось недостаточно.
Для поддержки, в некотором смысле и дублирования захвата мостов правому штурмовому отряду придали группу специального назначения с задачей - стартовав на штурмовых лодках в полосе действий отряда, на большой скорости достичь мостов на р. Мухавец и захватить их неповрежденными, предотвратив подрыв мостов и их использование Красной Армией, как для отвода сил, так и для подтягивания резервов к границе. Командование группой поручили лейтенанту Кремеру, командиру взвода 3-й роты саперного батальона. В ее составе имелось 9 штурмовых лодок, учитывая вместимость которых можно подсчитать, что группа насчитывала не более 108 человек.
Мосты на Мухавце охранялись 3-й ротой 132-го отдельного батальона НКВД. По нормативам для охраны ж/д мостов внутренними войсками НКВД привлекалось следующее количество л/с: для моста длиной 75 м - 16 человек, до 150 м - 21, до 300 м - 28 и до 600 м - 36 человек соответственно. Поэтому захватить мосты для германских войск было вполне реально.
Задачу нанесения главного удара («правый ударный отряд») поставили перед 130-м пехотным полком полковника Гельмута Гиппа, так как именно в этой должности он осуществлял форсирование Эны на Западе, а значит обладал необходимым опытом.
Гипп решил наступать эшелонировано - справа пойдет 2-й батальон Ганса Гартнака, наиболее опытного из командиров батальонов в дивизии. Он должен был взять два крайне правых моста. Два следующих (левее) - задача для 1-го батальона подполковника Набера. 3-му батальону майора Ульриха, шедшему во втором эшелоне, поручался захват Южного острова, но выведя в резерв часть подразделений.
Центральную и левую ударную группы, наступавшие непосредственно на город и цитадель Бреста, составили подразделения 135-го пехотного полка полковника Фридриха Вильгельма Йона. Он прибыл в дивизию в ноябре 1940 года и ранее частями не командовал. Отсутствие у него опыта еще как-то могло компенсировать то, что командир левой ударной группы (1-го батальона) майор Ельце успешно прошел с батальоном по дорогам Франции. Однако командир центральной ударной группы - капитан Пракса, лишь недавно возглавил подразделение.
Задача 1-го батальона - захват железнодорожного моста, а далее - частью сил охватить крепость с севера, а остальными - ворваться в крепость с северо-запада, занять Северный остров и далее наступать на железнодорожный вокзал.
3-му батальону поручалось двумя ротными группами (первая - через центр Западного острова, вторая - через его южную часть) захватить Западный и Центральный острова.
Подвозить 1-ю роту решили все же не на грузовиках, а на велосипедах: при начавшейся артподготовке она должна была домчаться до Буга (разместиться непосредственно у берега было опасно из-за непредсказуемости разлета турбореактивных снарядов «Небельверфер»), и в условное время начать переправу.
Резерв 135-го полка - 9-я рота, резервом дивизии стал 2-й батальон того же полка под руководством опытного командира, ветерана французской кампании майора Парака.
Третий полк дивизии (133-й) полковника Фрица Кюлвайна, тоже участника форсирования Эны, хотя и в составе другого соединения, выделялся в резерв корпуса.
Атаке должна была предшествовать мощная артиллерийская подготовка. Учитывая, что силы второй ударной группы 3-го батальона капитана Праксы размещались непосредственно у берега (частично укрытые в одном из бункеров Брест-Литовской крепости, который при разделе Польши в 1939 году отошел к генерал-губернаторству) ДОТы в ее полосе решено было поразить не снарядами «Карлов» (как в полосе 11-й роты), а выстрелами установленного непосредственно в ночь, предшествующую нападению, 88-мм зенитного орудия.
Кроме того, захват железнодорожного моста решили все же совместить с артналетом - существовала опасность, что по каким-то причинам действия группы захвата могут сорваться, и тогда поднятые по тревоге красноармейцы могут быстро занять оборону и нанести сокрушительный ответный (а то и опережающий) артудар.
Действия авиации и бронетехники не планировались - для люфтваффе нашлось немало других, более важных целей в глубине советской территории, а то, что танки при взятии крепости станут скорее обузой, показывал опыт боев 1939 года.
В составе подразделений сформировали штурмовые группы, атаку должны были сопровождать распределенные среди них орудия полковой артиллерии и саперы (в том числе огнеметчики).
План-схема укреплений и мемориала Брестской крепости.
Наступлению дивизии должны были содействовать приданные ей бронепоезда № 27 и № 28. Так, после захвата железнодорожного моста бепо № 28 должен был поддерживать огнем бой в Бресте. Роль бронепоезда № 27 оставалась неясной - после прорыва советской обороны на Буге ему было приказано направиться на Ковель.
Возможное применение бронепоездов остается непонятным, но зато четко видно, что они даны сорок пятой скорее в нагрузку - то, что для танков Somua S-35, стоящих на их платформах (на каждом бронепоезде по три машины) нет снарядов, или то, что перевод на русскую колею видится их командирам (подполковником Опитцу и Сееле) абсолютно туманным - это еще «полбеды». Главное, что бронепоездам требовалось выделить пехотное прикрытие (по четыре отделения на каждый бело). Командованию 45-й дивизии удалось добиться того, что это сделали за счет 133-го полка, переданного резерв корпуса.
Продолжение следует…