Андрей Тимофеевич Болотов о Богородицке
Самые интересные, образные и захватывающие рассказы об истории Богородицка принадлежат Андрею Тимофеевичу Болотову. Этому блистательному ученому удалось описать все самые значимые события в истории дворца в режиме реального времени, что делает его мемуары очень информативными и абсолютно бесценными.
Я предлагаю вам погрузиться в фрагменты труда «Жизнь и приключения Андрея Болотова» и найти там уникальные описания видов Богородицка эпохи первых Бобринских, интересные воспоминания о создании русского парка, рассказы о любви к парку и гостях, которых он восхитил своим талантом.
Итак, давайте запустим машину времени и перенесемся на более, чем 200 лет назад! Кстати: а вы когда-нибудь читали книги Болотова? Знакомы ли вы с его биографией и достижениями?
1) О видах Богородицка
«Засим не преминул я также объездить и осмотреть все селение города. Все оное состояло наиглавнейше в предлинной, старинной и не слишком прямой слободе, простиравшейся в длину без мала на версту, и составленную из сплошных деревянных домов старинных купцов, также конюхов и других разночинцев и не стоила никакого дальнаго уважения. Большая воронежская дорога, идущая из Тулы, проходила сквозь оную. Слобода сия, начавшись почти от самаго магазина и от бывшей тут так называемой Стрелецкой слободы, простиралась до самаго моста чрез речку Вязовку, и за оным находилось только несколько казарм, построенных для жительства солдат, в команде моей находившихся; а между сими и гошпиталем на поле, подле большой дороги, находился пустой так называемой гостиной двор, состоящий в предлинной связи со множеством каменных лавок для помещения купцов, приезжающих ежегодно туда на бываемую ярмонку в день Казанской иконы Богородицы.
Кроме помянутой старинной длинной слободы, была и вся большая и обширная пред домом площадь окружена с трех сторон новыми слободами. Одна и знаменитейшая из всех была расположена прямо и в параллель против дома, и составленная почти вся из порядочно построенных связей и казарм, назначенных для жительства разным мастеровым, и на краю которой находился дом управительской. Другая находилась в некотором отдалении от дома и в левой от него стороне и состояла из порядочных домов канцелярских служителей и других разночинцев. А третья была по правую сторону и составленная из дворов церковнослужителей и нескольких солдатских казарм. Сия была всех хуже, но занимала собою наилучшее и красивейшее место во всем Богородицке, почему впоследствии времени, по опустошении оной пожаром, и уничтожена и место, где она сидела, занято под сад английской.
Кроме сих слобод, площадь сия была украшена повсюду березовыми, насаженными пред слободами, широкими аллеями, и чрез самое то составляла наилучшее и красивейшее место во всем селении. Находилась еще в некотором отдалении от дворца, напротив оного, за прудом, прямая и длинная, версты на две простиравшаяся, крестьянская слобода, называемая Пушкарскою. Но сия не принадлежала уже к городу, а имела на обширном пред собою выгоне особую церковь во имя Покрова Богородицы. Что касается до упомянутаго теперь пруда, то был он пред самым домом и превеликий, совсем еще новой и сделанной в то же лето моим предместником. Преогромная и широкая плотина была оплотом сему великому и длиною версты на две простирающемуся водоему и соединяла собою оба берега речки Уперта, на которой сей пруд был запружен и снабден посреди большим рубленым спуском.
В сем состояло все жило тогдашняго Богородицка; и как находилось в оном множество казенных зданий, построенных г. Опухтиным, то стоило все то великих сумм и трудов для сего моего предместника. Я, осматривая все оное, не мог довольно всем расположением и красотою положения места налюбоваться; но все почти оное со временем так превратилось, что ныне не имеет и подобия прежнему своему состоянию. Со всем тем было сие не тогда, а впоследствии времени; тогда же, то есть при начале жительства моего в Богородицке, было нам несколько и скучновато, по причине, что как городок сей лежал посредине почти всей волости и окружен был со всех сторон волостными деревнями, то и не было никого из соседственных дворян, живущих в такой близости как прежде от Киясовки; а дома самых ближайших отстояли не ближе от нас верст 20-ти и более».
2) О собственном садике
«Кроме сего, имел я немалый кусок работы по единой уже своей прихоти. Как при доме управительском не было нигде ни малейшаго садика, а мне, по охоте своей к садам, без него было крайне скучно, то не успела вскрыться весна, как принялся я тотчас за основание и насаждение себе небольшого, однако нарочитого пространства за двором своим, садика. По господствующему тогда еще везде вкусу, сделал я и сей регулярным и, разбив по рисунку, самим мною прожектированному, ибо сделанный по предложению моему архитекторским нашим помощником ни к чему не годился, и я принужден был сам приняться за циркуль и линейку, а потом за веревки, колья и шнуры, и мне удалось основать и тут хотя небольшой, но такой садик, который все хвалили и который доставлял мне во все время пребывания моего в Богородицке безчисленное множество минут и часов приятных и веселых, и для меня был всегда утешнее и веселее самого большого сделанного мною потом там сада.
Итак, между прочими работами, занимался я и сим садом, и как в работниках не имел я недостатка и мог столько их нарядить, сколько хотел, то и успел в немногие дни не только засадить его весь, но и все в нем привесть в такой порядок, что все не могли довольно надивиться, как я успел в такое короткое время и так многое сделать; но я и трудился над ним довольно. Словом, вся весна сего года была для меня прямо многодельная и хлопотливая, а особливо сначала, когда нужно было все дела и работы основывать и приводить в порядок, и я всему и сам должен был еще учиться. Но, по счастию, имел я во всем успех вожделенный и скоро мало-помалу ко всему привык, а тогда мне и не таково трудно уже было, как сначала. Сим окончу я мое письмо, сказав вам, что я есмь ваш и проч».
3) О создании плана Богородицка
«Впрочем, достопамятно, что в течение всего мая месяца старались мы с особым прилежанием о скорейшей отделке главнаго корпуса во дворце и о сделании его к житью способным, в чем и имели столь хороший успех, что мне можно было уже поместить в нем приезжавшаго к нам в первых числах июня опять губернатора нашего, г. Муромцова. В сей раз приезжал он наиболее для прожектирования плана будущему и настоящему уже городу Богородицку, которой предпринимали они составить из взятых от нас обеих слобод и обращенных из крестьян в мещане, и расположить уже весь оной за прудом, против самого дворца, и перевесть туда и все старинное малочисленное и ничего почти не значущее богородицкое купечество с тем намерением, чтоб все прежнее селение опросталось уже для волости и составляло бы впредь уже волостное село, против города лежащее.
Губернатор, будучи мне уже знаком, обошелся опять со мною не как с подчиненным, но как с добрым приятелем, и нашел все в судах в наилучшем порядке, был очень доволен. Мы старались опять угостить его всячески. Но обеденным столом трактовал его уже не я, а судья наш, г. Албычев, а у меня он со всеми судьями ужинал. Когда же дело дошло до прожектирования плана городу, то хотя был он и сам хорошим геометром и инженером, но, усевшись на другой день во дворце за стол и посадя подле себя меня, сказал мне: «Сем-ка, братец, Андрей Тимофеевич, сообща потрудимся и подумаем о том, как бы нам получше расположить будущий город». - «Очень хорошо», - сказал я и стал ему преподавать мысли, какия я давно уже имел по сему предмету. Мысли сии показались ему так хороши и так полюбились, что он ни с другого слова, схватя циркуль и карандаш и вручая мне, сказал: «Возьми-ка, друг сердечной, и садись-ка на моем месте; вижу я, что ты меня искуснее и более к таким делам имеешь и способности, и вкуса. Начеркай-ка план как тебе самому заблагоразсудится».
Что мне было тогда делать! Принужден я был его желание исполнить и в несколько минут действительно начертил самой тот план, по которому сей город впоследствии времени построен, ибо прожект мой не только полюбился тогда губернатору, но расхвален и самим наместником, а потом был так счастлив, что удостоился апробован и утвержден быть и самою императрицею, без малейшей перемены, и она так им была довольна, что сравнивала его с сущим цветником и повелела точно таким образом город расположить и сохранить даже самыя прожектированныя мною названия главнейших его улиц, стекающихся со всех сторон ко дворцу за прудом, которой употребил я средоточием всему его расположению; и мысль моя, чтоб назвать их по именам здравствовавшей тогда императорской фамилии, и чтоб самую главную улицу назвать Екатерининскою, а прочия Павловскою, Мариинскою, Александровскою и Константиновскою - была ей в особливости угодна. Итак, что Богородицк построен и расположен таким образом, каков он ныне, тому случилось быть причиною мне собственно, и я первой подал к тому мысли и план сделал».
4) О рыбном нашествии на Богородицкие пруды
«Месяц май сего года сделался мне памятен многими бывшими в течение его особыми происшествиями. При самом начале его перетревожен я был уведомлением, что прорвался и ушел у меня один из больших богородицких волостных прудов, называемой Щедиловским. Пруд сей был старинный, запруженный на той же речке Уперти, которая протекала мимо дворца, и пониже нового большого пруда дворцового. И как он был только мельничный, то хотя и не составлял дальней важности, но мне было его очень жаль, и более потому, что в нем от сбежавшей с большого пруда икры завелось великое множество карпов, о чем узнали мы впервые только при сем случае.
Ибо как вода из него вся сбежала, и один берег сего пруда был уже не наш, а городской, то и бросились все новые мещане и городские жители ловить в стреме оставшуюся рыбу, и я удивился, услышав, что они ловят и наловили ее себе превеликое множество. Но удивление мое увеличилось еще больше, когда сказали мне, что вся рыба сия состоит в маленьких карпах. Сперва не хотел было я тому никак верить, ибо почитал невозможным, чтоб в толь немногие годы могло от сотни посаженных в большой дворцовой пруд карпов расплодиться их такое множество не только в нем, но и в сем нижнем пруде, в которой мы никаких карпов и не сажали; но как принесли мне их на показ, то по усикам их удостоверился я в том совершенно, и тогда, обрадуясь сему, без памяти поскакал я сам туда с разными рыболовными снастями и велел при себе ловить их в стреме.
И какое же удовольствие было мое, когда мне их в течение двух суток наловили до 4000! От радости не знал я, куда мне их и девать было. И как в большой пруд насажено было их уже множество, то достальных разсудилось мне посадить в находившуюся подле соборной нашей церкви большую копаную регулярную сажелку, или прудок нарочитой величины, которая впоследствии времени доставляла нам множество удовольствий.
Ибо, насадив в нее помянутым образом множество карпов, восхотелось мне обеспечить ее от расхищения ограждением всей оной порядочною решеткою, область берега ее дерном, осадить в два ряда березками и составить чрез то приятное вокруг ее гульбище, которым как мы, так и все наши городские товарищи в летнее время нередко пользовались и до восторго увеселялись разросшимися тут очень скоро карпами, при бросании в воду хлебных корок, и смотрением на то, как они, как поросята, за ними гонялись и их теребили; а сделанный прекрасный плотик, на котором можно было по сему прудку разъезжать, придавал еще более нашим гуляньям вокруг его приятности.
Едва мы помянутую ловлю карпов кончили, как тотчас за сим получили мы, 5-го числа сего месяца известие о рождении великаго князя Константина Павловича. Радостное известие сие подало повод и нам к торжествованию сего радостного происшествия, и городничий наш дал нам всем при сем случае пир, сопряженный с обыкновенными увеселениями».
5) О создании уникального паркового ландшафта Богородицкого парка
«Не успел он (наместник) к нам ко всем, собравшимся опять к нему выттить как, поговорив минуты с три с нашим городничим и судьями, обратился тотчас ко мне я сказал: «Как бы, сударь, вам камешек-то из песку велеть выпилить?» - «Он у меня уже готов, ваше превосходительство, но не знаю, будет ли угоден?» и тотчас выбежал в зал и, взяв у держащаго его на дощечке, поднес к нему. «Прекрасный, прекрасный, - воскликнул наместник, - как нельзя быть лучше» и стал его со всех сторон рассматривать и, им любуясь, говорил: «Какия это прекрасныя жилки, какое удивительное сплетение между ими, сколько разных колеров, перемешанных даже с блестками, истинно заглядеться надобно, и я не сомневаюсь, что государыня с удовольствием на него посмотрит!» Потом сказал он мне: «Как же бы велеть, сударь, сделать по точной мере его и ящичек?» - «Готов и сей», - подхватил я, и, вышедши опять в зал, принес к нему его. «Вот, право, хорошо, - воскликнул он опять, - да когда же ты успел все это сделать и поклеить еще его?» - «Сегодняшним утром, ваше превосходительство, столяр есть, так долго ль делать?» - «Ну, спасибо; ей, ей спасибо, что вы так поспроворили сим делом». После чего и уложили мы сей камешек прямо в ларчик и, покрыв плотно бумажной ватой, закрыли и на крючки заперли.
Все сие продлилось несколько минут времени. И не успели мы дело сие кончить, как он опять мне сказал: «Вы хотели мне, сударь, показать еще ваши прожекты и рисунки украшениям садовым». - «И они у меня принесены и здесь, ваше превосходительство», и тотчас вышедши в зал и взяв их от слуги, принес к нему. «Пожалуйте-ка, сударь, пожалуйте, покажите». Я тотчас и прежде всего развернул ему план всему местоположению вокруг дома, на котором все сделанное уже обозначено было красками и тушью, а замышляемое вперед карандашными чертами. И между тем как он его рассматривал, стал ему я показывать опять все те места, которыя он уже видел, и сказывать о прочих, кои еще были не сделаны или замышлял я только еще вперед сделать. Он слушал все мои слова с величайшим вниманием, и казалось, что было ему все очень угодно. Со всем тем приметив, что ему все то не так было понятно, как мне, сказал я: «Жаль, что планы сего рода садам далеко не так могут быть для глаз занимательны и хороши, как садов регулярных». - «То-то и дело, - подхватил наместник, - там, по крайней мере, все черты прямыя и регулярныя, а тут нигде их нет да и быть не должно». - «Это правда, ваше превосходительство, да и расположить их по планам сего рода совсем неудобно и почти невозможно: тут не доходит дело ни до шнура, ни до сажени; а опытность доказала мне, что употребить надобно к ним совсем иную методу». - «А какую такую?» - спросил наместник. «Тут советоваться надобно с самим натуральным положением места и не то делать, что бы хотелось, а то, что самое местоположение надоумит и к чему удобнее и способнее быть месту, да и назначать все сцены, сообразуясь не с планом, а с проспективическими и ландшафтными рисунками, сделанными предварительно с воображением их в таком виде, какой должны они получить по своей отделке и по возрасте всех насаждений».
- «Как это?» - спросил меня, недовольно сие понимающий, наместник. «А вот, ваше превосходительство, не угодно ли взглянуть на рисунки сего рода». И развернув некоторые из них, стал ему показывать скицы, сделанные некоторым сценам. «Вот теперь и мне это уже понятно, - сказал наместник, - да как же по сим рисункам назначили вы места?» - «При помощи нескольких драниц, соломенных веревок, воображения и перьев, обкладывал и обводил я все те места, которыя должны засажены быть лесом; а затем смотрел и воображал себе уже выросши на том месте лес, и судил - хорошо ли будет и в нужде, где что прибавить или переменить и так далее». - «Ну, это совсем новый род искусства, - сказал наместник, - и это вам, сударь, только можно делать, а садовники учинить сего не в состоянии. Но скажите ж мне, где бы вы думали можно было нам построить какие-нибудь беседочки и здания?» - «А вот, ваше превосходительство, где и где». И стал ему на плане показывать места, мною к тому предназначаемые: «Вот тут прилично бы то сделать, а здесь то и то построить». - «Но какия же нам сделать? Нет ли у вас им рисунков?» - «Нет, ваше превосходительство, но сие зависеть будет от повеления вашего, а есть у меня новенькая, о садах сего рода, книга, со множеством рисунков всякаго рода садовых зданий, и не будет ли угодно вашему превосходительству из них которыя-нибудь выбрать?» - «Пожалуйте, мне их покажите». - «Они у меня здесь», - сказал я и тотчас принес их из зала, все пять частей Гиршфельдовых книг. Наместник развернул их и, увидав все эстампы, сказал: «О, да их тут множество и выбирать в самом деле есть из чего; однако на сие надобно время и более досуга. Между тем как я сие говорил, наместник, усмотря тут спокойную подле него лавочку, тотчас пошел на нее садиться, говоря: «Здесь, сударь, можно и отдохнуть и в тени прохладиться, а между тем желал я бы знать, откуда вы и как провели сюда воду? Надобно ей быть довольно высокой.
Фонтанчик ваш бьет аршин около трех вышиною, и каким образом он, как говорите, вам очень мало стоит?» - «Конечно так, ваше превосходительство, потому что воду я ниоткуда не проводил, но он у меня наливной». - «Как наливной? - спросил удивившийся наместник, да где ж у вас вода-то скрыта?» - «Вот здесь, позади вас, в сарае; и поставлена там на перекладах сороковая бочка с водою». - «Смотри, пожалуй! - сказал наместник. - Но каким же образом провели вы воду из ней в этого гуся?» - «Также безделицею, - сказал я, - кишкою, сшитою из кожи и скрытою вот здесь, в побочине этой полубеседочки».
И, сказав сие, стал отворять маленькие дверцы, с боку туда приделанные. «Я очень любопытен это видеть», - сказал, вскочивший с места своего, наместник и, всунув голову свою в отверстие, стал рассматривать, говоря: «Это очень куриозно, вот и краник маленький, которым, конечно, вы запираете и отворяете» - и, протянув руку, повернул его. «Вот ж в самом деле, - продолжал он, пустив опять остановившуюся воду, - и как легко и удобно его отворять и запирать. Но внизу-то как же вы сделали?» - «Там, - сказал я, - положен под землею деревянный, покрытый желобок и в нем простирается кишка эта до самой почти этой свинцовой трубки, на которой надет этот гусь и из которой бьет сия вода; трубка же надевается на другую деревянную, утвержденную в дерево, при конце кишки самой». - «Ну, сударь, - подхватил наместник, - и эта ваша штучка достойна перенимания, и выдумка прекрасная. Теперь вижу и я, что он и весь стоит очень малого, и это-то всего лучше. Но скажите мне, долго ли может он пробить?» - «Часа полтора, ваше превосходительство, - сказал я, - и столько, что им довольно можно повеселиться, и несколько раз пускать в день, и между тем ежели хочешь, можно и опять бочку наливать».
6) О малых архитектурных формах и признании трудов Болотова
«Что касается до сада, то в оном во все сие время произведено было мною множество дел, и ими занимался я еще более, нежели в минувшее лето и имел столько труда и безпокойства душевнаго и телеснаго, что два раза сам занемогал. Едва было не нажил себе лихорадки и насилу-насилу успел ее захватить в самом начале и с тем декоктом своим отличиться. Наиглавнейшия работы мои состояли в отделке помянутых двух фальшивых фигур; в раскапывании многих мест в горах, отчасти для удобнейших въездов на горы, отчасти для спокойнейшей ходьбы при гулянии; в устилании многих мест дерном; в откопании найденнаго стариннаго тайника или потаеннаго, высеченнаго в самой древности в горе сей, к воде схода из бывшей тут в старину крепости; в отделке моего каскада и каменной на верху его построенной беседки; в отделке нижняго большаго водоема и островка посреди онаго с поставленною на ней статуею; в раскрашивании каменной ротунды; в расширении моего большаго водовода и сделании его прочнейшим чрез устлание дна и краев его плитами и каменьями; в основании еще новых водоводов из магазейнаго парка; в сделании в оном новых украшений; в основании и назначении многих других мест для водяных резервуаров или водохранилищ; в разрытии и приуготовлении места для затеваемаго фонтана; в сделании разных деревянных и раскрашенных сиделок; в построении новых кирпичных сараев для заготовления кирпича к будущим строениям; в построении многих мостов для спокойнаго переезда чрез вершины; в посаждении опять многих тысяч диких и плодовитых дерев и кустарников и множестве других разных мелочных работ.
И как все сие не только надлежало мне самому назначать и все работы распорядить, но и за самым производством их в разных местах иметь частое смотрение, то легко может всякий заключить, сколь многочисленным надлежало быть в сие время трудам и хлопотам моим. Словом, их так было много, что я сам себе дивился, как успевал я все то делать и переносить все труды сии. Но как бы то ни было, но я, несмотря и на частые бывшие в сем году в начале большие и проливные дожди, мешавшие мне в работах, успел и в течение одного мая месяца весьма многое сделать и имел при том удовольствие видеть у себя одного иностраннаго знаменитаго путешественника, ездившаго по всему свету для обозрения всего любопытнаго. Был то некакий граф Мантейфель, человек молодой и очень любопытный изнающий. Разнесшаяся повсюду слава о нашем Богородицке побудила его нарочно к нам приехать, и я принужден был его вместе с спутником его всюду и всюду и по всем зданиям и местам выводить и все и все им показывать. Оба они смотрели на все с превеличайшим любопытством и удовольствием, а всего более наша церковь и мой грот, который им отменно полюбился, и зеркальная дверь и их так хорошо обманули, что и они посхватали с себя свои картузы для поклона навстречу к нам самих их идущих. Они расхвалили впрах меня за выдумку совсем новаго рода украшения и признавались, что она зрения в особливости достойна».
7) О любви к Богородицкому парку
«Как слухи о приезде к нам наместника позамолкли, а напротив того, стали говорить о скором его отбытии из Тулы, то протекло у нас опять целых восемь дней сряду в мире и тишине и без тревог всяких. Все сие время проводил я наиболее в собственных своих упражнениях и уединенных прогулках по садам с своим сыном и, занимаясь с ним то увеселениями красотами натуры (и вставая иногда раным-ранёхонько, единственно для того, чтоб удобнее можно было утешаться утренними приятностями натуры), то приятными и дружескими разговорами об них и других материях разных.
Но никогда не имел я столь отменнаго удовольствия, как 17-го числа тогдашняго июня месяца. В этот день, ввечеру, гуляя с ним одни в саду, занимались мы с ним более двух часов в уединенных и прямо философических разговорах, и я с неописанным удовольствием узнал, сколь далеко простираются его понятия и как хорошо расположено было его сердце, и не мог довольно тому нарадоваться и тем навеселиться. Словом, минуты сии были для меня приятнейшия в жизни. Я видел прекрасные плоды, произрастающие от трудов и стараний моих, употребленных к его воспитанию и обучению, и минуты сии сделали мне его несравненно еще милейшим и драгоценнейшим пред прежним».
Я предлагаю вам погрузиться в фрагменты труда «Жизнь и приключения Андрея Болотова» и найти там уникальные описания видов Богородицка эпохи первых Бобринских, интересные воспоминания о создании русского парка, рассказы о любви к парку и гостях, которых он восхитил своим талантом.
Итак, давайте запустим машину времени и перенесемся на более, чем 200 лет назад! Кстати: а вы когда-нибудь читали книги Болотова? Знакомы ли вы с его биографией и достижениями?
1) О видах Богородицка
«Засим не преминул я также объездить и осмотреть все селение города. Все оное состояло наиглавнейше в предлинной, старинной и не слишком прямой слободе, простиравшейся в длину без мала на версту, и составленную из сплошных деревянных домов старинных купцов, также конюхов и других разночинцев и не стоила никакого дальнаго уважения. Большая воронежская дорога, идущая из Тулы, проходила сквозь оную. Слобода сия, начавшись почти от самаго магазина и от бывшей тут так называемой Стрелецкой слободы, простиралась до самаго моста чрез речку Вязовку, и за оным находилось только несколько казарм, построенных для жительства солдат, в команде моей находившихся; а между сими и гошпиталем на поле, подле большой дороги, находился пустой так называемой гостиной двор, состоящий в предлинной связи со множеством каменных лавок для помещения купцов, приезжающих ежегодно туда на бываемую ярмонку в день Казанской иконы Богородицы.
Кроме помянутой старинной длинной слободы, была и вся большая и обширная пред домом площадь окружена с трех сторон новыми слободами. Одна и знаменитейшая из всех была расположена прямо и в параллель против дома, и составленная почти вся из порядочно построенных связей и казарм, назначенных для жительства разным мастеровым, и на краю которой находился дом управительской. Другая находилась в некотором отдалении от дома и в левой от него стороне и состояла из порядочных домов канцелярских служителей и других разночинцев. А третья была по правую сторону и составленная из дворов церковнослужителей и нескольких солдатских казарм. Сия была всех хуже, но занимала собою наилучшее и красивейшее место во всем Богородицке, почему впоследствии времени, по опустошении оной пожаром, и уничтожена и место, где она сидела, занято под сад английской.
Кроме сих слобод, площадь сия была украшена повсюду березовыми, насаженными пред слободами, широкими аллеями, и чрез самое то составляла наилучшее и красивейшее место во всем селении. Находилась еще в некотором отдалении от дворца, напротив оного, за прудом, прямая и длинная, версты на две простиравшаяся, крестьянская слобода, называемая Пушкарскою. Но сия не принадлежала уже к городу, а имела на обширном пред собою выгоне особую церковь во имя Покрова Богородицы. Что касается до упомянутаго теперь пруда, то был он пред самым домом и превеликий, совсем еще новой и сделанной в то же лето моим предместником. Преогромная и широкая плотина была оплотом сему великому и длиною версты на две простирающемуся водоему и соединяла собою оба берега речки Уперта, на которой сей пруд был запружен и снабден посреди большим рубленым спуском.
В сем состояло все жило тогдашняго Богородицка; и как находилось в оном множество казенных зданий, построенных г. Опухтиным, то стоило все то великих сумм и трудов для сего моего предместника. Я, осматривая все оное, не мог довольно всем расположением и красотою положения места налюбоваться; но все почти оное со временем так превратилось, что ныне не имеет и подобия прежнему своему состоянию. Со всем тем было сие не тогда, а впоследствии времени; тогда же, то есть при начале жительства моего в Богородицке, было нам несколько и скучновато, по причине, что как городок сей лежал посредине почти всей волости и окружен был со всех сторон волостными деревнями, то и не было никого из соседственных дворян, живущих в такой близости как прежде от Киясовки; а дома самых ближайших отстояли не ближе от нас верст 20-ти и более».
2) О собственном садике
«Кроме сего, имел я немалый кусок работы по единой уже своей прихоти. Как при доме управительском не было нигде ни малейшаго садика, а мне, по охоте своей к садам, без него было крайне скучно, то не успела вскрыться весна, как принялся я тотчас за основание и насаждение себе небольшого, однако нарочитого пространства за двором своим, садика. По господствующему тогда еще везде вкусу, сделал я и сей регулярным и, разбив по рисунку, самим мною прожектированному, ибо сделанный по предложению моему архитекторским нашим помощником ни к чему не годился, и я принужден был сам приняться за циркуль и линейку, а потом за веревки, колья и шнуры, и мне удалось основать и тут хотя небольшой, но такой садик, который все хвалили и который доставлял мне во все время пребывания моего в Богородицке безчисленное множество минут и часов приятных и веселых, и для меня был всегда утешнее и веселее самого большого сделанного мною потом там сада.
Итак, между прочими работами, занимался я и сим садом, и как в работниках не имел я недостатка и мог столько их нарядить, сколько хотел, то и успел в немногие дни не только засадить его весь, но и все в нем привесть в такой порядок, что все не могли довольно надивиться, как я успел в такое короткое время и так многое сделать; но я и трудился над ним довольно. Словом, вся весна сего года была для меня прямо многодельная и хлопотливая, а особливо сначала, когда нужно было все дела и работы основывать и приводить в порядок, и я всему и сам должен был еще учиться. Но, по счастию, имел я во всем успех вожделенный и скоро мало-помалу ко всему привык, а тогда мне и не таково трудно уже было, как сначала. Сим окончу я мое письмо, сказав вам, что я есмь ваш и проч».
3) О создании плана Богородицка
«Впрочем, достопамятно, что в течение всего мая месяца старались мы с особым прилежанием о скорейшей отделке главнаго корпуса во дворце и о сделании его к житью способным, в чем и имели столь хороший успех, что мне можно было уже поместить в нем приезжавшаго к нам в первых числах июня опять губернатора нашего, г. Муромцова. В сей раз приезжал он наиболее для прожектирования плана будущему и настоящему уже городу Богородицку, которой предпринимали они составить из взятых от нас обеих слобод и обращенных из крестьян в мещане, и расположить уже весь оной за прудом, против самого дворца, и перевесть туда и все старинное малочисленное и ничего почти не значущее богородицкое купечество с тем намерением, чтоб все прежнее селение опросталось уже для волости и составляло бы впредь уже волостное село, против города лежащее.
Губернатор, будучи мне уже знаком, обошелся опять со мною не как с подчиненным, но как с добрым приятелем, и нашел все в судах в наилучшем порядке, был очень доволен. Мы старались опять угостить его всячески. Но обеденным столом трактовал его уже не я, а судья наш, г. Албычев, а у меня он со всеми судьями ужинал. Когда же дело дошло до прожектирования плана городу, то хотя был он и сам хорошим геометром и инженером, но, усевшись на другой день во дворце за стол и посадя подле себя меня, сказал мне: «Сем-ка, братец, Андрей Тимофеевич, сообща потрудимся и подумаем о том, как бы нам получше расположить будущий город». - «Очень хорошо», - сказал я и стал ему преподавать мысли, какия я давно уже имел по сему предмету. Мысли сии показались ему так хороши и так полюбились, что он ни с другого слова, схватя циркуль и карандаш и вручая мне, сказал: «Возьми-ка, друг сердечной, и садись-ка на моем месте; вижу я, что ты меня искуснее и более к таким делам имеешь и способности, и вкуса. Начеркай-ка план как тебе самому заблагоразсудится».
Что мне было тогда делать! Принужден я был его желание исполнить и в несколько минут действительно начертил самой тот план, по которому сей город впоследствии времени построен, ибо прожект мой не только полюбился тогда губернатору, но расхвален и самим наместником, а потом был так счастлив, что удостоился апробован и утвержден быть и самою императрицею, без малейшей перемены, и она так им была довольна, что сравнивала его с сущим цветником и повелела точно таким образом город расположить и сохранить даже самыя прожектированныя мною названия главнейших его улиц, стекающихся со всех сторон ко дворцу за прудом, которой употребил я средоточием всему его расположению; и мысль моя, чтоб назвать их по именам здравствовавшей тогда императорской фамилии, и чтоб самую главную улицу назвать Екатерининскою, а прочия Павловскою, Мариинскою, Александровскою и Константиновскою - была ей в особливости угодна. Итак, что Богородицк построен и расположен таким образом, каков он ныне, тому случилось быть причиною мне собственно, и я первой подал к тому мысли и план сделал».
4) О рыбном нашествии на Богородицкие пруды
«Месяц май сего года сделался мне памятен многими бывшими в течение его особыми происшествиями. При самом начале его перетревожен я был уведомлением, что прорвался и ушел у меня один из больших богородицких волостных прудов, называемой Щедиловским. Пруд сей был старинный, запруженный на той же речке Уперти, которая протекала мимо дворца, и пониже нового большого пруда дворцового. И как он был только мельничный, то хотя и не составлял дальней важности, но мне было его очень жаль, и более потому, что в нем от сбежавшей с большого пруда икры завелось великое множество карпов, о чем узнали мы впервые только при сем случае.
Ибо как вода из него вся сбежала, и один берег сего пруда был уже не наш, а городской, то и бросились все новые мещане и городские жители ловить в стреме оставшуюся рыбу, и я удивился, услышав, что они ловят и наловили ее себе превеликое множество. Но удивление мое увеличилось еще больше, когда сказали мне, что вся рыба сия состоит в маленьких карпах. Сперва не хотел было я тому никак верить, ибо почитал невозможным, чтоб в толь немногие годы могло от сотни посаженных в большой дворцовой пруд карпов расплодиться их такое множество не только в нем, но и в сем нижнем пруде, в которой мы никаких карпов и не сажали; но как принесли мне их на показ, то по усикам их удостоверился я в том совершенно, и тогда, обрадуясь сему, без памяти поскакал я сам туда с разными рыболовными снастями и велел при себе ловить их в стреме.
И какое же удовольствие было мое, когда мне их в течение двух суток наловили до 4000! От радости не знал я, куда мне их и девать было. И как в большой пруд насажено было их уже множество, то достальных разсудилось мне посадить в находившуюся подле соборной нашей церкви большую копаную регулярную сажелку, или прудок нарочитой величины, которая впоследствии времени доставляла нам множество удовольствий.
Ибо, насадив в нее помянутым образом множество карпов, восхотелось мне обеспечить ее от расхищения ограждением всей оной порядочною решеткою, область берега ее дерном, осадить в два ряда березками и составить чрез то приятное вокруг ее гульбище, которым как мы, так и все наши городские товарищи в летнее время нередко пользовались и до восторго увеселялись разросшимися тут очень скоро карпами, при бросании в воду хлебных корок, и смотрением на то, как они, как поросята, за ними гонялись и их теребили; а сделанный прекрасный плотик, на котором можно было по сему прудку разъезжать, придавал еще более нашим гуляньям вокруг его приятности.
Едва мы помянутую ловлю карпов кончили, как тотчас за сим получили мы, 5-го числа сего месяца известие о рождении великаго князя Константина Павловича. Радостное известие сие подало повод и нам к торжествованию сего радостного происшествия, и городничий наш дал нам всем при сем случае пир, сопряженный с обыкновенными увеселениями».
5) О создании уникального паркового ландшафта Богородицкого парка
«Не успел он (наместник) к нам ко всем, собравшимся опять к нему выттить как, поговорив минуты с три с нашим городничим и судьями, обратился тотчас ко мне я сказал: «Как бы, сударь, вам камешек-то из песку велеть выпилить?» - «Он у меня уже готов, ваше превосходительство, но не знаю, будет ли угоден?» и тотчас выбежал в зал и, взяв у держащаго его на дощечке, поднес к нему. «Прекрасный, прекрасный, - воскликнул наместник, - как нельзя быть лучше» и стал его со всех сторон рассматривать и, им любуясь, говорил: «Какия это прекрасныя жилки, какое удивительное сплетение между ими, сколько разных колеров, перемешанных даже с блестками, истинно заглядеться надобно, и я не сомневаюсь, что государыня с удовольствием на него посмотрит!» Потом сказал он мне: «Как же бы велеть, сударь, сделать по точной мере его и ящичек?» - «Готов и сей», - подхватил я, и, вышедши опять в зал, принес к нему его. «Вот, право, хорошо, - воскликнул он опять, - да когда же ты успел все это сделать и поклеить еще его?» - «Сегодняшним утром, ваше превосходительство, столяр есть, так долго ль делать?» - «Ну, спасибо; ей, ей спасибо, что вы так поспроворили сим делом». После чего и уложили мы сей камешек прямо в ларчик и, покрыв плотно бумажной ватой, закрыли и на крючки заперли.
Все сие продлилось несколько минут времени. И не успели мы дело сие кончить, как он опять мне сказал: «Вы хотели мне, сударь, показать еще ваши прожекты и рисунки украшениям садовым». - «И они у меня принесены и здесь, ваше превосходительство», и тотчас вышедши в зал и взяв их от слуги, принес к нему. «Пожалуйте-ка, сударь, пожалуйте, покажите». Я тотчас и прежде всего развернул ему план всему местоположению вокруг дома, на котором все сделанное уже обозначено было красками и тушью, а замышляемое вперед карандашными чертами. И между тем как он его рассматривал, стал ему я показывать опять все те места, которыя он уже видел, и сказывать о прочих, кои еще были не сделаны или замышлял я только еще вперед сделать. Он слушал все мои слова с величайшим вниманием, и казалось, что было ему все очень угодно. Со всем тем приметив, что ему все то не так было понятно, как мне, сказал я: «Жаль, что планы сего рода садам далеко не так могут быть для глаз занимательны и хороши, как садов регулярных». - «То-то и дело, - подхватил наместник, - там, по крайней мере, все черты прямыя и регулярныя, а тут нигде их нет да и быть не должно». - «Это правда, ваше превосходительство, да и расположить их по планам сего рода совсем неудобно и почти невозможно: тут не доходит дело ни до шнура, ни до сажени; а опытность доказала мне, что употребить надобно к ним совсем иную методу». - «А какую такую?» - спросил наместник. «Тут советоваться надобно с самим натуральным положением места и не то делать, что бы хотелось, а то, что самое местоположение надоумит и к чему удобнее и способнее быть месту, да и назначать все сцены, сообразуясь не с планом, а с проспективическими и ландшафтными рисунками, сделанными предварительно с воображением их в таком виде, какой должны они получить по своей отделке и по возрасте всех насаждений».
- «Как это?» - спросил меня, недовольно сие понимающий, наместник. «А вот, ваше превосходительство, не угодно ли взглянуть на рисунки сего рода». И развернув некоторые из них, стал ему показывать скицы, сделанные некоторым сценам. «Вот теперь и мне это уже понятно, - сказал наместник, - да как же по сим рисункам назначили вы места?» - «При помощи нескольких драниц, соломенных веревок, воображения и перьев, обкладывал и обводил я все те места, которыя должны засажены быть лесом; а затем смотрел и воображал себе уже выросши на том месте лес, и судил - хорошо ли будет и в нужде, где что прибавить или переменить и так далее». - «Ну, это совсем новый род искусства, - сказал наместник, - и это вам, сударь, только можно делать, а садовники учинить сего не в состоянии. Но скажите ж мне, где бы вы думали можно было нам построить какие-нибудь беседочки и здания?» - «А вот, ваше превосходительство, где и где». И стал ему на плане показывать места, мною к тому предназначаемые: «Вот тут прилично бы то сделать, а здесь то и то построить». - «Но какия же нам сделать? Нет ли у вас им рисунков?» - «Нет, ваше превосходительство, но сие зависеть будет от повеления вашего, а есть у меня новенькая, о садах сего рода, книга, со множеством рисунков всякаго рода садовых зданий, и не будет ли угодно вашему превосходительству из них которыя-нибудь выбрать?» - «Пожалуйте, мне их покажите». - «Они у меня здесь», - сказал я и тотчас принес их из зала, все пять частей Гиршфельдовых книг. Наместник развернул их и, увидав все эстампы, сказал: «О, да их тут множество и выбирать в самом деле есть из чего; однако на сие надобно время и более досуга. Между тем как я сие говорил, наместник, усмотря тут спокойную подле него лавочку, тотчас пошел на нее садиться, говоря: «Здесь, сударь, можно и отдохнуть и в тени прохладиться, а между тем желал я бы знать, откуда вы и как провели сюда воду? Надобно ей быть довольно высокой.
Фонтанчик ваш бьет аршин около трех вышиною, и каким образом он, как говорите, вам очень мало стоит?» - «Конечно так, ваше превосходительство, потому что воду я ниоткуда не проводил, но он у меня наливной». - «Как наливной? - спросил удивившийся наместник, да где ж у вас вода-то скрыта?» - «Вот здесь, позади вас, в сарае; и поставлена там на перекладах сороковая бочка с водою». - «Смотри, пожалуй! - сказал наместник. - Но каким же образом провели вы воду из ней в этого гуся?» - «Также безделицею, - сказал я, - кишкою, сшитою из кожи и скрытою вот здесь, в побочине этой полубеседочки».
И, сказав сие, стал отворять маленькие дверцы, с боку туда приделанные. «Я очень любопытен это видеть», - сказал, вскочивший с места своего, наместник и, всунув голову свою в отверстие, стал рассматривать, говоря: «Это очень куриозно, вот и краник маленький, которым, конечно, вы запираете и отворяете» - и, протянув руку, повернул его. «Вот ж в самом деле, - продолжал он, пустив опять остановившуюся воду, - и как легко и удобно его отворять и запирать. Но внизу-то как же вы сделали?» - «Там, - сказал я, - положен под землею деревянный, покрытый желобок и в нем простирается кишка эта до самой почти этой свинцовой трубки, на которой надет этот гусь и из которой бьет сия вода; трубка же надевается на другую деревянную, утвержденную в дерево, при конце кишки самой». - «Ну, сударь, - подхватил наместник, - и эта ваша штучка достойна перенимания, и выдумка прекрасная. Теперь вижу и я, что он и весь стоит очень малого, и это-то всего лучше. Но скажите мне, долго ли может он пробить?» - «Часа полтора, ваше превосходительство, - сказал я, - и столько, что им довольно можно повеселиться, и несколько раз пускать в день, и между тем ежели хочешь, можно и опять бочку наливать».
6) О малых архитектурных формах и признании трудов Болотова
«Что касается до сада, то в оном во все сие время произведено было мною множество дел, и ими занимался я еще более, нежели в минувшее лето и имел столько труда и безпокойства душевнаго и телеснаго, что два раза сам занемогал. Едва было не нажил себе лихорадки и насилу-насилу успел ее захватить в самом начале и с тем декоктом своим отличиться. Наиглавнейшия работы мои состояли в отделке помянутых двух фальшивых фигур; в раскапывании многих мест в горах, отчасти для удобнейших въездов на горы, отчасти для спокойнейшей ходьбы при гулянии; в устилании многих мест дерном; в откопании найденнаго стариннаго тайника или потаеннаго, высеченнаго в самой древности в горе сей, к воде схода из бывшей тут в старину крепости; в отделке моего каскада и каменной на верху его построенной беседки; в отделке нижняго большаго водоема и островка посреди онаго с поставленною на ней статуею; в раскрашивании каменной ротунды; в расширении моего большаго водовода и сделании его прочнейшим чрез устлание дна и краев его плитами и каменьями; в основании еще новых водоводов из магазейнаго парка; в сделании в оном новых украшений; в основании и назначении многих других мест для водяных резервуаров или водохранилищ; в разрытии и приуготовлении места для затеваемаго фонтана; в сделании разных деревянных и раскрашенных сиделок; в построении новых кирпичных сараев для заготовления кирпича к будущим строениям; в построении многих мостов для спокойнаго переезда чрез вершины; в посаждении опять многих тысяч диких и плодовитых дерев и кустарников и множестве других разных мелочных работ.
И как все сие не только надлежало мне самому назначать и все работы распорядить, но и за самым производством их в разных местах иметь частое смотрение, то легко может всякий заключить, сколь многочисленным надлежало быть в сие время трудам и хлопотам моим. Словом, их так было много, что я сам себе дивился, как успевал я все то делать и переносить все труды сии. Но как бы то ни было, но я, несмотря и на частые бывшие в сем году в начале большие и проливные дожди, мешавшие мне в работах, успел и в течение одного мая месяца весьма многое сделать и имел при том удовольствие видеть у себя одного иностраннаго знаменитаго путешественника, ездившаго по всему свету для обозрения всего любопытнаго. Был то некакий граф Мантейфель, человек молодой и очень любопытный изнающий. Разнесшаяся повсюду слава о нашем Богородицке побудила его нарочно к нам приехать, и я принужден был его вместе с спутником его всюду и всюду и по всем зданиям и местам выводить и все и все им показывать. Оба они смотрели на все с превеличайшим любопытством и удовольствием, а всего более наша церковь и мой грот, который им отменно полюбился, и зеркальная дверь и их так хорошо обманули, что и они посхватали с себя свои картузы для поклона навстречу к нам самих их идущих. Они расхвалили впрах меня за выдумку совсем новаго рода украшения и признавались, что она зрения в особливости достойна».
7) О любви к Богородицкому парку
«Как слухи о приезде к нам наместника позамолкли, а напротив того, стали говорить о скором его отбытии из Тулы, то протекло у нас опять целых восемь дней сряду в мире и тишине и без тревог всяких. Все сие время проводил я наиболее в собственных своих упражнениях и уединенных прогулках по садам с своим сыном и, занимаясь с ним то увеселениями красотами натуры (и вставая иногда раным-ранёхонько, единственно для того, чтоб удобнее можно было утешаться утренними приятностями натуры), то приятными и дружескими разговорами об них и других материях разных.
Но никогда не имел я столь отменнаго удовольствия, как 17-го числа тогдашняго июня месяца. В этот день, ввечеру, гуляя с ним одни в саду, занимались мы с ним более двух часов в уединенных и прямо философических разговорах, и я с неописанным удовольствием узнал, сколь далеко простираются его понятия и как хорошо расположено было его сердце, и не мог довольно тому нарадоваться и тем навеселиться. Словом, минуты сии были для меня приятнейшия в жизни. Я видел прекрасные плоды, произрастающие от трудов и стараний моих, употребленных к его воспитанию и обучению, и минуты сии сделали мне его несравненно еще милейшим и драгоценнейшим пред прежним».