В русской поэзии “нулевых” имелся некий парадокс. У парадокса было имя: Борис Херсонский.
Всякое десятилетие ждет своих поэтов. Не поэта “номер раз” (это как раз определяется посмертно или - например, в случае с Бродским - пред-смертно), а поэта, попадающего в нерв времени. Так и “нулевые” - ждали. Претендент должен был, как обычно, соответствовать четырем “М”. Быть молодым, москвичом, модернистом и модным.
И вошел Херсонский.
Немолодой. Пятидесятилетний.
Немосковский. Даже не российский. Одесский.
Немодернист. Несмотря на дольник и верлибры. На кинематографическую оптику. На симпатии кураторов и критиков “актуального” направления.
Немодный и немассовый. Несмотря на многочисленные публикации. На более, чем 2100 читателей его блога “Там и тогда” (
borkhers).
Вошел, чуть волоча за собой длинноватую невыигрышную фамилию, читая неэффектно и с заметным акцентом.
Более того, вошел с опозданием.
ПАРАДОКС ХЕРСОНСКОГО, ИЛИ “НАРИСОВАТЬ ЧЕЛОВЕЧКА”