158. Влодзимеж Калицки. "27 января 1945. Ужас Аушвица."
Оригинал публикации:
Włodzimierz Kalicki, "27 stycznia 1945. Groza Auschwitz."
"Gazeta Wyborcza" (Польша), 27.01.2010, тираж номера 353 000 экз.
http://wyborcza.pl/1,76842,7498078,27_stycznia_1945__Groza_Auschwitz.html
Предлагаю свой перевод этого очерка.
(Корявости - мои. Влодзимеж Калицки - известный публицист, каждую неделю в приложении к «Газете Выборчей» он печатает эссе о событиях какого-нибудь одного заметного в истории дня, хоть сто лет назад, хоть раньше. Конечно, не без беллетристики и эмоций, на то и эссе, но, по-моему, всегда классно.)
Влодзимеж Калицки. "27 января 1945. Ужас Аушвица."
Во главе своих пехотинцев лейтенант подбегает к станции, перескакивает через пути. Дальше видны сторожевые вышки и множество близко стоящих бараков. Красноармейцы сразу понимают - это должен быть лагерь.
На заснеженной дороге лейтенант Юрий Ильинский замечает указатель с надписью «Аушвиц». Далее видны городские постройки.
Его рота входит в состав 100-ой Львовской пехотной дивизии, которой командует генерал-майор Федор Карсавин. Дивизия наступает на Освенцим с востока. Генерал-полковник Павел Курочкин, командующий 60-ой армией 1-го Украинского фронта, наступающей на Верхнюю Силезию от Кракова, намерен в районе Освенцима окружить отступающие немецкие войска. Советские дивизии идут на город с севера и с юго-востока.
19-летний Ильинский не имеет понятия, Польша ли здесь все еще или уже Германия. Для его солдат в этом большая разница - никто из них не сомневается, что в «проклятой Германии» им наконец будет больше дозволено. Когда советские солдаты входят в город, все становится ясным. На домах появляются бело-красные флаги, везде полно радующихся жителей. Поляки тут и там подзывают красноармейцев и указывают им на переодевшихся в гражданское гитлеровцев, смешавшихся с толпой.
Немцы не обороняют Освенцима, и рота Ильинского, которая насчитывает не более половины штатного состава, около двух часов дня подходит к железнодорожной станции. На открытом пространстве пулеметный огонь втискивает красноармейцев в снег. Немцы засели в нескольких бункерах, расположенных на станции, между путями. Они хорошо пристрелялись.
Почти полчаса советские солдаты ползут в рыхлом снегу, пока наконец один из них связкой гранат
не обезвреживает ближайший бункер. В следующий момент за плечами красноармейцев раздается рев моторов - на подмогу роте Ильинского идут танки. Грохот пушечных выстрелов - и уже второй бункер разбит. Немецкие пулеметы смолкают. Во главе своих пехотинцев лейтенант подбегает к станции, перескакивает через пути. Дальше видны сторожевые вышки и множество близко стоящих бараков. Советские солдаты сразу понимают - это должен быть лагерь.
Маленький пистолет для маленького узника.
Красноармейцы подходят ближе, видят колючую проволоку, через дыры в ограждении проскальзывают между бараками. Идут осторожно - поблизости постоянно слышны выстрелы. У стены барака - груда страшно изможденных тел. Около следующего барака - множество расстрелянных мужчин и женщин.
Наконец, натыкаются на барак с оголодавшими, оборванными, больными детьми. Самым младшим - по два-три года. Солдаты развязывают вещмешки и раздают им все, что только можно съесть.
Шестилетний хлопец хватает Ильинского за руку и уже не отпускает. Ведет его по лагерю, показывает: тут был крематорий, а тут - баня, а там на кострах сжигали людей. Лейтенант вытаскивает из кучи обгоревших костей кусочек челюсти и прячет в вещмешок. На вопрос, где его родители, мальчик спокойно отвечает, что их убили немцы. Ильинский тут же решает взять ребенка с собой, в свой батальон. Он вЫходит его, откормит, оденет. При военных мальчику всегда будет лучше, сытнее, нежели среди гражданских. Но комбат велит отвести хлопца обратно. Ребенок плачет, Ильинский тоже готов расплакаться. На прощанье отдает хлопцу самое ценное: маленький никелированный пистолет калибра 5 мм.
Последние экзекуции.
Уже с июля 1944 года, с момента освобождения лагеря Майданек, службы СС систематически уничтожали документацию и сокращали количество узников в лагерях Аушвиц и Биркенау. С начала декабря 1944 года до 15 января 1945 с лагерных складов в Германию была вывезена одежда свыше полумиллиона человек, умерщвленных в газовых камерах. Начиная с осени, узников заставляли стирать следы преступлений: демонтировать оборудование газовых камер и крематориев, разбирать деревянные бараки, сжигать документацию (в январе ее сжигали на кострах на лагерных улицах), выкапывать останки сожженных жертв и сбрасывать их в реку Солу, выравнивать грунт, сажать деревья. Неделю назад немцы взорвали крематории II и III, а вчера в час ночи - последний крематорий~V.
Последние поверки в лагере Аушвиц-Биркенау состоялись 10 дней назад. На следующий день началась эвакуация 58 тысяч узников пешими колоннами по 500 человек, в снегу и при более чем двадцатиградусном морозе. Ослабевших эсэсовцы убивали. Погибли тысячи.
В лагере Аушвиц осталось около 1200 узников, больных и не способных идти, в Биркенау - 5800, в большинстве женщин. Эсэсовская охрана исчезла шесть дней назад, но территорию лагеря по-прежнему прочесывали патрули СС и вермахта. Еще позавчера в Биркенау ворвался отряд СД, забрал 150 евреев, вывел их за ворота и часть расстрелял. В это время в Аушвице эсэсовцы обыскали бараки и согнали узников в одно место, готовясь к экзекуции. Но подъехали гестаповцы с информацией о том, что русские в любой момент могут замкнуть кольцо окружения. И немцы спешно покинули лагерь.
В Биркенау больные и крайне ослабевшие узники попрятались в бараках. После двух часов дня стали слышны возгласы: «Идут! Идут!».
Узникам можно есть только сухари.
Заключенный Альфред Фидеркевич замечает на главной лагерной дороге советского солдата, тот мягко ступает по снегу, держа приклад у плеча. Фидеркевичу он напоминает охотника, узник выходит ему навстречу, обращаясь по-русски:
- Здравствуйте!
Русский с улыбкой спрашивает, есть ли тут немцы и осторожным шагом движется дальше.
После полудня на территорию Аушвица и Биркенау вступают остальные советские отряды. Видя истощенные трупы и оголодавших, весящих по тридцать килограммов узников, с великим трудом бредущих по снегу к своим освободителям, многие закаленные красноармейцы плачут как дети. Русские отдают людям в полосатой одежде весь свой провиант. К сожалению, солдаты снабжены отменно: кроме сухарей у них есть консервы из жирной свинины, большие куски соленой, копченой грудинки. Для оголодавших узников мясо смертельно опасно, но лишь немногие в состоянии ограничиться сухарями. Не проходит и четверти часа, когда первые несчастные в полосатой одежде извиваются от боли и метят снег кровавым поносом. Многие умирают. Среди них - известный довоенный юрист из Вены, обер-прокурор доктор Ваксман.
Ближе к вечеру на территории лагеря появляются советские военные врачи. Сразу приказывают отобрать у бывших узников всю еду - за исключением сухарей - и приступают к осмотру больных.
Можно ли возвращаться в Будапешт?
В Биркенау до блока с больными солдаты добираются поздно, уже в густых сумерках. Когда двери большого барака медленно открываются, десятки лежащих в одежде узниц в ужасе замирают. Во время эвакуации эсэсовцы не успели ликвидировать женскую больницу - не вернулись ли они теперь, чтобы убить больных ? В тонущий в темноте барак гуськом входят красноармейцы, каждый со свечкой в руке. Первый, высокий русский, идет осторожно, осматривается. За ним движется страшно некрасивый монгол. У него на руках - лагерный ребенок, исхудавший и грязный. Малыш прижимается, возит ладошками у лица солдата, тот с улыбкой отводит голову, когда пальчик попадает ему в глаз.
Больные с плачем тянутся к солдатам, обнимают их за ноги, целуют руки. Русские, немного испуганные, гладят их по бритым головам, поднимают худые как щепки тела. «А можно ли уже возвращаться в Будапешт?» - спрашивает одна из узниц.
- Можно, - отвечает самый высокий солдат.
- А в Белград?
- Можно, можно.
- А в Лодзь? - из-за спин подруг по неволе спрашивает 16-летняя Юлия Темерсон, еврейка из Лодзи.
- Можно!
Тяжело больная немецкая узница протискивается к русскому: «Берлин? Берлин?».
- Берлин пока нет, но уже скоро.
В окрестностях Освенцима и Бжезинки вечером и ночью идут довольно интенсивные бои. Советские солдаты, которые несколько часов назад прошли по территории обоих лагерей, пленных теперь не берут.
Влодзимеж Калицки.
Несколько фотографий с сайта музея Аушвиц-Биркенау:
http://www.auschwitz.org.pl/
А это фото забыл откуда стянул, прошу прощения у владельцев:
Włodzimierz Kalicki, "27 stycznia 1945. Groza Auschwitz."
"Gazeta Wyborcza" (Польша), 27.01.2010, тираж номера 353 000 экз.
http://wyborcza.pl/1,76842,7498078,27_stycznia_1945__Groza_Auschwitz.html
Предлагаю свой перевод этого очерка.
(Корявости - мои. Влодзимеж Калицки - известный публицист, каждую неделю в приложении к «Газете Выборчей» он печатает эссе о событиях какого-нибудь одного заметного в истории дня, хоть сто лет назад, хоть раньше. Конечно, не без беллетристики и эмоций, на то и эссе, но, по-моему, всегда классно.)
Влодзимеж Калицки. "27 января 1945. Ужас Аушвица."
Во главе своих пехотинцев лейтенант подбегает к станции, перескакивает через пути. Дальше видны сторожевые вышки и множество близко стоящих бараков. Красноармейцы сразу понимают - это должен быть лагерь.
На заснеженной дороге лейтенант Юрий Ильинский замечает указатель с надписью «Аушвиц». Далее видны городские постройки.
Его рота входит в состав 100-ой Львовской пехотной дивизии, которой командует генерал-майор Федор Карсавин. Дивизия наступает на Освенцим с востока. Генерал-полковник Павел Курочкин, командующий 60-ой армией 1-го Украинского фронта, наступающей на Верхнюю Силезию от Кракова, намерен в районе Освенцима окружить отступающие немецкие войска. Советские дивизии идут на город с севера и с юго-востока.
19-летний Ильинский не имеет понятия, Польша ли здесь все еще или уже Германия. Для его солдат в этом большая разница - никто из них не сомневается, что в «проклятой Германии» им наконец будет больше дозволено. Когда советские солдаты входят в город, все становится ясным. На домах появляются бело-красные флаги, везде полно радующихся жителей. Поляки тут и там подзывают красноармейцев и указывают им на переодевшихся в гражданское гитлеровцев, смешавшихся с толпой.
Немцы не обороняют Освенцима, и рота Ильинского, которая насчитывает не более половины штатного состава, около двух часов дня подходит к железнодорожной станции. На открытом пространстве пулеметный огонь втискивает красноармейцев в снег. Немцы засели в нескольких бункерах, расположенных на станции, между путями. Они хорошо пристрелялись.
Почти полчаса советские солдаты ползут в рыхлом снегу, пока наконец один из них связкой гранат
не обезвреживает ближайший бункер. В следующий момент за плечами красноармейцев раздается рев моторов - на подмогу роте Ильинского идут танки. Грохот пушечных выстрелов - и уже второй бункер разбит. Немецкие пулеметы смолкают. Во главе своих пехотинцев лейтенант подбегает к станции, перескакивает через пути. Дальше видны сторожевые вышки и множество близко стоящих бараков. Советские солдаты сразу понимают - это должен быть лагерь.
Маленький пистолет для маленького узника.
Красноармейцы подходят ближе, видят колючую проволоку, через дыры в ограждении проскальзывают между бараками. Идут осторожно - поблизости постоянно слышны выстрелы. У стены барака - груда страшно изможденных тел. Около следующего барака - множество расстрелянных мужчин и женщин.
Наконец, натыкаются на барак с оголодавшими, оборванными, больными детьми. Самым младшим - по два-три года. Солдаты развязывают вещмешки и раздают им все, что только можно съесть.
Шестилетний хлопец хватает Ильинского за руку и уже не отпускает. Ведет его по лагерю, показывает: тут был крематорий, а тут - баня, а там на кострах сжигали людей. Лейтенант вытаскивает из кучи обгоревших костей кусочек челюсти и прячет в вещмешок. На вопрос, где его родители, мальчик спокойно отвечает, что их убили немцы. Ильинский тут же решает взять ребенка с собой, в свой батальон. Он вЫходит его, откормит, оденет. При военных мальчику всегда будет лучше, сытнее, нежели среди гражданских. Но комбат велит отвести хлопца обратно. Ребенок плачет, Ильинский тоже готов расплакаться. На прощанье отдает хлопцу самое ценное: маленький никелированный пистолет калибра 5 мм.
Последние экзекуции.
Уже с июля 1944 года, с момента освобождения лагеря Майданек, службы СС систематически уничтожали документацию и сокращали количество узников в лагерях Аушвиц и Биркенау. С начала декабря 1944 года до 15 января 1945 с лагерных складов в Германию была вывезена одежда свыше полумиллиона человек, умерщвленных в газовых камерах. Начиная с осени, узников заставляли стирать следы преступлений: демонтировать оборудование газовых камер и крематориев, разбирать деревянные бараки, сжигать документацию (в январе ее сжигали на кострах на лагерных улицах), выкапывать останки сожженных жертв и сбрасывать их в реку Солу, выравнивать грунт, сажать деревья. Неделю назад немцы взорвали крематории II и III, а вчера в час ночи - последний крематорий~V.
Последние поверки в лагере Аушвиц-Биркенау состоялись 10 дней назад. На следующий день началась эвакуация 58 тысяч узников пешими колоннами по 500 человек, в снегу и при более чем двадцатиградусном морозе. Ослабевших эсэсовцы убивали. Погибли тысячи.
В лагере Аушвиц осталось около 1200 узников, больных и не способных идти, в Биркенау - 5800, в большинстве женщин. Эсэсовская охрана исчезла шесть дней назад, но территорию лагеря по-прежнему прочесывали патрули СС и вермахта. Еще позавчера в Биркенау ворвался отряд СД, забрал 150 евреев, вывел их за ворота и часть расстрелял. В это время в Аушвице эсэсовцы обыскали бараки и согнали узников в одно место, готовясь к экзекуции. Но подъехали гестаповцы с информацией о том, что русские в любой момент могут замкнуть кольцо окружения. И немцы спешно покинули лагерь.
В Биркенау больные и крайне ослабевшие узники попрятались в бараках. После двух часов дня стали слышны возгласы: «Идут! Идут!».
Узникам можно есть только сухари.
Заключенный Альфред Фидеркевич замечает на главной лагерной дороге советского солдата, тот мягко ступает по снегу, держа приклад у плеча. Фидеркевичу он напоминает охотника, узник выходит ему навстречу, обращаясь по-русски:
- Здравствуйте!
Русский с улыбкой спрашивает, есть ли тут немцы и осторожным шагом движется дальше.
После полудня на территорию Аушвица и Биркенау вступают остальные советские отряды. Видя истощенные трупы и оголодавших, весящих по тридцать килограммов узников, с великим трудом бредущих по снегу к своим освободителям, многие закаленные красноармейцы плачут как дети. Русские отдают людям в полосатой одежде весь свой провиант. К сожалению, солдаты снабжены отменно: кроме сухарей у них есть консервы из жирной свинины, большие куски соленой, копченой грудинки. Для оголодавших узников мясо смертельно опасно, но лишь немногие в состоянии ограничиться сухарями. Не проходит и четверти часа, когда первые несчастные в полосатой одежде извиваются от боли и метят снег кровавым поносом. Многие умирают. Среди них - известный довоенный юрист из Вены, обер-прокурор доктор Ваксман.
Ближе к вечеру на территории лагеря появляются советские военные врачи. Сразу приказывают отобрать у бывших узников всю еду - за исключением сухарей - и приступают к осмотру больных.
Можно ли возвращаться в Будапешт?
В Биркенау до блока с больными солдаты добираются поздно, уже в густых сумерках. Когда двери большого барака медленно открываются, десятки лежащих в одежде узниц в ужасе замирают. Во время эвакуации эсэсовцы не успели ликвидировать женскую больницу - не вернулись ли они теперь, чтобы убить больных ? В тонущий в темноте барак гуськом входят красноармейцы, каждый со свечкой в руке. Первый, высокий русский, идет осторожно, осматривается. За ним движется страшно некрасивый монгол. У него на руках - лагерный ребенок, исхудавший и грязный. Малыш прижимается, возит ладошками у лица солдата, тот с улыбкой отводит голову, когда пальчик попадает ему в глаз.
Больные с плачем тянутся к солдатам, обнимают их за ноги, целуют руки. Русские, немного испуганные, гладят их по бритым головам, поднимают худые как щепки тела. «А можно ли уже возвращаться в Будапешт?» - спрашивает одна из узниц.
- Можно, - отвечает самый высокий солдат.
- А в Белград?
- Можно, можно.
- А в Лодзь? - из-за спин подруг по неволе спрашивает 16-летняя Юлия Темерсон, еврейка из Лодзи.
- Можно!
Тяжело больная немецкая узница протискивается к русскому: «Берлин? Берлин?».
- Берлин пока нет, но уже скоро.
В окрестностях Освенцима и Бжезинки вечером и ночью идут довольно интенсивные бои. Советские солдаты, которые несколько часов назад прошли по территории обоих лагерей, пленных теперь не берут.
Влодзимеж Калицки.
Несколько фотографий с сайта музея Аушвиц-Биркенау:
http://www.auschwitz.org.pl/
А это фото забыл откуда стянул, прошу прощения у владельцев: