1209. Петр Маевский, «Рядовой Липский». Перевод с польского.
Петр Маевский,
«Рядовой Липский».
Польский посол, Гитлер, общая ответственность за разжигание второй мировой войны. И Владимир Путин.
Еженедельник «Политика», номер 2, 8.01-14.01.2020
Двадцатого сентября 1938 г. польский посол в Берлине Юзеф Липский был принят Гитлером в его альпийской резиденции Бергхоф в окрестностях Берхтесгадена. Состоявшаяся беседа касалась, в основном, взятой Третьим Рейхом в кольцо Чехословакии. И только в конце немецкий диктатор вспомнил о намерении, «в согласии с Польшей, Венгрией и, возможно, Румынией, уладить еврейский вопрос путем эмиграции в колонии». Липский ответил, что если Гитлеру удастся осуществить эту цель, «то мы поставим ему прекрасный памятник в Варшаве».
Выдернутое из контекста высказывание польского дипломата было недавно использовано Владимиром Путиным для инсинуаций об общей [с Германией - А.П.] ответственности за развязывание второй мировой войны и истребление европейских евреев, а сам Липский был назван президентом России «сволочью и антисемитской свиньей».
На снимке: Юзеф Липский (на ступенях слева) покидает здание президентской канцелярии в Берлине после встречи с недавно избранным канцлером Адольфом Гитлером, 14 ноября 1933 г.
Воспитанный антинемецки.
Юзеф Липский родился в 1894 г. во Вроцлаве в польской помещичьей семье, имевшей поместье в Левкове в Прусской Польше. Его отец с успехом участвовал в борьбе с напирающей во времена Бисмарка германизацией, так что происхождение воздействовало на молодого Юзефа определенно антинемецки. В свою очередь, прусская гимназия во Вроцлаве, в которую он ходил, сделала из него человека де факто двуязычного (он бегло освоил также французский и английский). Незадолго до вспышки первой мировой войны он начал учебу в университете в швейцарской Лозанне, что позволило ему избежать призыва в немецкую армию. Завршил учебу он в год окончания войны и сразу потом уехал в Париж, где поступил на дипломатическую службу возрождающегося польского государства. Его первым заданием, еще в декабре 1918 г., стала подготовка поездки в Польшу Игнация Яна Падеревского. Позже он работал в представительствах в Лондоне, Париже и Берлине. В 1925 г. он занял пост заместителя начальника Западного Отдела в варшавском МИДе, а спустя три года стал его главой. Представлял Польшу на многих ключевых международных конференциях, в том числе в 1925 г. в Локарно.
В июле 1933 г. Липский был назначен послом Польши в Берлине, где уже шесть месяцев как правили нацисты (через год представительство было возвышено до ранга посольства). Он сыграл ключевую роль в подготовке подписанной в январе 1934 г. польско-немецкой декларации о неагрессии, которая являлась одним из фундаментов заграничной политики маршала Юзефа Пилсудского, направленной на поддержании равноудаленности в отношениях с Германией и Советским Союзом.
Пребывая в представительстве в Берлине, Липский зарекомендовал себя прекрасно ориентирующимся дипломатом и укрепил свое положение превосходного знатока Германии. Однако, хотя он исключительно добросовестно информировал вышестоящих о том, что происходило над Шпрее и Рейном, его роль в формировании польской заграничной политики ограничивалась реализацией указаний, поступающих из Варшавы. Впрочем, это касалось всех представителей Второй Жечипосполитой в заграничных столицах - министр Юзеф Бек не допускал среди своих подчиненных мнений, отличных от собственной точки зрения, а тем более каких-то самостоятельных действий. Поэтому сотворение из Липского образа главного «шварцхарактера» довоенной польской дипломатии смахивает на абсурд, и наверняка Кремль добивается иного: нападение на польского посла в Берлине - это по существу атака на всю заграничную политику Второй Жечипосполитой, во всяком случае ту, которую проводил в 1932-39 гг. министр Бек.
Не аплодировал Холокосту.
Формулировка, использованная польским послом в присутствии Гитлера, не отличалась от языка тогдашней дипломатии. Примерно за два месяца до этого глава британской дипломатии лорд Галифакс, например, заявил личному эмиссару Гитлера: «Прошу передать фюреру мой личный привет и сказать ему, что моей целью как министра иностранных дел является увидеть однажды, как фюрер рядом с английским королем въезжают на конях в Букингемский дворец». С сегодняшней перспективы, когда мы знаем, что случилось во время войны, это звучит столь же чудовищно, как и идея поставить памятник Гитлеру в Варшаве, но в 1938 г. заявления такого типа были только признаком изысканной вежливости и легко проходили через горло тех, кто считался джентльменом и польским или британским патриотом.
Из контекста беседы Липского с Гитлером однозначно следует также, что немецкий диктатор не говорил о «решении еврейского вопроса» в том зловещем значении, какое оно приобрело в течение второй мировой войны. И это полностью согласуется с нынешним состоянием исторических знаний. Ибо большинство исследователей считают, что в 1938 г. Гитлер еще не носился с намерением уничтожить всех европейских евреев, а планы такие - несмотря на уже совершенные ранее убийства - окончательно выкристаллизовались только после немецкой атаки на Советский Союз. Таким образом, ни Липский, ни, говоря шире, вся польская дипломатия не аплодировали Холокосту, а старались довести до более или менее добровольной эмиграции евреев из страны. Оценка этого намерения - это совсем иная тема, требующая рассмотрения в современном историческом контексте.
Во второй половине 30-х годов власти Польши интенсивно старались добиться выезда из страны определенной части граждан еврейской национальности. Разговоры на эту тему проводились не только с Гитлером, но и с дипломатами и политиками многих других стран, а также с представителями заграничных еврейских сообществ. В огромном большинстве они относились к таким планам с пониманием, хотя, вообще-то, не слишком спешили, чтобы помочь в их реализации. Параллельно с этим польский МИД и военные тайно поддерживали радикальные сионистские организации, стремившиеся интенсифицировать эмиграцию своих соотечественников в Палестину для построения там фундаментов еврейской государственности. Самой важной из них был крайне правый Бейтар, финансируемый и обучаемый Войском Польским. Его предводитель Влодзимеж [Владимир - А.П.] Жаботинский, говоривший о себе без обиняков, что он циник, в начале августа 1938 г. развертывал перед польскими дипломатами и военными планы исхода из Польши почти всего еврейского меньшинства. Если бы этому могла помочь паника, то он заявлял, что «сам был бы тем, кто такую панику сеет». Несомненно, столь радикальные помыслы не пользовались поддержкой большинства польских евреев, но знаменателен факт, что сионисты не рассматривали поддержку властями Польши планов эмиграции как позицию по существу антисемитскую.
Аналогично считали наверняка и большинство польских политиков и дипломатов, в том числе и посол Второй Жечипосполитой в Берлине. Даже если некоторые из них приватно не любили евреев (а в случае Липского таких доводов нет), факт этот не влиял сколько-нибудь существенно на их позицию в отношении эмиграции. Была уверенность, что уменьшение численности национальных меньшинств - речь шла также о украинцах и белорусах - лежит в польских государственных интересах. Кстати, в эмиграции усматривалось и противоядие на одновременное «облегчение» перенаселенных сельских территорий, с которых в течение всего межвоенного двадцатилетия, не ожидая благословения государственных властей, плыл за океан и в Западную Европу широкий поток этнических поляков, искавших лучшие условия для жизни.
Однако, двухчасовая беседа польского посла с Гитлером концентрировалась не вокруг эмиграции, а вокруг судетского кризиса, который тогда вошел в решающую стадию и грозил вспышкой европейской войны. Неделей ранее власти Чехословакии, находившейся под угрозой вторжения Вермахта, объявили в части приграничных районов чрезвычайное положение. Тамошние немецкие меньшинства, действуя в соответствии с полученными из Рейха инструкциями, атаковали военные и полицейские посты. Желая любой ценой сохранить мир, 15 сентября в Берхтесгаден прибыл британский премьер Невилл Чемберлен и обещал Гитлеру вынудить чехов без сопротивления отдать Судеты. Немецкий вождь изложил ход этого визита Липскому и прозондировал, как повела бы себя Польша, если бы Рейх принял предлагаемое британцами решение, и как она поступила бы, если бы дошло до вооруженного конфликта с Чехословакией.
На снимке: Гитлер осматривает выставку польского искусства в Академии Искусств на Pariser Platz в Берлине. Первый справа - посол Юзеф Липский, 29 марта 1935 г.
Небезопасно близко от фюрера.
Ответ польского дипломата - и в этом случае точно соответствовавший линии, принятой министром Беком - несомненно порадовал Гитлера. Власти Второй Жечипосполитой намеревались потребовать от Чехословакии уступить [Польше - А.П.] заселенное польским меньшинством Заолзье. «Если бы наши интересы не были учтены, - пояснил Липский, - мы не остановились бы перед применением силы». Польша устремлялась небезопасно близко за боевой колесницей фюрера, и существовал риск, что она вместе с ним бросится в пучину войны, имея союзником гитлеровскую Германию, а противником не только Чехословакию, но также Францию и Великобританию, а также наверняка и Советский Союз.
Даже опуская моральный аспект сотрудничества с Гитлером, это был несомненно необычайно рискованный шаг. Конфликтующая с западными странами Жечпосполита, под угрозой от Красной Армии с востока, быстро бы оказалась в милости и немилости у Германии. Вопреки тем историкам-любителям, которые с перспективы десятков лет строят мечты-фантазии о пакте Риббентропа с Беком, это могло принести лишь плачевные последствия. Однако, это не обязательно означает, что в 1938 г. Польша стала союзницей нацистского Рейха и сознательно стремилась разжечь европейский конфликт.
По существу, в Варшаве вообще не рассматривался сценарий, по которому Чехословакия окажет сопротивление Германии. Министр Бек исключил такую возможность уже в мае 1938 г., представляя самым важным полииткам в стране и нескольким избранным дипломатам (в их числе Липскому) принципы своей политики. И снабдил их двумя исключительно существенными оговорками. «Во-первых, мы не можем и не должны начинать какие бы то ни было действия против чехов, а во-вторых, если бы моя гипотеза оказалась ошибочной, то следует в течение 24 часов изменить польскую политику, поскольку в случае настоящей европейской войны с Германией мы не можем быть на стороне Германии даже косвенно». Тогдашний польский посол в Праге Казимеж Папее [Papee] позже утверждал, что получил от Бека инструкцию, чтобы в случае вспышки такого конфликта выступить на стороне чехословацких властей как представитель союзнического государства.
В конечном счете, история пошла иначе, и мы уже никогда не узнаем, удалось ли бы польской дипломатии совершить такой резкий поворот, или же наша страна оказалась бы втянутой в войну на стороне Третьего Рейха. Легкомысленное балансирование на границе такого риска серьезно отягчает министра Бека, но еще делает из него союзника Гитлера. Тем более, нельзя обвинять в пронацистских симпатиях Юзефа Липского.
Стрелял в Люфтваффе.
Хрупкие основы польско-немецкого сотрудничества начали легко шататься уже 20 сентября [1938 г. - А.П.], в той самой беседе, которая дала Владимиру Путину повод обвинить Польшу в союзе с Гитлером. Ибо под конец беседы польский посол услышал от немецкого диктатора о необходимости наметить экстерриториальную автостраду через польскую Померанию. И не услышал от фюрера однозначного заверения в нерушимости статуса Вольного Города Гданьска. Спустя немногим более месяца, 24 октября 1938 г., Липский был принят в Берхтесгадене шефом немецкой дипломатии Иохимом фон Риббентропом, который открыто представил ему требования, касающиеся аннексии Гданьска и строительства экстерриториальной дороги через померанский коридор. Польский дипломат предостерег, что «не видит возможности соглашения в плоскости присоединения Вольного Города к Рейху». И своей позиции Польша не изменила, несмотря на все более грубое давление со стороны Германии. Финал этого общеизвестен.
Послу Липскому выпала неприятная роль представлять Польшу в лихорадочных и, как мы сегодня знаем, обреченных на неудачу беседах с дипломатами нацистского Рейха, которые велись в последние часы перед началом войны. После начавшейся немецкой агрессии он вместе с другими работниками своего представительства покинул Берлин. После сентябрьского поражения он оказался во Франции, где как рядовой вступил в формируемые там польские вооруженные силы. Во время французской кампании 1940 г. он как командир взвода пулеметчиков стрелял по самолетам Люфтваффе. Позже он был политическим советником у очередных главнокомандующих - генералов Владислава Сикорского, Казимежа Соснковского и Владислава Андерса. Уже в звании майора он принял участие в боях на итальянском фронте. После окончания войны у него не было возможности вернуться в управляемую коммунистами страну. Скончался он в Вашингтоне 1 ноября 1958 г.
(Петр Маевский - историк, автор книги о мюнхенском кризисе: «Когда вспыхнет война? 1938. Исследование кризиса.», Варшава, 2019.)
------------------------------
Оригинал:
Piotr M. Majewski, Szeregowiec Lipski
“Polityka” nr 2 (343), 8.01-14.01.2020
Статья в электронном виде - для платных подписчиков, поэтому ссылку не привожу.
(Перевод с польского - А. Памятных ака Dassie2001.)
Фотографии - сканы из бумажной версии статьи Маевского в еженедельнике «Политика».
P.S. 15.01.2020. Еще одна ссылка (на русском языке).
http://kulturapolshi.ru/node/466
Профессор Мариуш Волос: «Юзеф Липский не был антисемитом не только в предвоенном,
но и в современном понимании этого слова»
«Рядовой Липский».
Польский посол, Гитлер, общая ответственность за разжигание второй мировой войны. И Владимир Путин.
Еженедельник «Политика», номер 2, 8.01-14.01.2020
Двадцатого сентября 1938 г. польский посол в Берлине Юзеф Липский был принят Гитлером в его альпийской резиденции Бергхоф в окрестностях Берхтесгадена. Состоявшаяся беседа касалась, в основном, взятой Третьим Рейхом в кольцо Чехословакии. И только в конце немецкий диктатор вспомнил о намерении, «в согласии с Польшей, Венгрией и, возможно, Румынией, уладить еврейский вопрос путем эмиграции в колонии». Липский ответил, что если Гитлеру удастся осуществить эту цель, «то мы поставим ему прекрасный памятник в Варшаве».
Выдернутое из контекста высказывание польского дипломата было недавно использовано Владимиром Путиным для инсинуаций об общей [с Германией - А.П.] ответственности за развязывание второй мировой войны и истребление европейских евреев, а сам Липский был назван президентом России «сволочью и антисемитской свиньей».
На снимке: Юзеф Липский (на ступенях слева) покидает здание президентской канцелярии в Берлине после встречи с недавно избранным канцлером Адольфом Гитлером, 14 ноября 1933 г.
Воспитанный антинемецки.
Юзеф Липский родился в 1894 г. во Вроцлаве в польской помещичьей семье, имевшей поместье в Левкове в Прусской Польше. Его отец с успехом участвовал в борьбе с напирающей во времена Бисмарка германизацией, так что происхождение воздействовало на молодого Юзефа определенно антинемецки. В свою очередь, прусская гимназия во Вроцлаве, в которую он ходил, сделала из него человека де факто двуязычного (он бегло освоил также французский и английский). Незадолго до вспышки первой мировой войны он начал учебу в университете в швейцарской Лозанне, что позволило ему избежать призыва в немецкую армию. Завршил учебу он в год окончания войны и сразу потом уехал в Париж, где поступил на дипломатическую службу возрождающегося польского государства. Его первым заданием, еще в декабре 1918 г., стала подготовка поездки в Польшу Игнация Яна Падеревского. Позже он работал в представительствах в Лондоне, Париже и Берлине. В 1925 г. он занял пост заместителя начальника Западного Отдела в варшавском МИДе, а спустя три года стал его главой. Представлял Польшу на многих ключевых международных конференциях, в том числе в 1925 г. в Локарно.
В июле 1933 г. Липский был назначен послом Польши в Берлине, где уже шесть месяцев как правили нацисты (через год представительство было возвышено до ранга посольства). Он сыграл ключевую роль в подготовке подписанной в январе 1934 г. польско-немецкой декларации о неагрессии, которая являлась одним из фундаментов заграничной политики маршала Юзефа Пилсудского, направленной на поддержании равноудаленности в отношениях с Германией и Советским Союзом.
Пребывая в представительстве в Берлине, Липский зарекомендовал себя прекрасно ориентирующимся дипломатом и укрепил свое положение превосходного знатока Германии. Однако, хотя он исключительно добросовестно информировал вышестоящих о том, что происходило над Шпрее и Рейном, его роль в формировании польской заграничной политики ограничивалась реализацией указаний, поступающих из Варшавы. Впрочем, это касалось всех представителей Второй Жечипосполитой в заграничных столицах - министр Юзеф Бек не допускал среди своих подчиненных мнений, отличных от собственной точки зрения, а тем более каких-то самостоятельных действий. Поэтому сотворение из Липского образа главного «шварцхарактера» довоенной польской дипломатии смахивает на абсурд, и наверняка Кремль добивается иного: нападение на польского посла в Берлине - это по существу атака на всю заграничную политику Второй Жечипосполитой, во всяком случае ту, которую проводил в 1932-39 гг. министр Бек.
Не аплодировал Холокосту.
Формулировка, использованная польским послом в присутствии Гитлера, не отличалась от языка тогдашней дипломатии. Примерно за два месяца до этого глава британской дипломатии лорд Галифакс, например, заявил личному эмиссару Гитлера: «Прошу передать фюреру мой личный привет и сказать ему, что моей целью как министра иностранных дел является увидеть однажды, как фюрер рядом с английским королем въезжают на конях в Букингемский дворец». С сегодняшней перспективы, когда мы знаем, что случилось во время войны, это звучит столь же чудовищно, как и идея поставить памятник Гитлеру в Варшаве, но в 1938 г. заявления такого типа были только признаком изысканной вежливости и легко проходили через горло тех, кто считался джентльменом и польским или британским патриотом.
Из контекста беседы Липского с Гитлером однозначно следует также, что немецкий диктатор не говорил о «решении еврейского вопроса» в том зловещем значении, какое оно приобрело в течение второй мировой войны. И это полностью согласуется с нынешним состоянием исторических знаний. Ибо большинство исследователей считают, что в 1938 г. Гитлер еще не носился с намерением уничтожить всех европейских евреев, а планы такие - несмотря на уже совершенные ранее убийства - окончательно выкристаллизовались только после немецкой атаки на Советский Союз. Таким образом, ни Липский, ни, говоря шире, вся польская дипломатия не аплодировали Холокосту, а старались довести до более или менее добровольной эмиграции евреев из страны. Оценка этого намерения - это совсем иная тема, требующая рассмотрения в современном историческом контексте.
Во второй половине 30-х годов власти Польши интенсивно старались добиться выезда из страны определенной части граждан еврейской национальности. Разговоры на эту тему проводились не только с Гитлером, но и с дипломатами и политиками многих других стран, а также с представителями заграничных еврейских сообществ. В огромном большинстве они относились к таким планам с пониманием, хотя, вообще-то, не слишком спешили, чтобы помочь в их реализации. Параллельно с этим польский МИД и военные тайно поддерживали радикальные сионистские организации, стремившиеся интенсифицировать эмиграцию своих соотечественников в Палестину для построения там фундаментов еврейской государственности. Самой важной из них был крайне правый Бейтар, финансируемый и обучаемый Войском Польским. Его предводитель Влодзимеж [Владимир - А.П.] Жаботинский, говоривший о себе без обиняков, что он циник, в начале августа 1938 г. развертывал перед польскими дипломатами и военными планы исхода из Польши почти всего еврейского меньшинства. Если бы этому могла помочь паника, то он заявлял, что «сам был бы тем, кто такую панику сеет». Несомненно, столь радикальные помыслы не пользовались поддержкой большинства польских евреев, но знаменателен факт, что сионисты не рассматривали поддержку властями Польши планов эмиграции как позицию по существу антисемитскую.
Аналогично считали наверняка и большинство польских политиков и дипломатов, в том числе и посол Второй Жечипосполитой в Берлине. Даже если некоторые из них приватно не любили евреев (а в случае Липского таких доводов нет), факт этот не влиял сколько-нибудь существенно на их позицию в отношении эмиграции. Была уверенность, что уменьшение численности национальных меньшинств - речь шла также о украинцах и белорусах - лежит в польских государственных интересах. Кстати, в эмиграции усматривалось и противоядие на одновременное «облегчение» перенаселенных сельских территорий, с которых в течение всего межвоенного двадцатилетия, не ожидая благословения государственных властей, плыл за океан и в Западную Европу широкий поток этнических поляков, искавших лучшие условия для жизни.
Однако, двухчасовая беседа польского посла с Гитлером концентрировалась не вокруг эмиграции, а вокруг судетского кризиса, который тогда вошел в решающую стадию и грозил вспышкой европейской войны. Неделей ранее власти Чехословакии, находившейся под угрозой вторжения Вермахта, объявили в части приграничных районов чрезвычайное положение. Тамошние немецкие меньшинства, действуя в соответствии с полученными из Рейха инструкциями, атаковали военные и полицейские посты. Желая любой ценой сохранить мир, 15 сентября в Берхтесгаден прибыл британский премьер Невилл Чемберлен и обещал Гитлеру вынудить чехов без сопротивления отдать Судеты. Немецкий вождь изложил ход этого визита Липскому и прозондировал, как повела бы себя Польша, если бы Рейх принял предлагаемое британцами решение, и как она поступила бы, если бы дошло до вооруженного конфликта с Чехословакией.
На снимке: Гитлер осматривает выставку польского искусства в Академии Искусств на Pariser Platz в Берлине. Первый справа - посол Юзеф Липский, 29 марта 1935 г.
Небезопасно близко от фюрера.
Ответ польского дипломата - и в этом случае точно соответствовавший линии, принятой министром Беком - несомненно порадовал Гитлера. Власти Второй Жечипосполитой намеревались потребовать от Чехословакии уступить [Польше - А.П.] заселенное польским меньшинством Заолзье. «Если бы наши интересы не были учтены, - пояснил Липский, - мы не остановились бы перед применением силы». Польша устремлялась небезопасно близко за боевой колесницей фюрера, и существовал риск, что она вместе с ним бросится в пучину войны, имея союзником гитлеровскую Германию, а противником не только Чехословакию, но также Францию и Великобританию, а также наверняка и Советский Союз.
Даже опуская моральный аспект сотрудничества с Гитлером, это был несомненно необычайно рискованный шаг. Конфликтующая с западными странами Жечпосполита, под угрозой от Красной Армии с востока, быстро бы оказалась в милости и немилости у Германии. Вопреки тем историкам-любителям, которые с перспективы десятков лет строят мечты-фантазии о пакте Риббентропа с Беком, это могло принести лишь плачевные последствия. Однако, это не обязательно означает, что в 1938 г. Польша стала союзницей нацистского Рейха и сознательно стремилась разжечь европейский конфликт.
По существу, в Варшаве вообще не рассматривался сценарий, по которому Чехословакия окажет сопротивление Германии. Министр Бек исключил такую возможность уже в мае 1938 г., представляя самым важным полииткам в стране и нескольким избранным дипломатам (в их числе Липскому) принципы своей политики. И снабдил их двумя исключительно существенными оговорками. «Во-первых, мы не можем и не должны начинать какие бы то ни было действия против чехов, а во-вторых, если бы моя гипотеза оказалась ошибочной, то следует в течение 24 часов изменить польскую политику, поскольку в случае настоящей европейской войны с Германией мы не можем быть на стороне Германии даже косвенно». Тогдашний польский посол в Праге Казимеж Папее [Papee] позже утверждал, что получил от Бека инструкцию, чтобы в случае вспышки такого конфликта выступить на стороне чехословацких властей как представитель союзнического государства.
В конечном счете, история пошла иначе, и мы уже никогда не узнаем, удалось ли бы польской дипломатии совершить такой резкий поворот, или же наша страна оказалась бы втянутой в войну на стороне Третьего Рейха. Легкомысленное балансирование на границе такого риска серьезно отягчает министра Бека, но еще делает из него союзника Гитлера. Тем более, нельзя обвинять в пронацистских симпатиях Юзефа Липского.
Стрелял в Люфтваффе.
Хрупкие основы польско-немецкого сотрудничества начали легко шататься уже 20 сентября [1938 г. - А.П.], в той самой беседе, которая дала Владимиру Путину повод обвинить Польшу в союзе с Гитлером. Ибо под конец беседы польский посол услышал от немецкого диктатора о необходимости наметить экстерриториальную автостраду через польскую Померанию. И не услышал от фюрера однозначного заверения в нерушимости статуса Вольного Города Гданьска. Спустя немногим более месяца, 24 октября 1938 г., Липский был принят в Берхтесгадене шефом немецкой дипломатии Иохимом фон Риббентропом, который открыто представил ему требования, касающиеся аннексии Гданьска и строительства экстерриториальной дороги через померанский коридор. Польский дипломат предостерег, что «не видит возможности соглашения в плоскости присоединения Вольного Города к Рейху». И своей позиции Польша не изменила, несмотря на все более грубое давление со стороны Германии. Финал этого общеизвестен.
Послу Липскому выпала неприятная роль представлять Польшу в лихорадочных и, как мы сегодня знаем, обреченных на неудачу беседах с дипломатами нацистского Рейха, которые велись в последние часы перед началом войны. После начавшейся немецкой агрессии он вместе с другими работниками своего представительства покинул Берлин. После сентябрьского поражения он оказался во Франции, где как рядовой вступил в формируемые там польские вооруженные силы. Во время французской кампании 1940 г. он как командир взвода пулеметчиков стрелял по самолетам Люфтваффе. Позже он был политическим советником у очередных главнокомандующих - генералов Владислава Сикорского, Казимежа Соснковского и Владислава Андерса. Уже в звании майора он принял участие в боях на итальянском фронте. После окончания войны у него не было возможности вернуться в управляемую коммунистами страну. Скончался он в Вашингтоне 1 ноября 1958 г.
(Петр Маевский - историк, автор книги о мюнхенском кризисе: «Когда вспыхнет война? 1938. Исследование кризиса.», Варшава, 2019.)
------------------------------
Оригинал:
Piotr M. Majewski, Szeregowiec Lipski
“Polityka” nr 2 (343), 8.01-14.01.2020
Статья в электронном виде - для платных подписчиков, поэтому ссылку не привожу.
(Перевод с польского - А. Памятных ака Dassie2001.)
Фотографии - сканы из бумажной версии статьи Маевского в еженедельнике «Политика».
P.S. 15.01.2020. Еще одна ссылка (на русском языке).
http://kulturapolshi.ru/node/466
Профессор Мариуш Волос: «Юзеф Липский не был антисемитом не только в предвоенном,
но и в современном понимании этого слова»