951. «Самая трудная гонка». Поразительно откровенное интервью Юстины Ковальчик.
На днях, 4 июня, самая массовая польская «Газета Выборча» опубликовала интервью Юстины Ковальчик, одной из лучших в мире лыжниц, которое сразу попало в рязряд главных новостей дня, не только спортивных. Журналист, взявший интервью, на следующий день отметил в газете, что беседа записывалась в течение нескольких недель, разговоров же без записи было намного больше. Юстина авторизовала подготовленный текст, и они с журналистом договорились, что пусть он полежит некоторое время. Потом Юстина его перечитала и выразила еще большее желание опубликовать. Вот мой перевод. А Юстине - удачи в борьбе и счастья в жизни, она молодец и должна совладать и выкарабкаться. Думаю, ее интервью психологически поможет многим, не только ей самой.
Фото - с сайта «Газеты Выборчей». Юстина после победы на любимой дистанции (10 км классическим стилем) на Олимпиаде в Сочи.
Депрессия Юстины Ковальчик. «Три последних года моей жизни оказались ложью»
Павел Вилькович (Paweł Wilkowicz), «Газета Выборча», 4 июня 2014 года.
- Обо всем от А до Я знали только трое, да и то узнавали с приличным запаздыванием. Двое из них не могли поверить, что все это правда - потому что когда смотрели на меня в телевизоре, видели другую Юстину. А я делала свое, я тогда была развалиной, хотела бросить лыжи, но сочла, что должна все это выплакать, - говорит Юстина Ковальчик в очень личной беседе с Павлом Вильковичем.
Павел Вилькович, Sport.pl: Что это за гонка, в которой ты сейчас участвуешь?
Юстина Ковальчик: Гонка за жизнь, могу так сказать, пожалуй. Очень трудная.
- Депрессия?
- Уже больше года назад у меня диагностировали состояние депрессии. Более полутора лет борюсь с бессонницей. Наберется, быть может, несколько десятков ночей, когда я нормально высыпалась. Борюсь со своим организмом, с постоянной тошнотой, обмороками, температурой под 40, страхами. С проблемами, которых раньше не было. В какой-то период любая еда была достаточным поводом для рвоты. Сейчас немного лучше. И сочетать все это с тренировками очень трудно. Бывали дни, когда единственным пейзажем для меня был потолок в комнате. Когда не было ни сил, ни желания встать с кровати, а единственным вопросом было - зачем?
- Видишь, что там лежит под столиком?
- «Твой стиль» [популярный глянцевый журнал с зачастую серьезными публикациями - Дасси]. Со мной на обложке.
- С эффектной фотосессией, c интервью, в котором полно твоих жизненных планов. И полно энергии, оптимизма. Это было недавно.
- Да, у меня тогда была очень высокая температура. Да, это было недавно. Также недавно были Олимпийские Игры и золотая медаль. Недавно были и десятки других победных гонок. Недавно принимала поздравления и улыбалась.
- На показ?
- Я немного напритворялась за эти почти два года, с тех пор как нахожусь в минусе. Но такие фотосессия и интервью, как в «Твоем стиле», - в моем состоянии это было спасением. Меня никто не заставлял, сама хотела. Хотела увидеть себя со стороны, на красивых снимках, как-то за это уцепиться, восстановить ощущение собственного достоинства. Хотела хоть что-то сделать, поскольку хуже нет - запереться в квартире и никуда не выходить. Все это время я старалась сохранять видимость. Мне ведь говорили, что так нужно. Ну, я и изображала, что все идет самым нормальным образом: тренировки, старты, а я, как всегда, кусачая. После зимнего сезона всегда делаю одну фотосессию, вот и теперь после Сочи сделала. Недавно получила прглашение на бал в Нью-Йорке, замечательно, полетела. За эти два года бывали моменты и дни, даже недели, когда в силу обстоятельств проблемы исчезали, а я улыбалась все время от уха до уха. Но сказки быстро кончались.
- И, например, вскоре после Игр, вместо того чтобы праздновать с семьей, ты села в машину, убегая от своей жизни так далеко, что приземлилась аж в Андорре?
- Да, вроде как на горные лыжи. Хотелось забраться куда-то, где будет душевный покой, горы, где не будет много поляков. Ехала больше 2 000 км до этой Андорры словно в трансе. Бывают такие минуты, когда готова лезть на рожон [по-польски - броситься с мотыгой на солнце - Дасси]. Выбросить всю эту грусть к черту. А потом приходит такой кризис, что пальцем не могу шевельнуть. Старты меня как-то мобилизовали. Как раз на главных соревнованиях, на Играх в Сочи или на чемпионате мира в Val di Fiemme год назад, или даже на многих стартах Кубка мира удавалось исключить депрессивный фактор. Хорошо спала, ела, боролась. Была счастливой и нормальной. А на остальных кубковых стартах чаще всего лежала без сна до четырех утра. Потом удавалось заснуть на два часа. В шесть часов подъем, зарядка, подготовка, в одиннадцать выигрывала гонку - и снова вниз, в бессонную ночь. Когда даже после такой физической нагрузки не можешь заснуть, это значит, что с тобой плохо.
- Ты сказала, что это борьба за жизнь. За желание жить дальше?
- Это состояние депрессии - со всем тем, что оно с собой несет.
- Принимаешь лекарства?
- Были такие попытки, первая - больше года назад. Надо было попробовать, поскольку состояние депрессии углублялось, и я не не могла с этим сладить, как и с очень нестабильной ситуацией, в которой очутилась. Но проба не удалась, я очень слабо реагировала на лекарства. Вторая попытка была в сентябре прошлого года. Также с очень слабым эффектом. А третья - теперь, весной, когда было уже действительно плохо. Все попытки заканчивались максимум через месяц. Мой реакцией были потеря сознания, еще более сильная тошнота, трясучка, страхи. Возникло уже такое сильное «нет» ко всякой химии, к лекарствам, что в последние два года даже витамины и железо не принимала. Для поддержания организма у меня остались только энергетические батончики и напитки. Мучили меня свекольным соком, а в Сочи - икрой, она улучшает кровь. Третья попытка с лекарствами закончилась полным провалом и еще разными странными историями после приема лекарств. Поэтому все пошло в мусорную корзину. А я сейчас занимаюсь с психотерапевтом. Уже несколько недель.
- Выигрываешь?
- Не знаю, что еще меня ждет, да может и не хочу знать. Было тяжело - и все время еще тяжело. И хочу об этом, наконец, рассказать открыто, потому что все труднее мне было скрывать. Все труднее врать - почему не принимаю большинства приглашений, почему боюсь идти в толпу, почему недавно упала в обморок на марафоне, почему меня не было там, где намеревалась быть. Сколько можно выдумывать самого разного вранья. Надеюсь, что теперь мне хотя бы в этом отношении полегчает. И я решила вернуться в спорт раньше, чем планировала. То есть уже в начале июня, а не в августе. Пусть эти тренировки, которые я в последнее время считала препятствием в налаживании своей жизни, пусть они мне теперь помогут.
- После Сочи ты до августа планировала радоваться жизни. Самый длительный отдых за всю карьеру, пять месяцев. А из того, что рассказываешь, следует, что отдых заменился в мучения.
- Я намеревалась дать себе до августа шанс, чтобы обрести себя. Может, и вылечиться. Может, почувствовать радость. Не говорю тут о радости от лыжных гонок, а о радости от того, что я есть. Хотелось пожить, найти какой-то стимул, который меня оттянет от всего того, что черное. Но не удалось. Весной все еще больше посыпалось. Свободное время не помогло. Проблемы не решил и переезд в Варшаву, куда я перебралась после Игр. Было слишком много дерганья, которого я попросту не выдержала. Замечательно тут, однако, жить - невероятно, но папарацци меня не выследили и все еще охотятся за мной где-то на родине. Надо чем-то заняться, и, поскольку все иное у меня в жизни рассыпается, сосредоточусь на спорте. На том, что у меня всегда хорошо получалось. Может быть, благодаря тренировкам как-нибудь малыми шажками из всего этого выпутаюсь. Ухвачусь за то, что для меня надежно, ясно и стабильно. Недавно так уже случалось, что мир вокруг меня заваливался, а я на тренировках била рекорды. И появлялся хотя бы один повод, чтобы улыбнуться.
- При депрессии ты стала олимпийской чемпионкой. У тебя в Сочи свершилась мечта, особенно, учитывая то, что ты стартовала со сломанной стопой. И это все удалось сделать попутно, на фоне той настоящей борьбы сама с собой?
- Все спрашивали про стопу, и она действительно очень болела. Когда однажды вечером надела на прогулку ботинки без стелек, то не была в состоянии дойти до отеля. Боль была страшная, но в голове было намного хуже. Однако, видимо, для меня спорт очень важен, коли уж я тогда всего не бросила. Но я знала, что справлюсь, это моя работа, задание для исполнения. А побочным эффектом моего состояния было то, что я тогда очень исхудала, и это на олимпийских трассах помогало. Кроме того, как раз здесь я не могла себя разочаровать. Если бы подвела себя еще и как лыжница, лишилась бы последней точки опоры. Конечно, я радовалась этой медали, как никакой другой. На награждении, когда текли слезы, я думала: «Господи, справилась после таких двух лет, это невозможно». У меня была треснута кость, после обморожения содраны ногти, но это боль физическая, с ней можно совладать. Жизнь спортсмена, работающего на выносливость - это эксперименты с физической болью. Но когда у меня на пьедестале перед глазами прошли все те обмороки, истязания, то, как временами мое тело было далеко от спорта и с какими соперницами я соревновалась, то для меня это был момент чистого счастья, что я справилась. И что я сильная, несмотря ни на что.
- Были ли в этом твоем великом притворстве такие моменты, когда хотелось перед всеми попросту расплакаться и закричать, что уже хватит, что тебе нужна помощь?
- Такой момент был год назад, весной, когда я была готова в одну секунду бросить лыжи и все остальное. Но когда немного успокоилась, подумала, что есть целый штаб людей, которые со мной работают и что есть люди, которые болеют за меня. Что мои проблемы - это не их вина, и хотя бы с учетом этого мне нельзя бросить лыжи. Мое подавленное состояние не имеет ничего общего со спортивными победами или поражениями. Со спортивным натиском я справляюсь так же, как всегда. И даже, мне кажется, лучше, потому что все спортивные проблемы, о которых когда-то очень сильно переживала, сейчас кажутся мелочью. И благодаря тому, что они уже не вызвают такого стресса, на дистанции я способна выжать из себя значительно больше. Мой черный мир также не имеет ничего общего, - и хочу это очень сильно подчеркнуть, - ни с кем из моей команды. От подобных спекуляций они уже пострадали, особенно мой партнер по тренировкам Марек Кречмер, который появлялся вместе со мной на каких-то придуманных обложках.
- Так от чего ж ты убегаешь?
- Я как раз не убегаю.
- Ждешь, чтобы тебя догнала устроенная личная жизнь, а она не догоняет?
- Можно так сказать. Три последних года моей жизни оказались ложью. Я очень просчиталась. В начале мая пережила классический нервный срыв. Теперь уже может быть только лучше.
- Объяснишь, в чем дело?
- В чувствах, в том, что у меня год назад был выкидыш.
- Недавно ты написала об этом на Фейсбуке. Но не все поняли.
- Я написала самым простыми словами на свете: утратила Ребеночка. Так, чтобы не оставалось никаких сомнений. И не знаю, как можно было подумать, что имелся в виду пес. У меня даже рыбок в аквариуме никогда не было, потому что я выросла в деревне, где животных дома скорее не держат. Щенок, которого недавно мне подарил брат, чтобы у меня было, кем заняться, он у меня первый. Да, я была беременна, выкидыш случился год назад, в мае, на тренировочных сборах. В самом начале сборов. Как раз тогда, когда я готовилась распрямить свои жизненные дорожки. Ясно, что если бы эта беременность не прервалась, а она была уже довольно продвинутой, то в Сочи я бы не стартовала. В планах была уже другая жизнь, по меньшей мере на ближайший год. Как раз на этих сборах я рассчитывала поговорить с тренером, со своей командой, с Польским лыжным союзом. Ведь в мою подготовку лыжный союз вложил деньги, а моя команда - время. Я хотела все объяснить и начать распутывать ситуацию. К сожалению, судьба распорядилась иначе. Это были ужасные и травматические дни. Все так запуталось, что я осталась с этим сама. Не сказала ни тренеру, ни родителям, чтобы их не нервировать. Родителям не хотела - скажу, а потом надолго уеду, за две-три тысячи километров от них? Это ж было бы издевательство над людьми. Они пытались бы мне ежедневно звонить, а я зачастую не могу ответить на звонок. Они бы с ума сходили. Единственное, что могла сделать, это пытаться справиться самой. Многие, в том числе те, кто был рядом, узнали обо всем незадолго перед записью в Фейсбуке. А все от А до Я знали только трое. Да и то узнавали с приличным запаздыванием. Двое из них не могли поверить, что все это правда - потому что когда смотрели на меня в телевизоре, видели другую Юстину. А я делала свое, я тогда была развалиной, хотела бросить лыжи, но сочла, что должна все это выплакать и только потом принять решение. Сочла, что лыжи будут моей обязанностью, спасением. И решила, что несмотря на эту личную трагедию я хочу подготовиться к Играм. Для себя, для ребят из моей команды.
- Ты занимаешься каторжным спортом. Не боялась ли иногда, когда шла на тренировку, что, будучи так ослабленной - во всех отношениях - ты рискуешь здоровьем, а может и жизнью?
- Нет, таких мыслей не было. Ведь в таком состоянии дойдешь и до самоуничтожения. Уже если что было, так это угрызения совести, огромные. Потому что мне казалось, что тренировки не дают 100 процентов того, что я должна сделать, что я не втягиваюсь в них, как надо. Несмотря на то, что на тренировки ходила, трудилась, не сачковала.
- Тренер не сориентировался?
- О депрессивном состоянии я ему сказала, а об остальном - нет. Он посчитал, что самым лучшим средством от депрессии будет работа. Он хотел, как лучше, но «возьми себя в руки» - это самое плохое, что можно советовать в такой ситуации. Я решила дотянуть до Сочи, но было все хуже и хуже. Речь не о том, что я не старалась на тренировках. Старалась. Только раньше я всегда хотела выполнить 150 процентов нормы, а сейчас попросту делала то, что скажут. Моя голова была занята другим. И тренер должен был это знать. Внезапно я начала слушать на тренировках музыку. Никогда раньше так не делала, считая, что музыка мешает сосредоточиться на упражнениях. А тепрь мне это потребовалось, чтобы не слушать своих мыслей. Быстро, работать, заглушить, потом какой-то обед - и я исчезала. Приходила на вторую тренировку, а потом снова исчезала. Была нервной, тренер тоже. После бессонных ночей приходила злая как оса. Очень сильно замкнулась в себе.
- Так поэтому тренер поздней осенью был уверен, что это последний год его работы, ибо ни ты, ни он больше не выдержите?
- Я знаю, что в последний год не была примером профессионала. Хотелось только дотянуть до Игр, ничего более. У меня были слишком хорошие результаты тренировочных тестов, чтобы это все растерять. Но когда завершилась летняя подготовка, а она самая тяжелая, я была уверена, что делала это последний раз в жизни. Я хотела закончить со спортом - и все устраивать по-другому. Потому что уже была не в состоянии дать спорту столько, сколько бы хотела. Объясняла это тренеру, и поэтому он был тогда уверен, что это наша последняя совместная зима, а потом он уходит на пенсию. Но в течение сезона ситуация изменилась. Это он меня убеждал, чтобы не уходила, это он придумал такой долгий перерыв, почти пять месяцев, - чтобы я ожила. Решающий момент наступил, пожалуй, после рентгеновского снимка стопы в Сочи. Ибо тренер долго верил, что это только ушиб, а я и физиотерапевт уже чувствовали, что это перелом, поскольку перестало заживать. Тренер видел, что я страдаю, но всего я ему не говорила. Бегала в очках, чтобы никто не видел слез. Помню, что когда он увидел снимок перелома, то заплакал. И, может быть, действительно изменил подход ко мне. Понял, насколько сильно я боролась. А в период придуманного им долгого перерыва моя жизнь подошла к такому краху, что теперь мы встретимся с тренером раньше. Потому что сейчас я вижу свое спасение только в спорте. В последние два года я была на вечном распутьи, и путь выбора, к сожалению, зависел не от меня. Или зависел лишь в очень малой степени. А сейчас двери совершенно неожиданно захлопнулись, мост сгорел в очень неудачных и непонятных обстоятельствах. Пробиваться на какой-то новый путь, неизвестный, - например, меняя профессию, было бы глупо и рискованно. Осталось попробовать вернуться к Юстине трехлетней давности. На тот путь, когда я в последний раз была собой.
- Счастлива ли ты сейчас хотя бы иногда?
- Нет.
- Юстина трехлетней давности тоже не всегда была. Она была язвительной - и сражалась. Как раз тогда - с норвежцами об астме.
- Да. Это было еще то время, когда я от себя требовала только побед. А как раз тогда, в сезоне чемпионата мира в Осло, я упорно оказывалась второй. Так что нам та астма много крови напортила, в спортивном отношении временами было невесело. Но по жизни - замечательно. До момента появления всей моей нестабильной ситуации я считала себя очень счастливой девушкой. Рожденной в чепчике. Когда-то, хотя препятствий было довольно много, ибо были разные проблемы со здоровьем, а также дисквалификация, я могла взять быка за рога. А сейчас чепчик свалился.
- Следишь ли ты за примерами среди спортсменов, которые признались в депресии? Например, в последнее время - пловцы Иан Торп и Грант Хэкетт, а раньше - хотя бы итальянский футболист Джанлуиджи Буффон, чемпион мира, или трагически погибший Роберт Энке, вратарь футбольной сборной Германии, который скрывал свою депрессию [он покончил жизнь самоубийством - Дасси]. Все они, как и ты - люди с первых страниц газет, с успехами и деньгами. Буффон вспоминает разговоры с врачом: «Ведь все мечтают о такой жизни, как у вас!». «Но я своей не хочу».
- Да, я слежу, читаю. Призналась и Линдси Вонн. Людям кажется, что такие, как она, великая горнолыжница, или такая, как я, не могут иметь депрессии. Спортсмену не дают права до такой слабости.
А ведь чтобы заставить свое тело подчиняться жестким правилам спорта высших достижений, нужно быть немного безумцем. И очень чувствительным человеком. Я близко знакома со многими спортсменами из элиты и вижу, это заметно, когда мне удается пробить их внешнюю скорлупу. И вижу тогда очень чувствительных, иногда потерянных людей. То, что они крепкие в спорте, еще ничего не означает. Спорт чаще всего справедлив. Если посвящаешь ему многое, то примерно столько же получаешь взамен. А в жизни можешь посвятить чему-то все и не получить ничего. И для спортсмена это вещь просто непонятная.
- Время от времени спортсмены признаются в наличии депрессии, но это все еще исключения. Нашумевшие, но исключения. Болезнь остается темой-табу. Хотя, если смотреть статистически, в каждой футбольной раздевалке найдутся в среднем два-три футболиста, восприимчивых к таким проблемам.
- Это еще один повод, почему я решила описать свою историю. Общественное восприятие таково, что депрессия - это как бы стыд. Даже само сочетание - признался в депрессии. Признался. Как в чем-то плохом.
- Кто признаётся, тот иногда слышит, что это причуды. Ведь молодые, богатые, с успехами - у них не бывает депрессии. Когда о своей сказал Александр Пойнтер, тренер австрийских прыгунов с трамплина, то он мог прочитать такие комментарии: «Пусть попробует прожить на голодную зарплату, тогда увидит, что такое депрессия».
- Я как раз знаю, что такое бедная жизнь, помню, что значит с трудом себя содержать. Значительную часть жизни у меня было на хлеб и немного больше. Иногда не было даже на что вернуться домой. Но это все несравнимо с тем, когда начинает рассыпаться психика. Я знаю, что на то, о чем говорю в этом интервью, будет разная реакция. Но во мне это накапливалось давно, и мне надоело притворяться. Даже несмотря на то, что многие мне советовали не делать такого признания: тебе полегчает на секунду, но увидишь, какое восприятие будет позже. Какое будет? Депрессия - это болезнь, только попросту другая, чем обычные. И мое внутреннее упрямство заставляет меня рассказать об этом именно сейчас, когда я чувствую себя обложенной со всех сторон. Многие видят во мне сильную девушку, Иногда говорят, что самую сильную в Польше. Если уж эта самая сильная пользуется помощью специалистов, то, может быть, и кто-то другой преодолеет стыд и использует - или сбросит маску и очистится. Может быть, люди что-то поймут. Нужно начать об этом говорить.
- И вернуться к гонкам?
- После Сочи был такой момент, когда я была уверена, что это конец приключений, и уже не вернусь. Может быть, это прозвучит глупо, но я чувствую себя свершившимся спортсменом. И мне уже ничего не надо никому доказывать. Моему телу уже хватит столь напряженной работы. Если бы у меня была нормальная привлекательная альтернатива, то я бы наверное ушла из профессионального спорта. При этом наверное и поплакала бы, само собой. Потому что есть ностальгия, множество необыкновенных воспоминаний, 16 лет моей жизни. Супержизни. Но я сумела бы так вот попросту в один день уйти. Если было бы куда. А сейчас уже альтернативы нет. Есть другие планы. Сначала я думала продолжить карьеру таким образом, чтобы ближайший сезон был промежуточным, уже в сторону того, чтобы через год уйти. И думала - возобновлю тренировки в августе, три месяца поготовлюсь. Я уверена, что за это время успела бы подготовиться к классическим гонкам на предстоящем в следующем году чемпионате мира в Фалуне, так, чтобы сражаться за медаль. А между тем спокойно прощалась бы с привычной жизнью, а ребятам из команды дала бы время спланировать свое будущее. Таков был план, готовиться только к Фалуну.
- А будет иначе.
- Возвращаюсь к тренировкам уже сейчас. У меня будет больше времени, чтобы войти в режим подготовки. В команде рядом со мной будет Сильвия Яськовец, которая к нам присоединилась и подходит ко всему с огромным энтузиазмом, хотя прекрасно знает мои проблемы. Я решила, что она, Мачек Кречмер и тренер должны сейчас знать обо всем. Сильвия - это вулкан энергии, и она говорит, что сделает все, чтобы мне помочь, вытянуть меня. А я в состоянии подсказать Сильвии действительно многое о спорте высших достижений, показать ей пути к успеху. Может получиться интересно и замечательно. С женщиной в одной тренировочной группе я не была почти 10 лет. И предыдущей была та же Сильвия. Посмотрим, что у нас вместе получится теперь. Может быть, ее энтузиазм и мой опыт помогут мне вновь обрести себя, а Сильвии позволят улучшить результаты. Я не возвращаюсь к гонкам из большой любви к спорту. Теории, что я попала в зависимость от адреналина или от этой жизни всегда в пути, это глупости. Чемоданы и гостиничные номера я давно ненавижу. И возвращаюсь, чтобы посражаться за себя.
- То есть без помешательства на результатах?
- В моей голове этого не должно быть. Ясно, что будет натиск извне на то, к чему я людей приучила. Но я не могу позволить навязать себе это. Впрочем, результаты будем проверять только зимой, а до зимы я просто должна выполнять свои тренировочные обязанности. Шаг за шагом. Если все получится, за результаты могу быть спокойна. Если нет, то значит, что я все еще в минусе и что лыжи ни в чем мне не помогли. А если так, какая мне будет разница, каковы результаты? Хочу начать с начала. Быть может, иначе буду выбирать друзей. Буду избегать шумных встреч. И уже не буду публично возвращаться к теме депрессии. Я не прошу ни о чем - кроме понимания. Попробую заново разжечь в себе огонь в отношении спорта. Может быть, не все еще остыло. Я помню, какими абсурдными мне в последнее время представлялись ответы на вопросы о спортивной форме, о контузии, о том, переживаю ли я из-за разницы в два сантиметра на финише. Какое это могло иметь значение, когда моя жизнь превращалась в руины. Но я пыталась отвечать, потому что помню, что Юстина трехлетней давности так делала. И мне мечтается, что еще когда-нибудь смогу искренне подумать, что эти два сантиметра на финише действительно имеют для меня значение.
Оригинал:
http://www.sport.pl/celebrities/1,96807,16089726,Depresja_Justyny_Kowalczyk___Trzy_ostatnie_lata_mojego.html
Фото - с сайта «Газеты Выборчей». Юстина после победы на любимой дистанции (10 км классическим стилем) на Олимпиаде в Сочи.
Депрессия Юстины Ковальчик. «Три последних года моей жизни оказались ложью»
Павел Вилькович (Paweł Wilkowicz), «Газета Выборча», 4 июня 2014 года.
- Обо всем от А до Я знали только трое, да и то узнавали с приличным запаздыванием. Двое из них не могли поверить, что все это правда - потому что когда смотрели на меня в телевизоре, видели другую Юстину. А я делала свое, я тогда была развалиной, хотела бросить лыжи, но сочла, что должна все это выплакать, - говорит Юстина Ковальчик в очень личной беседе с Павлом Вильковичем.
Павел Вилькович, Sport.pl: Что это за гонка, в которой ты сейчас участвуешь?
Юстина Ковальчик: Гонка за жизнь, могу так сказать, пожалуй. Очень трудная.
- Депрессия?
- Уже больше года назад у меня диагностировали состояние депрессии. Более полутора лет борюсь с бессонницей. Наберется, быть может, несколько десятков ночей, когда я нормально высыпалась. Борюсь со своим организмом, с постоянной тошнотой, обмороками, температурой под 40, страхами. С проблемами, которых раньше не было. В какой-то период любая еда была достаточным поводом для рвоты. Сейчас немного лучше. И сочетать все это с тренировками очень трудно. Бывали дни, когда единственным пейзажем для меня был потолок в комнате. Когда не было ни сил, ни желания встать с кровати, а единственным вопросом было - зачем?
- Видишь, что там лежит под столиком?
- «Твой стиль» [популярный глянцевый журнал с зачастую серьезными публикациями - Дасси]. Со мной на обложке.
- С эффектной фотосессией, c интервью, в котором полно твоих жизненных планов. И полно энергии, оптимизма. Это было недавно.
- Да, у меня тогда была очень высокая температура. Да, это было недавно. Также недавно были Олимпийские Игры и золотая медаль. Недавно были и десятки других победных гонок. Недавно принимала поздравления и улыбалась.
- На показ?
- Я немного напритворялась за эти почти два года, с тех пор как нахожусь в минусе. Но такие фотосессия и интервью, как в «Твоем стиле», - в моем состоянии это было спасением. Меня никто не заставлял, сама хотела. Хотела увидеть себя со стороны, на красивых снимках, как-то за это уцепиться, восстановить ощущение собственного достоинства. Хотела хоть что-то сделать, поскольку хуже нет - запереться в квартире и никуда не выходить. Все это время я старалась сохранять видимость. Мне ведь говорили, что так нужно. Ну, я и изображала, что все идет самым нормальным образом: тренировки, старты, а я, как всегда, кусачая. После зимнего сезона всегда делаю одну фотосессию, вот и теперь после Сочи сделала. Недавно получила прглашение на бал в Нью-Йорке, замечательно, полетела. За эти два года бывали моменты и дни, даже недели, когда в силу обстоятельств проблемы исчезали, а я улыбалась все время от уха до уха. Но сказки быстро кончались.
- И, например, вскоре после Игр, вместо того чтобы праздновать с семьей, ты села в машину, убегая от своей жизни так далеко, что приземлилась аж в Андорре?
- Да, вроде как на горные лыжи. Хотелось забраться куда-то, где будет душевный покой, горы, где не будет много поляков. Ехала больше 2 000 км до этой Андорры словно в трансе. Бывают такие минуты, когда готова лезть на рожон [по-польски - броситься с мотыгой на солнце - Дасси]. Выбросить всю эту грусть к черту. А потом приходит такой кризис, что пальцем не могу шевельнуть. Старты меня как-то мобилизовали. Как раз на главных соревнованиях, на Играх в Сочи или на чемпионате мира в Val di Fiemme год назад, или даже на многих стартах Кубка мира удавалось исключить депрессивный фактор. Хорошо спала, ела, боролась. Была счастливой и нормальной. А на остальных кубковых стартах чаще всего лежала без сна до четырех утра. Потом удавалось заснуть на два часа. В шесть часов подъем, зарядка, подготовка, в одиннадцать выигрывала гонку - и снова вниз, в бессонную ночь. Когда даже после такой физической нагрузки не можешь заснуть, это значит, что с тобой плохо.
- Ты сказала, что это борьба за жизнь. За желание жить дальше?
- Это состояние депрессии - со всем тем, что оно с собой несет.
- Принимаешь лекарства?
- Были такие попытки, первая - больше года назад. Надо было попробовать, поскольку состояние депрессии углублялось, и я не не могла с этим сладить, как и с очень нестабильной ситуацией, в которой очутилась. Но проба не удалась, я очень слабо реагировала на лекарства. Вторая попытка была в сентябре прошлого года. Также с очень слабым эффектом. А третья - теперь, весной, когда было уже действительно плохо. Все попытки заканчивались максимум через месяц. Мой реакцией были потеря сознания, еще более сильная тошнота, трясучка, страхи. Возникло уже такое сильное «нет» ко всякой химии, к лекарствам, что в последние два года даже витамины и железо не принимала. Для поддержания организма у меня остались только энергетические батончики и напитки. Мучили меня свекольным соком, а в Сочи - икрой, она улучшает кровь. Третья попытка с лекарствами закончилась полным провалом и еще разными странными историями после приема лекарств. Поэтому все пошло в мусорную корзину. А я сейчас занимаюсь с психотерапевтом. Уже несколько недель.
- Выигрываешь?
- Не знаю, что еще меня ждет, да может и не хочу знать. Было тяжело - и все время еще тяжело. И хочу об этом, наконец, рассказать открыто, потому что все труднее мне было скрывать. Все труднее врать - почему не принимаю большинства приглашений, почему боюсь идти в толпу, почему недавно упала в обморок на марафоне, почему меня не было там, где намеревалась быть. Сколько можно выдумывать самого разного вранья. Надеюсь, что теперь мне хотя бы в этом отношении полегчает. И я решила вернуться в спорт раньше, чем планировала. То есть уже в начале июня, а не в августе. Пусть эти тренировки, которые я в последнее время считала препятствием в налаживании своей жизни, пусть они мне теперь помогут.
- После Сочи ты до августа планировала радоваться жизни. Самый длительный отдых за всю карьеру, пять месяцев. А из того, что рассказываешь, следует, что отдых заменился в мучения.
- Я намеревалась дать себе до августа шанс, чтобы обрести себя. Может, и вылечиться. Может, почувствовать радость. Не говорю тут о радости от лыжных гонок, а о радости от того, что я есть. Хотелось пожить, найти какой-то стимул, который меня оттянет от всего того, что черное. Но не удалось. Весной все еще больше посыпалось. Свободное время не помогло. Проблемы не решил и переезд в Варшаву, куда я перебралась после Игр. Было слишком много дерганья, которого я попросту не выдержала. Замечательно тут, однако, жить - невероятно, но папарацци меня не выследили и все еще охотятся за мной где-то на родине. Надо чем-то заняться, и, поскольку все иное у меня в жизни рассыпается, сосредоточусь на спорте. На том, что у меня всегда хорошо получалось. Может быть, благодаря тренировкам как-нибудь малыми шажками из всего этого выпутаюсь. Ухвачусь за то, что для меня надежно, ясно и стабильно. Недавно так уже случалось, что мир вокруг меня заваливался, а я на тренировках била рекорды. И появлялся хотя бы один повод, чтобы улыбнуться.
- При депрессии ты стала олимпийской чемпионкой. У тебя в Сочи свершилась мечта, особенно, учитывая то, что ты стартовала со сломанной стопой. И это все удалось сделать попутно, на фоне той настоящей борьбы сама с собой?
- Все спрашивали про стопу, и она действительно очень болела. Когда однажды вечером надела на прогулку ботинки без стелек, то не была в состоянии дойти до отеля. Боль была страшная, но в голове было намного хуже. Однако, видимо, для меня спорт очень важен, коли уж я тогда всего не бросила. Но я знала, что справлюсь, это моя работа, задание для исполнения. А побочным эффектом моего состояния было то, что я тогда очень исхудала, и это на олимпийских трассах помогало. Кроме того, как раз здесь я не могла себя разочаровать. Если бы подвела себя еще и как лыжница, лишилась бы последней точки опоры. Конечно, я радовалась этой медали, как никакой другой. На награждении, когда текли слезы, я думала: «Господи, справилась после таких двух лет, это невозможно». У меня была треснута кость, после обморожения содраны ногти, но это боль физическая, с ней можно совладать. Жизнь спортсмена, работающего на выносливость - это эксперименты с физической болью. Но когда у меня на пьедестале перед глазами прошли все те обмороки, истязания, то, как временами мое тело было далеко от спорта и с какими соперницами я соревновалась, то для меня это был момент чистого счастья, что я справилась. И что я сильная, несмотря ни на что.
- Были ли в этом твоем великом притворстве такие моменты, когда хотелось перед всеми попросту расплакаться и закричать, что уже хватит, что тебе нужна помощь?
- Такой момент был год назад, весной, когда я была готова в одну секунду бросить лыжи и все остальное. Но когда немного успокоилась, подумала, что есть целый штаб людей, которые со мной работают и что есть люди, которые болеют за меня. Что мои проблемы - это не их вина, и хотя бы с учетом этого мне нельзя бросить лыжи. Мое подавленное состояние не имеет ничего общего со спортивными победами или поражениями. Со спортивным натиском я справляюсь так же, как всегда. И даже, мне кажется, лучше, потому что все спортивные проблемы, о которых когда-то очень сильно переживала, сейчас кажутся мелочью. И благодаря тому, что они уже не вызвают такого стресса, на дистанции я способна выжать из себя значительно больше. Мой черный мир также не имеет ничего общего, - и хочу это очень сильно подчеркнуть, - ни с кем из моей команды. От подобных спекуляций они уже пострадали, особенно мой партнер по тренировкам Марек Кречмер, который появлялся вместе со мной на каких-то придуманных обложках.
- Так от чего ж ты убегаешь?
- Я как раз не убегаю.
- Ждешь, чтобы тебя догнала устроенная личная жизнь, а она не догоняет?
- Можно так сказать. Три последних года моей жизни оказались ложью. Я очень просчиталась. В начале мая пережила классический нервный срыв. Теперь уже может быть только лучше.
- Объяснишь, в чем дело?
- В чувствах, в том, что у меня год назад был выкидыш.
- Недавно ты написала об этом на Фейсбуке. Но не все поняли.
- Я написала самым простыми словами на свете: утратила Ребеночка. Так, чтобы не оставалось никаких сомнений. И не знаю, как можно было подумать, что имелся в виду пес. У меня даже рыбок в аквариуме никогда не было, потому что я выросла в деревне, где животных дома скорее не держат. Щенок, которого недавно мне подарил брат, чтобы у меня было, кем заняться, он у меня первый. Да, я была беременна, выкидыш случился год назад, в мае, на тренировочных сборах. В самом начале сборов. Как раз тогда, когда я готовилась распрямить свои жизненные дорожки. Ясно, что если бы эта беременность не прервалась, а она была уже довольно продвинутой, то в Сочи я бы не стартовала. В планах была уже другая жизнь, по меньшей мере на ближайший год. Как раз на этих сборах я рассчитывала поговорить с тренером, со своей командой, с Польским лыжным союзом. Ведь в мою подготовку лыжный союз вложил деньги, а моя команда - время. Я хотела все объяснить и начать распутывать ситуацию. К сожалению, судьба распорядилась иначе. Это были ужасные и травматические дни. Все так запуталось, что я осталась с этим сама. Не сказала ни тренеру, ни родителям, чтобы их не нервировать. Родителям не хотела - скажу, а потом надолго уеду, за две-три тысячи километров от них? Это ж было бы издевательство над людьми. Они пытались бы мне ежедневно звонить, а я зачастую не могу ответить на звонок. Они бы с ума сходили. Единственное, что могла сделать, это пытаться справиться самой. Многие, в том числе те, кто был рядом, узнали обо всем незадолго перед записью в Фейсбуке. А все от А до Я знали только трое. Да и то узнавали с приличным запаздыванием. Двое из них не могли поверить, что все это правда - потому что когда смотрели на меня в телевизоре, видели другую Юстину. А я делала свое, я тогда была развалиной, хотела бросить лыжи, но сочла, что должна все это выплакать и только потом принять решение. Сочла, что лыжи будут моей обязанностью, спасением. И решила, что несмотря на эту личную трагедию я хочу подготовиться к Играм. Для себя, для ребят из моей команды.
- Ты занимаешься каторжным спортом. Не боялась ли иногда, когда шла на тренировку, что, будучи так ослабленной - во всех отношениях - ты рискуешь здоровьем, а может и жизнью?
- Нет, таких мыслей не было. Ведь в таком состоянии дойдешь и до самоуничтожения. Уже если что было, так это угрызения совести, огромные. Потому что мне казалось, что тренировки не дают 100 процентов того, что я должна сделать, что я не втягиваюсь в них, как надо. Несмотря на то, что на тренировки ходила, трудилась, не сачковала.
- Тренер не сориентировался?
- О депрессивном состоянии я ему сказала, а об остальном - нет. Он посчитал, что самым лучшим средством от депрессии будет работа. Он хотел, как лучше, но «возьми себя в руки» - это самое плохое, что можно советовать в такой ситуации. Я решила дотянуть до Сочи, но было все хуже и хуже. Речь не о том, что я не старалась на тренировках. Старалась. Только раньше я всегда хотела выполнить 150 процентов нормы, а сейчас попросту делала то, что скажут. Моя голова была занята другим. И тренер должен был это знать. Внезапно я начала слушать на тренировках музыку. Никогда раньше так не делала, считая, что музыка мешает сосредоточиться на упражнениях. А тепрь мне это потребовалось, чтобы не слушать своих мыслей. Быстро, работать, заглушить, потом какой-то обед - и я исчезала. Приходила на вторую тренировку, а потом снова исчезала. Была нервной, тренер тоже. После бессонных ночей приходила злая как оса. Очень сильно замкнулась в себе.
- Так поэтому тренер поздней осенью был уверен, что это последний год его работы, ибо ни ты, ни он больше не выдержите?
- Я знаю, что в последний год не была примером профессионала. Хотелось только дотянуть до Игр, ничего более. У меня были слишком хорошие результаты тренировочных тестов, чтобы это все растерять. Но когда завершилась летняя подготовка, а она самая тяжелая, я была уверена, что делала это последний раз в жизни. Я хотела закончить со спортом - и все устраивать по-другому. Потому что уже была не в состоянии дать спорту столько, сколько бы хотела. Объясняла это тренеру, и поэтому он был тогда уверен, что это наша последняя совместная зима, а потом он уходит на пенсию. Но в течение сезона ситуация изменилась. Это он меня убеждал, чтобы не уходила, это он придумал такой долгий перерыв, почти пять месяцев, - чтобы я ожила. Решающий момент наступил, пожалуй, после рентгеновского снимка стопы в Сочи. Ибо тренер долго верил, что это только ушиб, а я и физиотерапевт уже чувствовали, что это перелом, поскольку перестало заживать. Тренер видел, что я страдаю, но всего я ему не говорила. Бегала в очках, чтобы никто не видел слез. Помню, что когда он увидел снимок перелома, то заплакал. И, может быть, действительно изменил подход ко мне. Понял, насколько сильно я боролась. А в период придуманного им долгого перерыва моя жизнь подошла к такому краху, что теперь мы встретимся с тренером раньше. Потому что сейчас я вижу свое спасение только в спорте. В последние два года я была на вечном распутьи, и путь выбора, к сожалению, зависел не от меня. Или зависел лишь в очень малой степени. А сейчас двери совершенно неожиданно захлопнулись, мост сгорел в очень неудачных и непонятных обстоятельствах. Пробиваться на какой-то новый путь, неизвестный, - например, меняя профессию, было бы глупо и рискованно. Осталось попробовать вернуться к Юстине трехлетней давности. На тот путь, когда я в последний раз была собой.
- Счастлива ли ты сейчас хотя бы иногда?
- Нет.
- Юстина трехлетней давности тоже не всегда была. Она была язвительной - и сражалась. Как раз тогда - с норвежцами об астме.
- Да. Это было еще то время, когда я от себя требовала только побед. А как раз тогда, в сезоне чемпионата мира в Осло, я упорно оказывалась второй. Так что нам та астма много крови напортила, в спортивном отношении временами было невесело. Но по жизни - замечательно. До момента появления всей моей нестабильной ситуации я считала себя очень счастливой девушкой. Рожденной в чепчике. Когда-то, хотя препятствий было довольно много, ибо были разные проблемы со здоровьем, а также дисквалификация, я могла взять быка за рога. А сейчас чепчик свалился.
- Следишь ли ты за примерами среди спортсменов, которые признались в депресии? Например, в последнее время - пловцы Иан Торп и Грант Хэкетт, а раньше - хотя бы итальянский футболист Джанлуиджи Буффон, чемпион мира, или трагически погибший Роберт Энке, вратарь футбольной сборной Германии, который скрывал свою депрессию [он покончил жизнь самоубийством - Дасси]. Все они, как и ты - люди с первых страниц газет, с успехами и деньгами. Буффон вспоминает разговоры с врачом: «Ведь все мечтают о такой жизни, как у вас!». «Но я своей не хочу».
- Да, я слежу, читаю. Призналась и Линдси Вонн. Людям кажется, что такие, как она, великая горнолыжница, или такая, как я, не могут иметь депрессии. Спортсмену не дают права до такой слабости.
А ведь чтобы заставить свое тело подчиняться жестким правилам спорта высших достижений, нужно быть немного безумцем. И очень чувствительным человеком. Я близко знакома со многими спортсменами из элиты и вижу, это заметно, когда мне удается пробить их внешнюю скорлупу. И вижу тогда очень чувствительных, иногда потерянных людей. То, что они крепкие в спорте, еще ничего не означает. Спорт чаще всего справедлив. Если посвящаешь ему многое, то примерно столько же получаешь взамен. А в жизни можешь посвятить чему-то все и не получить ничего. И для спортсмена это вещь просто непонятная.
- Время от времени спортсмены признаются в наличии депрессии, но это все еще исключения. Нашумевшие, но исключения. Болезнь остается темой-табу. Хотя, если смотреть статистически, в каждой футбольной раздевалке найдутся в среднем два-три футболиста, восприимчивых к таким проблемам.
- Это еще один повод, почему я решила описать свою историю. Общественное восприятие таково, что депрессия - это как бы стыд. Даже само сочетание - признался в депрессии. Признался. Как в чем-то плохом.
- Кто признаётся, тот иногда слышит, что это причуды. Ведь молодые, богатые, с успехами - у них не бывает депрессии. Когда о своей сказал Александр Пойнтер, тренер австрийских прыгунов с трамплина, то он мог прочитать такие комментарии: «Пусть попробует прожить на голодную зарплату, тогда увидит, что такое депрессия».
- Я как раз знаю, что такое бедная жизнь, помню, что значит с трудом себя содержать. Значительную часть жизни у меня было на хлеб и немного больше. Иногда не было даже на что вернуться домой. Но это все несравнимо с тем, когда начинает рассыпаться психика. Я знаю, что на то, о чем говорю в этом интервью, будет разная реакция. Но во мне это накапливалось давно, и мне надоело притворяться. Даже несмотря на то, что многие мне советовали не делать такого признания: тебе полегчает на секунду, но увидишь, какое восприятие будет позже. Какое будет? Депрессия - это болезнь, только попросту другая, чем обычные. И мое внутреннее упрямство заставляет меня рассказать об этом именно сейчас, когда я чувствую себя обложенной со всех сторон. Многие видят во мне сильную девушку, Иногда говорят, что самую сильную в Польше. Если уж эта самая сильная пользуется помощью специалистов, то, может быть, и кто-то другой преодолеет стыд и использует - или сбросит маску и очистится. Может быть, люди что-то поймут. Нужно начать об этом говорить.
- И вернуться к гонкам?
- После Сочи был такой момент, когда я была уверена, что это конец приключений, и уже не вернусь. Может быть, это прозвучит глупо, но я чувствую себя свершившимся спортсменом. И мне уже ничего не надо никому доказывать. Моему телу уже хватит столь напряженной работы. Если бы у меня была нормальная привлекательная альтернатива, то я бы наверное ушла из профессионального спорта. При этом наверное и поплакала бы, само собой. Потому что есть ностальгия, множество необыкновенных воспоминаний, 16 лет моей жизни. Супержизни. Но я сумела бы так вот попросту в один день уйти. Если было бы куда. А сейчас уже альтернативы нет. Есть другие планы. Сначала я думала продолжить карьеру таким образом, чтобы ближайший сезон был промежуточным, уже в сторону того, чтобы через год уйти. И думала - возобновлю тренировки в августе, три месяца поготовлюсь. Я уверена, что за это время успела бы подготовиться к классическим гонкам на предстоящем в следующем году чемпионате мира в Фалуне, так, чтобы сражаться за медаль. А между тем спокойно прощалась бы с привычной жизнью, а ребятам из команды дала бы время спланировать свое будущее. Таков был план, готовиться только к Фалуну.
- А будет иначе.
- Возвращаюсь к тренировкам уже сейчас. У меня будет больше времени, чтобы войти в режим подготовки. В команде рядом со мной будет Сильвия Яськовец, которая к нам присоединилась и подходит ко всему с огромным энтузиазмом, хотя прекрасно знает мои проблемы. Я решила, что она, Мачек Кречмер и тренер должны сейчас знать обо всем. Сильвия - это вулкан энергии, и она говорит, что сделает все, чтобы мне помочь, вытянуть меня. А я в состоянии подсказать Сильвии действительно многое о спорте высших достижений, показать ей пути к успеху. Может получиться интересно и замечательно. С женщиной в одной тренировочной группе я не была почти 10 лет. И предыдущей была та же Сильвия. Посмотрим, что у нас вместе получится теперь. Может быть, ее энтузиазм и мой опыт помогут мне вновь обрести себя, а Сильвии позволят улучшить результаты. Я не возвращаюсь к гонкам из большой любви к спорту. Теории, что я попала в зависимость от адреналина или от этой жизни всегда в пути, это глупости. Чемоданы и гостиничные номера я давно ненавижу. И возвращаюсь, чтобы посражаться за себя.
- То есть без помешательства на результатах?
- В моей голове этого не должно быть. Ясно, что будет натиск извне на то, к чему я людей приучила. Но я не могу позволить навязать себе это. Впрочем, результаты будем проверять только зимой, а до зимы я просто должна выполнять свои тренировочные обязанности. Шаг за шагом. Если все получится, за результаты могу быть спокойна. Если нет, то значит, что я все еще в минусе и что лыжи ни в чем мне не помогли. А если так, какая мне будет разница, каковы результаты? Хочу начать с начала. Быть может, иначе буду выбирать друзей. Буду избегать шумных встреч. И уже не буду публично возвращаться к теме депрессии. Я не прошу ни о чем - кроме понимания. Попробую заново разжечь в себе огонь в отношении спорта. Может быть, не все еще остыло. Я помню, какими абсурдными мне в последнее время представлялись ответы на вопросы о спортивной форме, о контузии, о том, переживаю ли я из-за разницы в два сантиметра на финише. Какое это могло иметь значение, когда моя жизнь превращалась в руины. Но я пыталась отвечать, потому что помню, что Юстина трехлетней давности так делала. И мне мечтается, что еще когда-нибудь смогу искренне подумать, что эти два сантиметра на финише действительно имеют для меня значение.
Оригинал:
http://www.sport.pl/celebrities/1,96807,16089726,Depresja_Justyny_Kowalczyk___Trzy_ostatnie_lata_mojego.html