776. Катынь. Самый подробный список поляков, расстрелянных в Смоленске и Катыни в 1940 году.
Спасибо френду Станиславу stanislav_spb за ссылку, перевешиваю сообщение с сайта "Мемориала" и добавлю небольшой постскриптум онлайн (дело было месяц назад):
http://www.memo.ru/d/158404.html
Об убитых - поименно
Александр Гурьянов, Антон Дубин
В среду, 8 мая 2013 года, в Варшаве состоялась презентация очередного тома из серии «Индекс репрессированных», выпущенного НИПЦ «Мемориал» (Москва) совместно с польским неправительственным Центром КАРТА, - «Убиты в Катыни» (алфавитный список 4415 польских военнопленных Козельского лагеря НКВД, убитых в апреле-мае 1940 г.; составлен по советским, польским и немецким источникам).
Книга на польском языке. Готовится российское издание.
«Это собрание биограмм, которые в сумме составляют полный список польских военнопленных, содержавшихся в Козельском лагере, расстрелянных по постановлению ЦК ВКП(б) от 5 марта 1940 года и похороненных в Катынском лесу. Часть из них была расстреляна в Смоленске, в подвале внутренней тюрьмы, часть в лесу. Не совсем ясно, кто из них где, но то, что мест расстрела было два, установлено надежно.
Для нас как исследователей самым трудным было принять решение о том, что мы беремся за эту работу, поскольку до нас такие катынские списки публиковались неоднократно на протяжении нескольких десятков лет (следует вспомнить, в частности, монументальное, с фотографиями, издание «Катынь. Кладбищенская книга Польского военного кладбища в Катыни», выпущенное польским правительственным Советом по охране памяти, борьбы и мученичества в 2000 г.). При работе над предыдущими выпусками «Индекса репрессированных» было иначе, новизна гарантировалась - мы брали какую-то группу репрессированных польских граждан и твердо знали, что до нас никто не составлял их полный, исчерпывающий поименный список.
Веским основанием для начала работы над томом «Убиты в Катыни» послужил осознанный нами несколько лет назад факт: существует огромный массив советских архивных источников, касающихся именно этой группы, в первую очередь - документы Управления по делам военнопленных НКВД СССР. Кроме того, - обширный корпус немецких и польских документов по эксгумации в Катыни 1943 года. Из всего этого многообразия источников в изданных ранее катынских Книгах памяти использовалась лишь небольшая часть, хотя вполне доступно было все, включая документы НКВД, с самого начала 90-х годов. Историкам эти документы были известны, работы с использованием части этих источников делались, но эти работы не заключались в составлении полного, поименного списка жертв.
Благодаря не использовавшимся ранее документам НКВД из Российского государственного военного архива удалось установить 7 расстрелянных военнопленных Козельского лагеря, которые до сих пор при составлении списков не учитывались. Эти люди были отправлены в распоряжение смоленского УНКВД до решения о расстреле, хотя, на самом деле, такое решение уже было принято Политбюро, но - еще не дошло ни до лагеря, ни до Управления НКВД по делам военнопленных. И этих семерых отправили на следствие в смоленское УНКВД по более ранней директиве замнаркома НКВД Меркулова, которая касалась офицеров, причастных в довоенной Польше к разведке либо к деятельности против коммунистического движения. Таким образом в массовые апрельские и майские списки-предписания об отправке военнопленных из Козельского лагеря в распоряжение УНКВД по Смоленской области, осуществлявшее исполнение решения Политбюро о расстреле, эти военнопленные не попали, так как они уже находились в Смоленске, во внутренней тюрьме УНКВД. Между тем, в предыдущих изданиях катынских списков из всего многообразия документов НКВД использовались только списки-предписания, поступавшие из Москвы в Козельский лагерь в апреле-мае 1940 г., а остальные документы не учитывались.
Нам же удалось установить и то, что как для этой семерки, так и для других военнопленных, отправленных на смерть «обычным путем» (из лагеря), оформление бумаг на расстрел шло абсолютно одинаково. Расстрелы были бессудными, но все же требовали некоторого бумажного оформления. Мы проследили эту процедуру на конкретных людях: составление справки, передача ее в 1-й спецотдел НКВД, который передает справку вместе с личным делом формально на рассмотрение тройки (назначенной Политбюро специально для этой «операции»), хотя мы понимаем - просто готовился протокол, который тройка подписывала не глядя, наверное, даже не собираясь...
Очень важным источником оказался «Архив Робеля» - материалы изучения в 1943-1944 гг. в краковском Институте судебной медицины бумаг, извлеченных вместе с трупами из катынских могил в ходе эксгумации 1943 года. Среди этих находок оказалось несколько десятков дневников. Впервые, путем сопоставления сохранившихся копий дневников (в них пленные польские офицеры фиксировали даты, когда их товарищей в апреле 1940 г. вывозили из лагеря - наши чекисты на всем протяжении пребывания поляков в плену то и дело запускали в их среду слухи о скором вывозе в «нейтральные страны», столь желанном для пленников) со списками-предписаниями НКВД, нам удалось определить для нескольких сотен человек точные даты расстрелов. А для всех остальных - довольно узкие индивидуальные «расстрельные» интервалы в 2-4 дня. Для родственников это важно. Прежде - кого ни возьми из более четырех тысяч четырехсот военнопленных - «расстрелян в апреле-мае 1940 года».
Наконец, для части расстрелянных пленных Козельского лагеря удалось указать в биограммах среди документальных источников также правовые материалы, которые могут быть использованы как прямые юридические доказательства пребывания в плену и косвенные доказательства расстрела.
В основном вся эта работа представляет собой нашу реакцию на официальную позицию российских властей, выразителем которой является Главная военная прокуратура. Наша власть не отказывается от сделанного еще в начале 90-х признания того, что злодеяние в Катыни совершено Советским Союзом, органами НКВД. Но - наша власть категорически, наотрез отказывается признавать жертвой этого преступления любого отдельного расстрелянного военнопленного, на реабилитацию которого «Мемориал» или родственники подают заявление с указанием фамилии, имени, отчества. Как только мы обращаемся с заявлением, касающимся конкретного человека, прокуратура говорит: нет никаких доказательств, документов, подтверждающих не только политический мотив репрессирования (что требуется по закону о реабилитации), но даже сам факт гибели человека в ходе катынской операции.
Позиция российской власти - сохранить анонимность 22 тысяч польских жертв. Для нас же принципиальным является доказать, что катынские жертвы - это не безымянная, безликая масса, а конкретные люди, каждый со своей индивидуальной довоенной и «лагерной» (после пленения) судьбой, бессудно уничтоженные по политическому решению высшего руководства страны, преемницей которой является нынешняя Россия. Особенно важно донести это до российских читателей, поэтому главная цель сейчас - подготовить издание на русском языке».
Мой постскриптум.
1) Я был на упомянутой презентации, есть и обсуждаемая книжка - толстый том на 850 страниц (предыдущий список растрелянных весной 1940 года военнопленных Козельского лагеря, изданный "Картой" в 1995 году, был менее информативным и потому втрое меньшего объема, хотя количество приведенных там фамилий почти такое же).
2) Кроме самих биограмм, новый том включает написанное Александром Гурьяновым предисловие на 90 страниц, а также так называемый "список посторонних" - 44 фамилии лиц, останки которых были идентифицированы в 1943 году на раскопках в Катыни, но которые не фигируруют в этапных списках НКВД (предписаниях УПВ НКВД на отправку узников Козельского лагеря в распоряжение Смоленского УНКВД).
3) Обсуждаемый том завершает работу "Карты" над "Индексом репрессированных", продолжение этих работ переходит к польскому Институту национальной памяти.
На моей фотографии - участники презентации, слева направо: составители книги Анна Дзенкевич ("Карта", Варшава) и Александо Гурьянов ("Мемориал", Москва), директор польского историчского центра "Карта" Збигнев Глюза и директор польского Института национальной памяти Лукаш Каминский.
4) На презентации была довольно оживленная дискуссия, в которой я тоже участвовал - в том числе, с претензиями к Институту национальной памяти о недоступности переданных Россией Польше 148 томов советско-российского катынского расследования 1990-2004 годов, о польском следствии по Катыни и т.п., но об этом напишу, скорее всего, позже, когда появятся еще какие-нибудь новости - например, решение Страсбургского суда. (Пока некогда по своей науке.)
http://www.memo.ru/d/158404.html
Об убитых - поименно
Александр Гурьянов, Антон Дубин
В среду, 8 мая 2013 года, в Варшаве состоялась презентация очередного тома из серии «Индекс репрессированных», выпущенного НИПЦ «Мемориал» (Москва) совместно с польским неправительственным Центром КАРТА, - «Убиты в Катыни» (алфавитный список 4415 польских военнопленных Козельского лагеря НКВД, убитых в апреле-мае 1940 г.; составлен по советским, польским и немецким источникам).
Книга на польском языке. Готовится российское издание.
«Это собрание биограмм, которые в сумме составляют полный список польских военнопленных, содержавшихся в Козельском лагере, расстрелянных по постановлению ЦК ВКП(б) от 5 марта 1940 года и похороненных в Катынском лесу. Часть из них была расстреляна в Смоленске, в подвале внутренней тюрьмы, часть в лесу. Не совсем ясно, кто из них где, но то, что мест расстрела было два, установлено надежно.
Для нас как исследователей самым трудным было принять решение о том, что мы беремся за эту работу, поскольку до нас такие катынские списки публиковались неоднократно на протяжении нескольких десятков лет (следует вспомнить, в частности, монументальное, с фотографиями, издание «Катынь. Кладбищенская книга Польского военного кладбища в Катыни», выпущенное польским правительственным Советом по охране памяти, борьбы и мученичества в 2000 г.). При работе над предыдущими выпусками «Индекса репрессированных» было иначе, новизна гарантировалась - мы брали какую-то группу репрессированных польских граждан и твердо знали, что до нас никто не составлял их полный, исчерпывающий поименный список.
Веским основанием для начала работы над томом «Убиты в Катыни» послужил осознанный нами несколько лет назад факт: существует огромный массив советских архивных источников, касающихся именно этой группы, в первую очередь - документы Управления по делам военнопленных НКВД СССР. Кроме того, - обширный корпус немецких и польских документов по эксгумации в Катыни 1943 года. Из всего этого многообразия источников в изданных ранее катынских Книгах памяти использовалась лишь небольшая часть, хотя вполне доступно было все, включая документы НКВД, с самого начала 90-х годов. Историкам эти документы были известны, работы с использованием части этих источников делались, но эти работы не заключались в составлении полного, поименного списка жертв.
Благодаря не использовавшимся ранее документам НКВД из Российского государственного военного архива удалось установить 7 расстрелянных военнопленных Козельского лагеря, которые до сих пор при составлении списков не учитывались. Эти люди были отправлены в распоряжение смоленского УНКВД до решения о расстреле, хотя, на самом деле, такое решение уже было принято Политбюро, но - еще не дошло ни до лагеря, ни до Управления НКВД по делам военнопленных. И этих семерых отправили на следствие в смоленское УНКВД по более ранней директиве замнаркома НКВД Меркулова, которая касалась офицеров, причастных в довоенной Польше к разведке либо к деятельности против коммунистического движения. Таким образом в массовые апрельские и майские списки-предписания об отправке военнопленных из Козельского лагеря в распоряжение УНКВД по Смоленской области, осуществлявшее исполнение решения Политбюро о расстреле, эти военнопленные не попали, так как они уже находились в Смоленске, во внутренней тюрьме УНКВД. Между тем, в предыдущих изданиях катынских списков из всего многообразия документов НКВД использовались только списки-предписания, поступавшие из Москвы в Козельский лагерь в апреле-мае 1940 г., а остальные документы не учитывались.
Нам же удалось установить и то, что как для этой семерки, так и для других военнопленных, отправленных на смерть «обычным путем» (из лагеря), оформление бумаг на расстрел шло абсолютно одинаково. Расстрелы были бессудными, но все же требовали некоторого бумажного оформления. Мы проследили эту процедуру на конкретных людях: составление справки, передача ее в 1-й спецотдел НКВД, который передает справку вместе с личным делом формально на рассмотрение тройки (назначенной Политбюро специально для этой «операции»), хотя мы понимаем - просто готовился протокол, который тройка подписывала не глядя, наверное, даже не собираясь...
Очень важным источником оказался «Архив Робеля» - материалы изучения в 1943-1944 гг. в краковском Институте судебной медицины бумаг, извлеченных вместе с трупами из катынских могил в ходе эксгумации 1943 года. Среди этих находок оказалось несколько десятков дневников. Впервые, путем сопоставления сохранившихся копий дневников (в них пленные польские офицеры фиксировали даты, когда их товарищей в апреле 1940 г. вывозили из лагеря - наши чекисты на всем протяжении пребывания поляков в плену то и дело запускали в их среду слухи о скором вывозе в «нейтральные страны», столь желанном для пленников) со списками-предписаниями НКВД, нам удалось определить для нескольких сотен человек точные даты расстрелов. А для всех остальных - довольно узкие индивидуальные «расстрельные» интервалы в 2-4 дня. Для родственников это важно. Прежде - кого ни возьми из более четырех тысяч четырехсот военнопленных - «расстрелян в апреле-мае 1940 года».
Наконец, для части расстрелянных пленных Козельского лагеря удалось указать в биограммах среди документальных источников также правовые материалы, которые могут быть использованы как прямые юридические доказательства пребывания в плену и косвенные доказательства расстрела.
В основном вся эта работа представляет собой нашу реакцию на официальную позицию российских властей, выразителем которой является Главная военная прокуратура. Наша власть не отказывается от сделанного еще в начале 90-х признания того, что злодеяние в Катыни совершено Советским Союзом, органами НКВД. Но - наша власть категорически, наотрез отказывается признавать жертвой этого преступления любого отдельного расстрелянного военнопленного, на реабилитацию которого «Мемориал» или родственники подают заявление с указанием фамилии, имени, отчества. Как только мы обращаемся с заявлением, касающимся конкретного человека, прокуратура говорит: нет никаких доказательств, документов, подтверждающих не только политический мотив репрессирования (что требуется по закону о реабилитации), но даже сам факт гибели человека в ходе катынской операции.
Позиция российской власти - сохранить анонимность 22 тысяч польских жертв. Для нас же принципиальным является доказать, что катынские жертвы - это не безымянная, безликая масса, а конкретные люди, каждый со своей индивидуальной довоенной и «лагерной» (после пленения) судьбой, бессудно уничтоженные по политическому решению высшего руководства страны, преемницей которой является нынешняя Россия. Особенно важно донести это до российских читателей, поэтому главная цель сейчас - подготовить издание на русском языке».
Мой постскриптум.
1) Я был на упомянутой презентации, есть и обсуждаемая книжка - толстый том на 850 страниц (предыдущий список растрелянных весной 1940 года военнопленных Козельского лагеря, изданный "Картой" в 1995 году, был менее информативным и потому втрое меньшего объема, хотя количество приведенных там фамилий почти такое же).
2) Кроме самих биограмм, новый том включает написанное Александром Гурьяновым предисловие на 90 страниц, а также так называемый "список посторонних" - 44 фамилии лиц, останки которых были идентифицированы в 1943 году на раскопках в Катыни, но которые не фигируруют в этапных списках НКВД (предписаниях УПВ НКВД на отправку узников Козельского лагеря в распоряжение Смоленского УНКВД).
3) Обсуждаемый том завершает работу "Карты" над "Индексом репрессированных", продолжение этих работ переходит к польскому Институту национальной памяти.
На моей фотографии - участники презентации, слева направо: составители книги Анна Дзенкевич ("Карта", Варшава) и Александо Гурьянов ("Мемориал", Москва), директор польского историчского центра "Карта" Збигнев Глюза и директор польского Института национальной памяти Лукаш Каминский.
4) На презентации была довольно оживленная дискуссия, в которой я тоже участвовал - в том числе, с претензиями к Институту национальной памяти о недоступности переданных Россией Польше 148 томов советско-российского катынского расследования 1990-2004 годов, о польском следствии по Катыни и т.п., но об этом напишу, скорее всего, позже, когда появятся еще какие-нибудь новости - например, решение Страсбургского суда. (Пока некогда по своей науке.)