Симс-история, которая так и не заврешилась
Разбираю файлы из папочки с набросками сюжетов, начатыми и незавершенными книгами. Когда-то много писала для СИМС-историй. Последнее, что было начато, но не завершено показалось интересным - может быть когда-нибудь я смогу это переработать и завершить. Опять мои дорогие и любимые ванн Берги, вечные герои игры.
Сто лет одиночества семьи ванн Берг. Закатный город.
1.
Такой обычный город - улицы, магазины, парки. Энрике заскучал в первую же секунда, как ноги коснулись вокзальной платформы. А потом взгляд упал на табличку с названием города - «Закатный город». Поэтическое название никак не вязалось с медвежьим углом, в который забросило Энрике ванн Берга.
«Забросило», - он усмехнулся собственным мыслям и слову, которое совершенно не отражало реальное положение вещей, ведь он сам сделал выбор.
Мужчина перевел взгляд ниже и поморщился - приписка под названием городка - неровные буквы, облупившаяся краска и чудовищная история за древней цитатой. «Каждому свое…». Он прекрасно помнил, где и когда использовалась эта фраза, отчего по спине побежал холодок.
Так много абсурдного и почти пугающего было сконцентрировано на небольшой платформе вокзала. Лирику именования городка и страшное прошлое латинского выражения нелепо дополняла криво прибитая табличка «комната ожидания». Странные ассоциации привели Энрике к одному известному роману, недавно им прочитанному и оставившему сильный эмоциональный след. Все в целом привело к тому, что он захотел купить обратный билет, сесть в поезд и исчезнуть. Но стоило ли? Не все ли равно, где в полной мере расплачиваться за грехи предков?
Совсем недавно он сам выбрал место, куда уедет - просто ткнул пальцем в карту, выяснил, что есть свободная земля и купил билет. Отступать от своих решений мужчина не привык.
«Тому и быть», - смиренно решил он и направился ловить такси или другой транспорт.
Такой обычный город мелькал за окном машины.
- Так ты новый хозяин дома Одиночества? - простецки поинтересовался таксист.
Энрике пропустил мимо ушей фамильярность местного жителя.
- Выходит я, - сдержано кивнул и пытался вспомнить, говорил ли риелтор о доме.
Абсурд тем временем набирал обороты. Машина остановилась, и ванн Берг увидел участок земли. Голая проплешина между городскими постройками.
- Какое ж это, к черту, Одиночество?! И где дом? - слова сами вылетели из горла, а точнее из самой души.
Таксист хохотнул.
- Так дом давно снесли. Дурная слава, все такое…. Иначе никто не хотел строиться рядом. А раньше было глухое место.
- Я был бы не против, если бы оно и продолжало оставаться таким, - сквозь зубы процедил Энрике.
«Вот вечно мы, ванн Берги, влипаем во что-то такое…».
Мгновенно в памяти всплыли истории, что передавались внутри семьи - немыслимое везение, а затем такой же немыслимый крах тех или иных ванн Бергов; несчастная любовь, безумие, кровавые драмы, клятвопреступления и подмена детей - и все это почти в каждом поколении. Давно уже считалось, что все эти «прелести» передаются генетически в семействе. Дед Энрике частенько говорил внуку, что каждый ванн Берг просто обязан иметь «скелет в шкафу и пару тараканов в голове». И Энрике, как любой послушный внук, последовал дедовским советам.
2.
Таксист уехал, а Энрике вынужден был срочно заниматься наймом рабочих и строительством. Это оказалось не так легко - желающих работать в доме Одиночества было не много. Пусть и дома-то никакого уже не было. Дома не было, а память осталась. Правда никто так и не смог объяснить, чем именно им не нравится это место.
Ванн Берг снял самый дешевый номер в гостинице, которая оказалась совсем рядом с его будущим домом и смог контролировать строительство. Жители Закатного не скрывали интереса к Энрике, ходили мимо участка, но делали вид, что он их совсем не интересует. Немногие осмеливались заговорить с незнакомым молодым человеком с глубоким взглядом темных глаз. Каждый, кто знакомился с Энрике, не забывал сказать, что место для дома он выбрал неудачное и более того опасное. А на просьбу разъяснить, в чем же опасность, делали большие глаза и старались как можно скорее убежать.
Наблюдая, как строятся стены дома, Энрике вдоль и поперек изучал местную прессу - о работе не следовало забывать. Среди всего прочего он выбрал оригинальную вакансию имперского штурмовика в местном кинотеатре под названием «Звездные войны». Как было ясно из объявления, предстояло целый день стоять переде входом в полном обмундировании и завлекать народ на сеансы.
«Вот и отлично», - решил ванн Берг. - «Чем меньше на меня будут смотреть, тем лучше».
С детства Энрике не переносил пристальных взглядов чужих людей. А сам мог посмотреть так, что любопытствующий тут же отводил глаза и старался скрыться. Не любил он и ночи, но совсем по иной причине. По той же причине на ночь Энрике всегда запирал дверь изнутри, а ключ старался положить на самую верхнюю полку, если она была.
За пару дней в Закатном только одно интересное событие задело сердце Энрике. На стройке появилась старуха в яркой одежде и взглядом бессмертного бога. Размеренно двигаясь, неторопливо, она подошла к молодому человеку. Оценивающе осмотрела новые стены дома и самого хозяина.
- А ты не из пугливых, парень.
Энрике уже не реагировал на такие реплики, поэтому улыбнулся, пусть и холодно, дежурной улыбкой.
- А мне есть, чего боятся?
Цыганка еще раз смерила взглядом невысокую, но статную фигуру мужчины.
- Любому другому следует бояться этого места. Тебе же, только себя.
Слова старухи тронули нечто внутри души Ванн Берга. Скривившись, как от внезапной боли, он процедил:
- И почему всем в этом городе есть дело до меня и моего дома.
Вопрос бы риторический. Словно не заметив реакции собеседника, цыганка пошла прочь, бросив через плечо:
- Нужно будет, заходи, у меня салон в конце улицы.
3.
Пришло время, когда Энрике уже видел, как будет выглядеть его дом. Обязательно два этажа, деревянная винтовая лестница, успокаивающая неброская обстановка. Мебель еще не была куплена, а денег практически не осталось. Однако наш герой не унывал, так как сталкивался с вещами более тяжелыми, чем безденежье. С раннего утра на работу, вечером проверить стройку.
Общаться Энрике ни с кем не хотел, новых знакомств не заводил. А местное население отвечало ему взаимностью, и никто не пытался больше свести знакомство с новым хозяином Дома Одиночества.
С первой зарплаты Энрике приобрел книжный шкаф - есть можно в кафе, спать на полу, а в книгах он испытывал настоящую необходимость. Книга - первый друг в одиночестве. Многие часы проводил он наедине с чужими мыслями, идеями и героями, которых никогда не было и не будет.
Как и прежде ночью запирал Энрике дверь в доме. Очень не хотелось ему, чтобы повторялось то, что заставило его покинуть предыдущие места жительства.
На работе случилось небольшое повышение - Энрике доверили продавать билеты в кинотеатр. Костюм имперского штурмовика пришлось поменять на деловой. Теперь сложно было скрыться от назойливых взглядов прохожих, которые Энрике ощущал, как острые бритвы на своей коже. Не то чтобы он о себе или внешности своей был плохого мнения, но именно так он чувствовал себя рядом с другими людьми. Ванн Берг прекрасно понимал, что он нравится многим девушкам, но старался избегать лишних знакомств. И на это тоже были свои причины.
Вынужденный затворник, Энрике как-то свыкся со всеми странностями и неудобствами своей жизни. Ведь впусти он в свою жизнь другого человека и неизвестно чем бы все закончилось. Не хотел он, чтобы кто-то пострадал. Опять…
А вскоре нашелся повод для беспокойства. В кинотеатре что-то отмечали, Энрике не вдавался в подробности, что именно, так как обычно избегал подобных мероприятий. Но в этот раз его почти насильно затащили на вечеринку. Затем была выпивка, танцы до поздней ночи. Ванн Берг отчетливо помнил, что выпил всего один коктейль и направился в сторону дома. Осенняя ночь. Тихо и немного прохладно. С каким удовольствием Энрике вдыхал осень и ночь! Каждый вдох наполнял его новыми ощущениями, а с каждым выдохом уходила реальность и память.
Следующий момент, который был осознан - он сидит в каком-то парке на скамье. В пруду что-то плещется, слишком темно, чтобы разобрать. Память бьется в паутине пустоты, пытается найти выход и восстановить отрезок времени между выходом из кинотеатра и этим самым моментом в парке. Тщетно. Файлы пусты. Он смотрит на свои руки - трясутся и грязны от земли. Тело Энрике била дрожь. Чувство глубокой всепоглощающей ненависти уходило, уступая место отчаянью, настоящему страданию духа, такому же черному, как осенняя ночь.
Вскочив со скамьи, Ванн Берг кинулся вглубь парка, затем опять в сторону пруда.
- Нет! Только не опять! - он кусал губы, ногти впились в ладони. - Что я делал?! Я должен знать, что я делал!
4.
Энрике вернулся домой и до утра отмывался и анализировал происшествие. Не хотелось ему думать, что все вновь повторяется, как было в другом городе. Опять начинается этот ужас, от которого он бежит бесконечно долго, всю свою сознательную жизнь, что он вновь может причинить кому-то боль.
Он вспомнил все прошлое, спрятанное в самых дальних уголках памяти. Так человек заходит в старый чулан, ослепленный темнотой и страхом, чувствуя кожей неведомое, что живет в нем. У него был именно такой чулан, а запертое в нем уже рвалось наружу, угрожая вынести дверь вместе с человеком, который присушивается к голосам на пороге. Среди потока воспоминаний светлым пятном выделялось лицо… нет… он твердо решил забыть и это лицо, и имя. Так было легче.
Утренние газеты, кофе, надежда на успокоение и сносные выходные. Но не суждено. Маленькая заметка о ночном происшествии и газета полетела на пол.
Странное происшествие на кладбище.
По словам сторожа кладбища, сегодня ночью неизвестные раскопали землю возле могилы Агнессы Кливо (многие помнят трагическую историю ее смерти в Доме Одиночества несколько месяцев назад). Проводится дознание.
- Отлично! Теперь я разграбляю могилы.
Энрике был уверен, что все это его рук дело (он очень ярко представил темную скрюченную фигуру копающуюся в земле среди оградок). Вот только доказательств не имелось, воображение к делу не пришьешь.
На следующий день выпал первый снег. Дом почти достроили, Энрике перебрался в новострой из уютного, но чужого гостиничного номера. С удовольствием он окунулся в одиночество и самодостаточность, а это было наиболее привычное и любимое его состояние. Мельканье лиц на работе немного расстраивало, но Энрике держался. Ту ночь с происшествием он так и не вспомнил, однако и приступов больше не повторялось, что не могло не радовать.
Городок накрыло зимой - сугробы, вьюги и отмороженные уши. Не любил Энрике зиму, и зима отвечала ему взаимностью. Так они и дулись друг на друга все три месяца. Пустых, ничем не примечательных месяца, когда воспоминания в полный рост встали перед мужчиной и не желали покидать нового дома.
Он никогда не был приятным в общении парнем - Энрике охотно соглашался сам с собой в данном вопросе, но когда открылась более темная его сторона, то и вовсе стал невыносим и даже опасен.
Энрике не хотел обсуждать проблему даже с самим собой, но упорно искал ответы в книгах - научных, псевдонаучных и откровенно шарлатанских. Но вынужден был признать, что не попадает ни в одну систему или классификацию. Социопат? Пожалуй. Маньяк? Может быть. Или кто-то еще. Энрике благодарил того странного дядьку, что сидел где-то там наверху, за то, что не успел никому причинить настоящего вреда (благодарил и не верил его существование). «Настоящий вред» - словосочетание казалось смешным, нелепым и лживым. Нет, никого он не убивал, но забыть глаза той, что смогла зацепиться за сердце никогда уже не мог. Как она смотрела на мужчину тогда, после приступа. И пробирало до морозной дрожи в позвоночнике. Страх, жалость, но больше брезгливость. Он стал для нее странным не-человеком, которого, несомненно, нужно было опасаться, обходить стороной. В таких, дети тыкают пальцем на улице, а родители стараются увести своих отпрысков, назидательно качая головой. Таких, стараются спрятать от глаз подальше.
Слишком много воспоминаний в эту зиму. Энрике скрипнул зубами и с ненавистью смотрел на бесконечный снег за окном.
Сто лет одиночества семьи ванн Берг. Закатный город.
1.
Такой обычный город - улицы, магазины, парки. Энрике заскучал в первую же секунда, как ноги коснулись вокзальной платформы. А потом взгляд упал на табличку с названием города - «Закатный город». Поэтическое название никак не вязалось с медвежьим углом, в который забросило Энрике ванн Берга.
«Забросило», - он усмехнулся собственным мыслям и слову, которое совершенно не отражало реальное положение вещей, ведь он сам сделал выбор.
Мужчина перевел взгляд ниже и поморщился - приписка под названием городка - неровные буквы, облупившаяся краска и чудовищная история за древней цитатой. «Каждому свое…». Он прекрасно помнил, где и когда использовалась эта фраза, отчего по спине побежал холодок.
Так много абсурдного и почти пугающего было сконцентрировано на небольшой платформе вокзала. Лирику именования городка и страшное прошлое латинского выражения нелепо дополняла криво прибитая табличка «комната ожидания». Странные ассоциации привели Энрике к одному известному роману, недавно им прочитанному и оставившему сильный эмоциональный след. Все в целом привело к тому, что он захотел купить обратный билет, сесть в поезд и исчезнуть. Но стоило ли? Не все ли равно, где в полной мере расплачиваться за грехи предков?
Совсем недавно он сам выбрал место, куда уедет - просто ткнул пальцем в карту, выяснил, что есть свободная земля и купил билет. Отступать от своих решений мужчина не привык.
«Тому и быть», - смиренно решил он и направился ловить такси или другой транспорт.
Такой обычный город мелькал за окном машины.
- Так ты новый хозяин дома Одиночества? - простецки поинтересовался таксист.
Энрике пропустил мимо ушей фамильярность местного жителя.
- Выходит я, - сдержано кивнул и пытался вспомнить, говорил ли риелтор о доме.
Абсурд тем временем набирал обороты. Машина остановилась, и ванн Берг увидел участок земли. Голая проплешина между городскими постройками.
- Какое ж это, к черту, Одиночество?! И где дом? - слова сами вылетели из горла, а точнее из самой души.
Таксист хохотнул.
- Так дом давно снесли. Дурная слава, все такое…. Иначе никто не хотел строиться рядом. А раньше было глухое место.
- Я был бы не против, если бы оно и продолжало оставаться таким, - сквозь зубы процедил Энрике.
«Вот вечно мы, ванн Берги, влипаем во что-то такое…».
Мгновенно в памяти всплыли истории, что передавались внутри семьи - немыслимое везение, а затем такой же немыслимый крах тех или иных ванн Бергов; несчастная любовь, безумие, кровавые драмы, клятвопреступления и подмена детей - и все это почти в каждом поколении. Давно уже считалось, что все эти «прелести» передаются генетически в семействе. Дед Энрике частенько говорил внуку, что каждый ванн Берг просто обязан иметь «скелет в шкафу и пару тараканов в голове». И Энрике, как любой послушный внук, последовал дедовским советам.
2.
Таксист уехал, а Энрике вынужден был срочно заниматься наймом рабочих и строительством. Это оказалось не так легко - желающих работать в доме Одиночества было не много. Пусть и дома-то никакого уже не было. Дома не было, а память осталась. Правда никто так и не смог объяснить, чем именно им не нравится это место.
Ванн Берг снял самый дешевый номер в гостинице, которая оказалась совсем рядом с его будущим домом и смог контролировать строительство. Жители Закатного не скрывали интереса к Энрике, ходили мимо участка, но делали вид, что он их совсем не интересует. Немногие осмеливались заговорить с незнакомым молодым человеком с глубоким взглядом темных глаз. Каждый, кто знакомился с Энрике, не забывал сказать, что место для дома он выбрал неудачное и более того опасное. А на просьбу разъяснить, в чем же опасность, делали большие глаза и старались как можно скорее убежать.
Наблюдая, как строятся стены дома, Энрике вдоль и поперек изучал местную прессу - о работе не следовало забывать. Среди всего прочего он выбрал оригинальную вакансию имперского штурмовика в местном кинотеатре под названием «Звездные войны». Как было ясно из объявления, предстояло целый день стоять переде входом в полном обмундировании и завлекать народ на сеансы.
«Вот и отлично», - решил ванн Берг. - «Чем меньше на меня будут смотреть, тем лучше».
С детства Энрике не переносил пристальных взглядов чужих людей. А сам мог посмотреть так, что любопытствующий тут же отводил глаза и старался скрыться. Не любил он и ночи, но совсем по иной причине. По той же причине на ночь Энрике всегда запирал дверь изнутри, а ключ старался положить на самую верхнюю полку, если она была.
За пару дней в Закатном только одно интересное событие задело сердце Энрике. На стройке появилась старуха в яркой одежде и взглядом бессмертного бога. Размеренно двигаясь, неторопливо, она подошла к молодому человеку. Оценивающе осмотрела новые стены дома и самого хозяина.
- А ты не из пугливых, парень.
Энрике уже не реагировал на такие реплики, поэтому улыбнулся, пусть и холодно, дежурной улыбкой.
- А мне есть, чего боятся?
Цыганка еще раз смерила взглядом невысокую, но статную фигуру мужчины.
- Любому другому следует бояться этого места. Тебе же, только себя.
Слова старухи тронули нечто внутри души Ванн Берга. Скривившись, как от внезапной боли, он процедил:
- И почему всем в этом городе есть дело до меня и моего дома.
Вопрос бы риторический. Словно не заметив реакции собеседника, цыганка пошла прочь, бросив через плечо:
- Нужно будет, заходи, у меня салон в конце улицы.
3.
Пришло время, когда Энрике уже видел, как будет выглядеть его дом. Обязательно два этажа, деревянная винтовая лестница, успокаивающая неброская обстановка. Мебель еще не была куплена, а денег практически не осталось. Однако наш герой не унывал, так как сталкивался с вещами более тяжелыми, чем безденежье. С раннего утра на работу, вечером проверить стройку.
Общаться Энрике ни с кем не хотел, новых знакомств не заводил. А местное население отвечало ему взаимностью, и никто не пытался больше свести знакомство с новым хозяином Дома Одиночества.
С первой зарплаты Энрике приобрел книжный шкаф - есть можно в кафе, спать на полу, а в книгах он испытывал настоящую необходимость. Книга - первый друг в одиночестве. Многие часы проводил он наедине с чужими мыслями, идеями и героями, которых никогда не было и не будет.
Как и прежде ночью запирал Энрике дверь в доме. Очень не хотелось ему, чтобы повторялось то, что заставило его покинуть предыдущие места жительства.
На работе случилось небольшое повышение - Энрике доверили продавать билеты в кинотеатр. Костюм имперского штурмовика пришлось поменять на деловой. Теперь сложно было скрыться от назойливых взглядов прохожих, которые Энрике ощущал, как острые бритвы на своей коже. Не то чтобы он о себе или внешности своей был плохого мнения, но именно так он чувствовал себя рядом с другими людьми. Ванн Берг прекрасно понимал, что он нравится многим девушкам, но старался избегать лишних знакомств. И на это тоже были свои причины.
Вынужденный затворник, Энрике как-то свыкся со всеми странностями и неудобствами своей жизни. Ведь впусти он в свою жизнь другого человека и неизвестно чем бы все закончилось. Не хотел он, чтобы кто-то пострадал. Опять…
А вскоре нашелся повод для беспокойства. В кинотеатре что-то отмечали, Энрике не вдавался в подробности, что именно, так как обычно избегал подобных мероприятий. Но в этот раз его почти насильно затащили на вечеринку. Затем была выпивка, танцы до поздней ночи. Ванн Берг отчетливо помнил, что выпил всего один коктейль и направился в сторону дома. Осенняя ночь. Тихо и немного прохладно. С каким удовольствием Энрике вдыхал осень и ночь! Каждый вдох наполнял его новыми ощущениями, а с каждым выдохом уходила реальность и память.
Следующий момент, который был осознан - он сидит в каком-то парке на скамье. В пруду что-то плещется, слишком темно, чтобы разобрать. Память бьется в паутине пустоты, пытается найти выход и восстановить отрезок времени между выходом из кинотеатра и этим самым моментом в парке. Тщетно. Файлы пусты. Он смотрит на свои руки - трясутся и грязны от земли. Тело Энрике била дрожь. Чувство глубокой всепоглощающей ненависти уходило, уступая место отчаянью, настоящему страданию духа, такому же черному, как осенняя ночь.
Вскочив со скамьи, Ванн Берг кинулся вглубь парка, затем опять в сторону пруда.
- Нет! Только не опять! - он кусал губы, ногти впились в ладони. - Что я делал?! Я должен знать, что я делал!
4.
Энрике вернулся домой и до утра отмывался и анализировал происшествие. Не хотелось ему думать, что все вновь повторяется, как было в другом городе. Опять начинается этот ужас, от которого он бежит бесконечно долго, всю свою сознательную жизнь, что он вновь может причинить кому-то боль.
Он вспомнил все прошлое, спрятанное в самых дальних уголках памяти. Так человек заходит в старый чулан, ослепленный темнотой и страхом, чувствуя кожей неведомое, что живет в нем. У него был именно такой чулан, а запертое в нем уже рвалось наружу, угрожая вынести дверь вместе с человеком, который присушивается к голосам на пороге. Среди потока воспоминаний светлым пятном выделялось лицо… нет… он твердо решил забыть и это лицо, и имя. Так было легче.
Утренние газеты, кофе, надежда на успокоение и сносные выходные. Но не суждено. Маленькая заметка о ночном происшествии и газета полетела на пол.
Странное происшествие на кладбище.
По словам сторожа кладбища, сегодня ночью неизвестные раскопали землю возле могилы Агнессы Кливо (многие помнят трагическую историю ее смерти в Доме Одиночества несколько месяцев назад). Проводится дознание.
- Отлично! Теперь я разграбляю могилы.
Энрике был уверен, что все это его рук дело (он очень ярко представил темную скрюченную фигуру копающуюся в земле среди оградок). Вот только доказательств не имелось, воображение к делу не пришьешь.
На следующий день выпал первый снег. Дом почти достроили, Энрике перебрался в новострой из уютного, но чужого гостиничного номера. С удовольствием он окунулся в одиночество и самодостаточность, а это было наиболее привычное и любимое его состояние. Мельканье лиц на работе немного расстраивало, но Энрике держался. Ту ночь с происшествием он так и не вспомнил, однако и приступов больше не повторялось, что не могло не радовать.
Городок накрыло зимой - сугробы, вьюги и отмороженные уши. Не любил Энрике зиму, и зима отвечала ему взаимностью. Так они и дулись друг на друга все три месяца. Пустых, ничем не примечательных месяца, когда воспоминания в полный рост встали перед мужчиной и не желали покидать нового дома.
Он никогда не был приятным в общении парнем - Энрике охотно соглашался сам с собой в данном вопросе, но когда открылась более темная его сторона, то и вовсе стал невыносим и даже опасен.
Энрике не хотел обсуждать проблему даже с самим собой, но упорно искал ответы в книгах - научных, псевдонаучных и откровенно шарлатанских. Но вынужден был признать, что не попадает ни в одну систему или классификацию. Социопат? Пожалуй. Маньяк? Может быть. Или кто-то еще. Энрике благодарил того странного дядьку, что сидел где-то там наверху, за то, что не успел никому причинить настоящего вреда (благодарил и не верил его существование). «Настоящий вред» - словосочетание казалось смешным, нелепым и лживым. Нет, никого он не убивал, но забыть глаза той, что смогла зацепиться за сердце никогда уже не мог. Как она смотрела на мужчину тогда, после приступа. И пробирало до морозной дрожи в позвоночнике. Страх, жалость, но больше брезгливость. Он стал для нее странным не-человеком, которого, несомненно, нужно было опасаться, обходить стороной. В таких, дети тыкают пальцем на улице, а родители стараются увести своих отпрысков, назидательно качая головой. Таких, стараются спрятать от глаз подальше.
Слишком много воспоминаний в эту зиму. Энрике скрипнул зубами и с ненавистью смотрел на бесконечный снег за окном.