Пар, стыд и волосы
В фотографии я реалист. Просто нажимаю на кнопку. Когда мои работы хвалят, я так и говорю, ничего особенного, просто нажала на кнопку. Вовремя. У нас идеальный свет, яркие краски и красивые люди.
В письменности по-другому. Кнопка, которая нажимается у меня внутри, когда я пишу, не дает такой понятный и четкий результат, как фотография. Пар я так и не сняла. Его снять нелегко, я пробовала в тот свой единственный выходной, когда не забыла на станции камеру. Я уже видела идеальный пар на Юлином снимке, поняла, что не добьюсь такой лаконичности, такого изящества, пока не доучусь в фотошколе. Пар я не сняла, а мысли о нем меня не оставили. Я его опишу!
Пар из меня исходит, когда я иду кататься на слаломной доске. Вода уже прогрелась до 25 градусов, но я еще катаюсь в гидрокостюме. В нем совсем не жарко при ветре больше десяти метров в секунду. Когда ветер потихоньку ослабевает, я беру слаломную доску. Она большая, устойчивая, на ней нетрудно вернуться, если вдруг ветер совсем скиснет. Но она очень быстро разгоняется. К ее широко расставленным по бортам ножным петлям не сразу приноровишься. С ней в комплекте идет большой и тяжелый парус. И когда я все-таки лечу на ней на последних порывах стихающего ветра, я чувствую, как из меня реально исходит пар.
Даже если его не видно в идеальном свете.
***
К нам возвращаются гости. Они интересуются всем, что случилось со мной за время после их предыдущего визита в Дахаб. Некоторые просто из вежливости, некоторые действительно хотят знать.
- И как там у вас в стране? - спрашивает Патрик, узнав про мои мартовские каникулы в Киеве, - все действительно так плохо? Оппозиция в тюрьме?
Да, подтверждаю. Плохо. Ныли все, кого бы я не спрашивала, как дела. Все дорожает, власть отнимает последнее, наступает на горло правам.
Я так и ответила ему. Все действительно плохо. Потом спросила, как дела у него. Патрик математик, ученый, он и так и выглядит, немного не от мира сего. Ему ничего не стоит забыть смыть с лица толстый слой солнцезащитного крема и ходить с белым лицом до ужина, пока кто-нибудь не нарушит политкорректность и не спросит, все ли с ним в порядке.
Он неторопливо рассказывает, как все в порядке у них. Дочка после химиотерапии уже пришла в себя, и волосы начали отрастать. К сожалению, врачи предполагают, что рак вернется. Он в семье на генетическом уровне, сказал Патрик.
И мне стало стыдно за наше «Плохо».
Я ненавижу ныть! И не буду больше.
***
Возвращаются в Дахаб и постоянные обитатели лагуны. Инструкторы с других станций. Вдруг встретить их на воде приятно. Посмотреть, как они как-то неуловимо изменились.
У Кубы копна волос. Все время копна. Как ни встречу его в лагуне. Мокрая или сухая, но копна. А раньше были кудри. Такие же выгоревшие, длинные.
Копна эта выглядит все время одинаково. Выглядит она так, как будто ее обладатель попал под дождь, потом по нему пропустили электрический заряд, а когда оживили, то посадили на мотоцикл и провезли без шлема с большой скоростью. Как ему удается поддерживать ее в таком состоянии неделями, непонятно, но я терпеливо жду изменений.
В письменности по-другому. Кнопка, которая нажимается у меня внутри, когда я пишу, не дает такой понятный и четкий результат, как фотография. Пар я так и не сняла. Его снять нелегко, я пробовала в тот свой единственный выходной, когда не забыла на станции камеру. Я уже видела идеальный пар на Юлином снимке, поняла, что не добьюсь такой лаконичности, такого изящества, пока не доучусь в фотошколе. Пар я не сняла, а мысли о нем меня не оставили. Я его опишу!
Пар из меня исходит, когда я иду кататься на слаломной доске. Вода уже прогрелась до 25 градусов, но я еще катаюсь в гидрокостюме. В нем совсем не жарко при ветре больше десяти метров в секунду. Когда ветер потихоньку ослабевает, я беру слаломную доску. Она большая, устойчивая, на ней нетрудно вернуться, если вдруг ветер совсем скиснет. Но она очень быстро разгоняется. К ее широко расставленным по бортам ножным петлям не сразу приноровишься. С ней в комплекте идет большой и тяжелый парус. И когда я все-таки лечу на ней на последних порывах стихающего ветра, я чувствую, как из меня реально исходит пар.
Даже если его не видно в идеальном свете.
***
К нам возвращаются гости. Они интересуются всем, что случилось со мной за время после их предыдущего визита в Дахаб. Некоторые просто из вежливости, некоторые действительно хотят знать.
- И как там у вас в стране? - спрашивает Патрик, узнав про мои мартовские каникулы в Киеве, - все действительно так плохо? Оппозиция в тюрьме?
Да, подтверждаю. Плохо. Ныли все, кого бы я не спрашивала, как дела. Все дорожает, власть отнимает последнее, наступает на горло правам.
Я так и ответила ему. Все действительно плохо. Потом спросила, как дела у него. Патрик математик, ученый, он и так и выглядит, немного не от мира сего. Ему ничего не стоит забыть смыть с лица толстый слой солнцезащитного крема и ходить с белым лицом до ужина, пока кто-нибудь не нарушит политкорректность и не спросит, все ли с ним в порядке.
Он неторопливо рассказывает, как все в порядке у них. Дочка после химиотерапии уже пришла в себя, и волосы начали отрастать. К сожалению, врачи предполагают, что рак вернется. Он в семье на генетическом уровне, сказал Патрик.
И мне стало стыдно за наше «Плохо».
Я ненавижу ныть! И не буду больше.
***
Возвращаются в Дахаб и постоянные обитатели лагуны. Инструкторы с других станций. Вдруг встретить их на воде приятно. Посмотреть, как они как-то неуловимо изменились.
У Кубы копна волос. Все время копна. Как ни встречу его в лагуне. Мокрая или сухая, но копна. А раньше были кудри. Такие же выгоревшие, длинные.
Копна эта выглядит все время одинаково. Выглядит она так, как будто ее обладатель попал под дождь, потом по нему пропустили электрический заряд, а когда оживили, то посадили на мотоцикл и провезли без шлема с большой скоростью. Как ему удается поддерживать ее в таком состоянии неделями, непонятно, но я терпеливо жду изменений.