Повторение пройденного. Буржуазия
Начало
Где же он, этот революционный класс? Попробуем разобраться.
Вульгарные марксисты рассматривают революционный процесс следующим образом. Существует два основных класса, один из которых производит материальные блага, а другой владеет средствами производства, и, таким образом, экплуатирует первый. В определенный момент времени, по мере изменения производящих сил (в процессе технологической революции) существующие производственные отношения между угнетателем и угнетенным устаревают, и появляется объективная необходимость в новой модели общественного устройства. Класс-угнетатель, не желая терять свое доминирующее положение, всячески препятствует переменам, в результате чего противоречия достигают критического порога, и происходит революция.
Модель красивая - но абсолютно неверная. Если мы проанализируем известные нам революции, то убедимся, что всё происходит несколько иначе. Возьмём, для примера, Великую Французскую революцию.
На момент революции во Франции не было классов. А были сословия - дворянство, духовенство и все остальные. Если рассматривать их через призму классовых отношений - были феодалы, светские и церковные (владельцы основного средства производства, а именно - земли) и крестьяне (работающие на этой земле). Угнетённые крестьяне, что примечательно, абсолютно не хотели никаких революций. Более того, они стали последними защитниками режима - вспомним Вандею.
А революцию совершил новый, народившийся, класс - буржуазии. Потому и революция - буржуазная. До этой революции буржуазии, как класса, тоже не было - она стала им в революционной борьбе.
С точки зрения сословной буржуа был - тот же крестьянин. Простолюдин. У него могли быть деньги - они ему ничего не гарантировали. (Я намеренно оставлю за скобками вопрос происхождения капитала - очевидно, что, по крайней мере, после некоего рубежа он - результат эксплуатации менее удачливых собратьев). В любой момент какой-нибудь герцог мог запросто отобрать у вчерашнего крестьянина или ремесленника все - и существующая, абсолютно классовая, правовая система неизбежно подтверждала правомерность подобных действий. Впрочем, обычно герцоги и кардиналы брали у удачливых коммерсантов в долг - как правило, забывая отдавать. Озадачившись вопросом, что делать с деньгами, пока их не реквизировал очередной благородный самодур, буржуазия, кстати, запустила и механизм Возрождения; именно частные заказы сделали возможным расцвет живописи, архитектуры, скульптуры и прочих искусств. Но этого было недостаточно. К тому же, понравившуюся картину или скульптуру тоже пришлось бы подарить феодалу, если бы она ему приглянулась.
Таким образом, перед обеспеченными, но бесправными людьми встал вопрос защиты своей собственности. Однако воевать нужно было против хорошо вооруженных и профессионально обученных бойцов, руководимых профессиональными военными. Единственное, что можно было противопоставить такому противнику - массу. Мелкому угнетателю необходимо было привлечь "подопечных" к выступлению на своей стороне против угнетателя крупного. В качестве идеологической базы был использован национализм. Идея единства всех людей, проживающих на одной территории и говорящих на одном языке, стала грозным оружием: вспомним, мало кто из европейских монархов мог похвастаться чистотой крови, в национальном смысле! И любой француз, в жилах которого текла австрийская или испанская кровь, таким образом, объявлялся чужим. Буржуазия не могла в полной мере использовать в пропаганде фактор имущественного неравенства - поскольку вопросы могли возникнуть к самому пропагандисту. Поэтому его подменили правовым неравенством - и мало кто из неимущих, думаю, задумывался о том, что большинством из завоёванных прав на практике ему воспользоваться не доведётся.
Буржуазия в этой борьбе выросла, возмужала, наточила зубы. Буржуазия осознала свои классовые интересы, стала, абсолютно по Марксу, из класса "в себе" классом "для себя". Буржуазия смогла навязать всему народу своё видение общественного устройства, создала систему, при которой ее интересы были защищены наилучшим образом - просто потому, что капитал у нее уже был, и лозунг равных возможностей развязал ей руки. Кто угодно может делать что угодно - но не у каждого есть возможности для этого. Была выработана подходящая религиозная парадигма - бог теперь любил богатых, оказывая им расположение земными благами. Трудись - и господь наградит тебя. Если не наградил - значит плохо трудишься. У кого деньги есть - те трудились хорошо, поэтому их господь наградил. Не надо ничего доказывать - всё перед глазами.
С некоторыми изменениями и отклонениями от генеральной линии, эта система, называемая капитализмом, докатилась до нашего времени. Советский эксперимент, о котором я ещё буду говорить, оказался хорошей прививкой; буржуазия сделала правильные выводы из Маркса, и не стала доводить угнетаемых до точки кипения, провозгласив лозунги "великого общества" и "государства всеобщего благосостояния". Это позволило ей расцвести на полную мощность, раздаться вширь. Используя антисоветскую (а, по сути, националистическую) пропаганду, буржуазия смогла долгое время выжимать из управляемого общества все соки, уверяя его в неоходимости строгого контроля в условиях борьбы с врагом. Усилия были не напрасны - последний оплот на пути завоевания капиталом мирового господства рухнул.
Собравшись в Вашингтоне, победители решили, что дальнейшее развитие ни к чему. Наука питалась только войной - воевать не с кем, и наука не нужна. Не нужны солдаты - значит, и людей можно поменьше. Нет опасности социализма - значит, можно сворачивать социальные программы. Да и вообще - лучше копить, чем тратить. Одержав окончательную победу, буржуазия выродилась в монополистическую финансовую олигархию.
Но прогресс не остановить; процессы в экономике, в социуме нельзя "выключить" - а инерция их велика. Производящие силы, "разогнанные" научно-технической революцией эпохи холодной войны, продолжили развитие - и вступили в клинч с существующими производственными отношениями. Конечно, менеджмент тоже не стоит на месте, психологи, социологи и дипломанты MBA придумывают все новые способы заставить людей отдавать свою жизнь за чей-то комфорт - но все более очевидным становится необходимость смены самой системы общественных отношений.
Тем более странными выглядят претензии современной российской буржуазии, и ее либерального оппозиционного авангарда на то, чтобы возглавить революцию. И уж совсем забавно звучат обещания этих людей построить нам "правильный" капитализм, чтобы нас угнетали не по беспределу, а по закону.
Увы для либералов, буржуазия в России не может стать революционным классом. И те, кто очень-очень хотят считать себя буржуазией, покупающие Toyota Camry в кредит и откладывающие три года деньги на отпуск в Каталонии - не могут стать таким классом. Им это не нужно. Им нужна Camry и Барселона. А у кого уже есть - яхта и Мальдивы. И даже угроза потерять всё не заставит их взяться за оружие - они предпочтут "свалить из сраной Рашки в какую-нибудь нормальную страну".
Куда им, впрочем, и дорога.
(Продолжение следует)
Где же он, этот революционный класс? Попробуем разобраться.
Вульгарные марксисты рассматривают революционный процесс следующим образом. Существует два основных класса, один из которых производит материальные блага, а другой владеет средствами производства, и, таким образом, экплуатирует первый. В определенный момент времени, по мере изменения производящих сил (в процессе технологической революции) существующие производственные отношения между угнетателем и угнетенным устаревают, и появляется объективная необходимость в новой модели общественного устройства. Класс-угнетатель, не желая терять свое доминирующее положение, всячески препятствует переменам, в результате чего противоречия достигают критического порога, и происходит революция.
Модель красивая - но абсолютно неверная. Если мы проанализируем известные нам революции, то убедимся, что всё происходит несколько иначе. Возьмём, для примера, Великую Французскую революцию.
На момент революции во Франции не было классов. А были сословия - дворянство, духовенство и все остальные. Если рассматривать их через призму классовых отношений - были феодалы, светские и церковные (владельцы основного средства производства, а именно - земли) и крестьяне (работающие на этой земле). Угнетённые крестьяне, что примечательно, абсолютно не хотели никаких революций. Более того, они стали последними защитниками режима - вспомним Вандею.
А революцию совершил новый, народившийся, класс - буржуазии. Потому и революция - буржуазная. До этой революции буржуазии, как класса, тоже не было - она стала им в революционной борьбе.
С точки зрения сословной буржуа был - тот же крестьянин. Простолюдин. У него могли быть деньги - они ему ничего не гарантировали. (Я намеренно оставлю за скобками вопрос происхождения капитала - очевидно, что, по крайней мере, после некоего рубежа он - результат эксплуатации менее удачливых собратьев). В любой момент какой-нибудь герцог мог запросто отобрать у вчерашнего крестьянина или ремесленника все - и существующая, абсолютно классовая, правовая система неизбежно подтверждала правомерность подобных действий. Впрочем, обычно герцоги и кардиналы брали у удачливых коммерсантов в долг - как правило, забывая отдавать. Озадачившись вопросом, что делать с деньгами, пока их не реквизировал очередной благородный самодур, буржуазия, кстати, запустила и механизм Возрождения; именно частные заказы сделали возможным расцвет живописи, архитектуры, скульптуры и прочих искусств. Но этого было недостаточно. К тому же, понравившуюся картину или скульптуру тоже пришлось бы подарить феодалу, если бы она ему приглянулась.
Таким образом, перед обеспеченными, но бесправными людьми встал вопрос защиты своей собственности. Однако воевать нужно было против хорошо вооруженных и профессионально обученных бойцов, руководимых профессиональными военными. Единственное, что можно было противопоставить такому противнику - массу. Мелкому угнетателю необходимо было привлечь "подопечных" к выступлению на своей стороне против угнетателя крупного. В качестве идеологической базы был использован национализм. Идея единства всех людей, проживающих на одной территории и говорящих на одном языке, стала грозным оружием: вспомним, мало кто из европейских монархов мог похвастаться чистотой крови, в национальном смысле! И любой француз, в жилах которого текла австрийская или испанская кровь, таким образом, объявлялся чужим. Буржуазия не могла в полной мере использовать в пропаганде фактор имущественного неравенства - поскольку вопросы могли возникнуть к самому пропагандисту. Поэтому его подменили правовым неравенством - и мало кто из неимущих, думаю, задумывался о том, что большинством из завоёванных прав на практике ему воспользоваться не доведётся.
Буржуазия в этой борьбе выросла, возмужала, наточила зубы. Буржуазия осознала свои классовые интересы, стала, абсолютно по Марксу, из класса "в себе" классом "для себя". Буржуазия смогла навязать всему народу своё видение общественного устройства, создала систему, при которой ее интересы были защищены наилучшим образом - просто потому, что капитал у нее уже был, и лозунг равных возможностей развязал ей руки. Кто угодно может делать что угодно - но не у каждого есть возможности для этого. Была выработана подходящая религиозная парадигма - бог теперь любил богатых, оказывая им расположение земными благами. Трудись - и господь наградит тебя. Если не наградил - значит плохо трудишься. У кого деньги есть - те трудились хорошо, поэтому их господь наградил. Не надо ничего доказывать - всё перед глазами.
С некоторыми изменениями и отклонениями от генеральной линии, эта система, называемая капитализмом, докатилась до нашего времени. Советский эксперимент, о котором я ещё буду говорить, оказался хорошей прививкой; буржуазия сделала правильные выводы из Маркса, и не стала доводить угнетаемых до точки кипения, провозгласив лозунги "великого общества" и "государства всеобщего благосостояния". Это позволило ей расцвести на полную мощность, раздаться вширь. Используя антисоветскую (а, по сути, националистическую) пропаганду, буржуазия смогла долгое время выжимать из управляемого общества все соки, уверяя его в неоходимости строгого контроля в условиях борьбы с врагом. Усилия были не напрасны - последний оплот на пути завоевания капиталом мирового господства рухнул.
Собравшись в Вашингтоне, победители решили, что дальнейшее развитие ни к чему. Наука питалась только войной - воевать не с кем, и наука не нужна. Не нужны солдаты - значит, и людей можно поменьше. Нет опасности социализма - значит, можно сворачивать социальные программы. Да и вообще - лучше копить, чем тратить. Одержав окончательную победу, буржуазия выродилась в монополистическую финансовую олигархию.
Но прогресс не остановить; процессы в экономике, в социуме нельзя "выключить" - а инерция их велика. Производящие силы, "разогнанные" научно-технической революцией эпохи холодной войны, продолжили развитие - и вступили в клинч с существующими производственными отношениями. Конечно, менеджмент тоже не стоит на месте, психологи, социологи и дипломанты MBA придумывают все новые способы заставить людей отдавать свою жизнь за чей-то комфорт - но все более очевидным становится необходимость смены самой системы общественных отношений.
Тем более странными выглядят претензии современной российской буржуазии, и ее либерального оппозиционного авангарда на то, чтобы возглавить революцию. И уж совсем забавно звучат обещания этих людей построить нам "правильный" капитализм, чтобы нас угнетали не по беспределу, а по закону.
Увы для либералов, буржуазия в России не может стать революционным классом. И те, кто очень-очень хотят считать себя буржуазией, покупающие Toyota Camry в кредит и откладывающие три года деньги на отпуск в Каталонии - не могут стать таким классом. Им это не нужно. Им нужна Camry и Барселона. А у кого уже есть - яхта и Мальдивы. И даже угроза потерять всё не заставит их взяться за оружие - они предпочтут "свалить из сраной Рашки в какую-нибудь нормальную страну".
Куда им, впрочем, и дорога.
(Продолжение следует)