Пир веры
О христианском прощении (навеяно Огласительным словом св. Иоанна Златоуста)
Как замечательно актуально звучит сегодня на фоне современных споров и недоумений огласительное слово Иоанна Златоуста! Трудно полней и ярче сказать в нескольких словах и в доступной форме о самой сути христианского благовестия!Никто не рыдай о своем убожестве, ибо для всех настало Царство! Никто не плачь о своих грехах, потому что из гроба воссияло прощение! Никто не бойся смерти, ибо освободила нас Спасова смерть! Объятый смертью, Он угасил смерть. Сошед во ад, Он пленил ад и огорчил того, кто коснулся Его плоти.
В частности, Иоанн Златоуст дает исчерпывающий ответ на волнующий многих сегодня вопрос о христианском прощении, поднятый в связи с знаменитой акцией в ХХС. Надо ли прощать? Кого? На каких условиях? В ходе прений выдвигалось предположение (например, здесь), что прощать будто бы можно только просившего о прощении (как миловать правитель может только просившего его о помиловании), а то - никак: Бог не велит. Но очевидно, что христианство учит противоположному.
По Иоанну Злотоусту, сам вопрос становится по-новому в христианском контексте. Огласительное слово пропитано реминисценциями из Евангелия, в первую очередь, из притчи о блудном сыне. "Никто не плачь о своих грехах, потому что из гроба воссияло прощение". В том суть христианского прощения и христианского покаяния, также часто превратно понимаемого современным, постхристианским сознанием, - что прощение уже воссияло, что оно предшествует покаянию и что оно делает возможным покаяние, является его условием, а не наоборот. Прощение отца предупреждает покаяние блудного сына. Прощение уже дано, хотя мы и вольны от него отказаться. Мы прощены, т.е. освобождены от греха, а потому можем покаяться. И наше принятие дара прощения мы выражаем как раз тем, что в свою очередь "оставляем должникам нашим". Здесь тоже прощение является условием покаяния, как явствует из притчи о злом рабе, которому царь простил долг в десять тысяч талантов, но который вверг в темницу товарища, задолжавшего ему сто динариев: "Злой раб! весь долг тот я простил тебе, потому что ты упросил меня, не надлежало ли и тебе помиловать товарища твоего, как и я помиловал тебя?"
Потому перед нами не стоит вопрос о том, кого мы должны или не должны прощать: прощение уже даровано, и даровано оно не нами. Нам же - христианам, праведным и грешным, блудным или разумным - остается только принять его - "войти в радость Господа", "насладиться пиром веры", или же, подобно злому рабу и старшему сыну в притче, "осердиться и не хотеть войти".
Как замечательно актуально звучит сегодня на фоне современных споров и недоумений огласительное слово Иоанна Златоуста! Трудно полней и ярче сказать в нескольких словах и в доступной форме о самой сути христианского благовестия!Никто не рыдай о своем убожестве, ибо для всех настало Царство! Никто не плачь о своих грехах, потому что из гроба воссияло прощение! Никто не бойся смерти, ибо освободила нас Спасова смерть! Объятый смертью, Он угасил смерть. Сошед во ад, Он пленил ад и огорчил того, кто коснулся Его плоти.
В частности, Иоанн Златоуст дает исчерпывающий ответ на волнующий многих сегодня вопрос о христианском прощении, поднятый в связи с знаменитой акцией в ХХС. Надо ли прощать? Кого? На каких условиях? В ходе прений выдвигалось предположение (например, здесь), что прощать будто бы можно только просившего о прощении (как миловать правитель может только просившего его о помиловании), а то - никак: Бог не велит. Но очевидно, что христианство учит противоположному.
По Иоанну Злотоусту, сам вопрос становится по-новому в христианском контексте. Огласительное слово пропитано реминисценциями из Евангелия, в первую очередь, из притчи о блудном сыне. "Никто не плачь о своих грехах, потому что из гроба воссияло прощение". В том суть христианского прощения и христианского покаяния, также часто превратно понимаемого современным, постхристианским сознанием, - что прощение уже воссияло, что оно предшествует покаянию и что оно делает возможным покаяние, является его условием, а не наоборот. Прощение отца предупреждает покаяние блудного сына. Прощение уже дано, хотя мы и вольны от него отказаться. Мы прощены, т.е. освобождены от греха, а потому можем покаяться. И наше принятие дара прощения мы выражаем как раз тем, что в свою очередь "оставляем должникам нашим". Здесь тоже прощение является условием покаяния, как явствует из притчи о злом рабе, которому царь простил долг в десять тысяч талантов, но который вверг в темницу товарища, задолжавшего ему сто динариев: "Злой раб! весь долг тот я простил тебе, потому что ты упросил меня, не надлежало ли и тебе помиловать товарища твоего, как и я помиловал тебя?"
Потому перед нами не стоит вопрос о том, кого мы должны или не должны прощать: прощение уже даровано, и даровано оно не нами. Нам же - христианам, праведным и грешным, блудным или разумным - остается только принять его - "войти в радость Господа", "насладиться пиром веры", или же, подобно злому рабу и старшему сыну в притче, "осердиться и не хотеть войти".