Поднятая целина, ч 3.
Но среди наших сельских работников была одна, особая группа, ставшая предметом живейшего общественного интереса - «land girl», девушки-работницы. Поначалу фермеры упорно не принимали их, так что правительству пришлось оказать некоторое давление, чтобы сломить заскорузлые предубеждения, пассивное сопротивление, оппозицию. Уже в 1915 году министерство земледелия попыталось склонить фермерское сообщество к использованию женского труда - «бригад в сиреневых шляпках», как их забавно честили в некоторых кругах - но не добилось значимого успеха. Женщины, разумеется, издавна работали вместе с родственниками и свойственниками на семейных фермах - доили, сбивали масло, кормили птицу, косили и т.п. Но мысль о том, что женщина годится для основных фермерских работ стала встречена градом буколических острот. Насмешки вызвали гнев представительниц слабого пола; случилось так, что в марте 1916 года один из членов Лонсестонского попечительского совета публично заявил о неспособности женщин к определённым работам на ферме: и восемь женщин ответили ему через газету, в форме вызова, что сумеют проделать все основные сельскохозяйственные операции не хуже мужчин и готовы показать это на публике. Публика выказала огромный интерес и демонстрация состоялась через месяц в городе Труро для целого графства - сорок три дамы показали своё искусство в семи видах аграрных работ, включая запряжку лошадей и перевозку груза на телеге; они пахали, вносили удобрения, сажали картофель. Выбранные для показа работы были до того дня обязанностями умелых и крепких мужчин. Один из жюри написал после демонстрации:
«Некоторые образчики представленной нам работы, безо всяких скидок, очень хороши. Унавоживание и сев просто великолепны; а обращение некоторых участниц с лошадьми при боронении и перевозке грузов приятно удивило собравших зрителей. … А теперь я хотел бы посмотреть, как умеют работать с плугом мужчины, кто прежде издавали пренебрежительные смешки»*
___
* Мидлтон, «Производство продовольствия во время войны», стр. 143.
Тем не менее, фермеры не вдруг смирились с таковым новым веянием. Дело пошло на лад лишь через год после демонстрации в Труро. И всё же, в конце концов, истинная, показанная Лонсестонским испытанием эффективность женского труда на земле получила признание и одобрение фермеров.
Планируя большой скачок продовольственного производства, мы решили как можно лучше использовать этот источник рабочей силы и, в январе 1917 года, учредили Женское отделение министерства земледелия - в марте оно отошло к Департаменту продовольственного производства. Отделению поручили организовывать женскую рабочую силу для фермерских хозяйств. Работницы подразделялись на две группы: с неполной занятостью и занятостью от случая к случаю - деревенские женщины, кто не могли совсем оставить дома, но помогали в работе на фермах - и девушки-доброволки нашей Земледельческой армии вкупе с женщинами, кто могли поехать куда необходимо и работать с полной занятостью.
Работницы первого типа сразу же стали для нас изрядным подспорьем. Перепись 1911 года насчитала 70 000 женщин, занятых в сельском хозяйстве. Благодаря работе Женских комитетов в графствах цифру эту удалось существенно увеличить, и отчёт 1918 года говорит о 230 000 сельских женщинах и девушках, кто работали на земле, в Англии и Уэльсе.
Набор в Земледельческую армию начался в начале 1917 года, сначала службой воинской повинности, потом к этой задаче присоединилось министерство труда и Департамент продовольственного производства. Правительство предложило новобранцам следующие условия: месячное бесплатное обучение с проживанием в одном из шестисот тренировочных центров - мы организовали их на фермах; экипировка; минимальное жалование в 18 шиллингов в неделю (для сравнения: средняя довоенная зарплата мужчин-работников Англии составляла 14 шиллингов в неделю); содержание в казармах до отправки на работу. Нам, разумеется, было очень важно, чтобы доброволки Земельной армии показали себя с первого же дня, вопреки враждебному недоверию фермерской среды, так что мы уделили особое внимание подбору первых рекруток. Из сорока семи тысяч кандидаток первой волны в Земельную армию прошли только семь тысяч.
В пёстрых рядах наших аграрных работников военного времени - солдаты-пахари; рабочие батальоны Территориальных сил; военнопленные; неопытные городские жители, призванные в армию, но попавшие в деревню - среди всей этой пестроты девушки-работницы выступали самым живописным - и, во многих случаях, самым ценным отрядом. Одетые в штаны и сапоги, накоротко стриженные, они вторглись в английскую глубинку, круша сонную приверженность традициям. Они пришли из самых разных общественных групп - в любой большой массе людей есть хорошие, плохие и никакие персоны, но средний уровень этих работниц оказался на удивление высок. Они принесли в село бодрый, энергичный энтузиазм; свежий, беспристрастный взгляд и стали примером для наших мужчин-работников.
При всех наших старания, несмотря на то, что мы до отказа выбрали указанные выше человеческие ресурсы, нам далеко не хватало ручного труда: с имеющимися работниками не стоило и думать о значительном приращении пашни - в лучшем случае, используя традиционные фермерские методы, мы могли лишь удержать клин в прежнем размере.
Рывок, как это ясно увидело правительство, оставался одной лишь недостижимой мечтой без широкого внедрения машин; нам стало нужно сэкономить ручной труд, добавив к ограниченной людской силе силу нефти и пара.
Но здесь и снова нам встретилось двойное препятствие. С одной стороны, у правительства не было тракторов. С другой, фермеры совсем не хотели иметь с ними дела. В то время, английская деревня мало что знала о тракторах, фермеры относились к ним с великим подозрением, считая новомодной штукой, не дающей навоза. Паровые плуги получили некоторое распространение, но из всех плугов страны - пяти сотен - около половины простаивали из-за поломок, отсутствия запчастей и персонала: механики или ушли в армию или трудились на снарядных заводах.
Нам были нужны трактора, очень много машин для пахоты и иных полевых работ. Мы могли делать их в стране либо импортировать из Америки. При нехватке тоннажа, первое решение выглядело привлекательнее импорта, но все подходящие для тракторостроения фирмы делали снаряды и армейские грузовики, свободных мощностей у них не было, и мы не могли на них рассчитывать.
На этом этапе подоспела помощь от мистера Генри Форда. Он желал устроить фабрику двигателей в Ирландии, и предложил, в обмен на разрешение и землю для этого своего предприятия, использовать фабрику для производства сельскохозяйственных тракторов вплоть до конца войны. Военный кабинет одобрил предложение Форда, но проект пришлось отставить из-за недостатка строительных материалов для будущей фабрики. Тогда мистер Форд придумал иной путь. В апреле 1917 года он предложил передать образец своего «Фордзона» со всеми чертежами, расчётами, приспособлениями, и т.п. - со всем нужным для разворачивания производства - британскому правительству, бесплатно, но на условии: произведённые трактора будут покупаться только правительством, а не частными лицами. Дело пустили в ход; британские фирмы должны были дать стране шесть тысяч тракторов, однако, в начале июня 1917 года нам пришлось отдать свободные машиностроительные мощности под выпуск аэропланов и положить под сукно тракторный план. В конечном счёте, шесть тысяч машин стали собраны на новой фабрике в Траффорд-парке - мы выстроили её специально для этой задачи - из частей, поставленных с американского завода Форда. Некоторое количество тракторов пришло в сборе через Атлантику.
Вдобавок к 6000 машинам Форда, Департамент продовольственного производства сумел раздобыть 3 262 трактора других производителей. Работники Департамента рыскали по всей стране, выискивая комплекты паровых плугов и разыскивая затерявшихся двигателистов - 300 таких специалистов удалось вернуть из армии. Ещё 65 паровых плугов получили от британских фирм.
Эффект от применения механизмов, добытых нами для продовольственной кампании, можно проиллюстрировать следующим фактом: при подготовке к урожаю 1918 года, площадь обработанной тракторами почвы составила около 600 000 акров в пересчёте на операцию вспахивания, а паровые механизмы вспахали и обработали около 1 200 000 акров.
Правительственная помощь деревне велась очень широко и не ограничилась моторами и паром. Мы обратились к министерству вооружений, предложив поработать над всевозможным улучшением сельскохозяйственной техники - вообще, над любым техническим средством, что позволит обойтись меньшим числом работников и поможет в уборке урожая. Среди достижений министерства значатся одна тысяча картофелекопалок, пять тысяч сноповязалок, более трёх тысяч культиваторов, многие тысячи борон, дисковых борон, катков для обмолота, сеялок, двухлемешных плугов и всего подобного. По ходу аграрной кампании военного времени, британское фермерство прониклось уважением к механике - и, в ретроспекции, оборачиваясь на неимоверные трудности британского сельского хозяйства в годы войны, - я вижу в этой истории некоторую удачу: в тощие годы, к аграриям пришло производительное, современное оборудование, и без такой удачи они едва смогли бы спастись от полного послевоенного банкротства.
Теперь о нехватке удобрений - нам пришлось справиться и с этой проблемой. Страна попала в затруднительное положение с удобрениями с первых же дней войны; проблема тем более усугубилась, когда мы приступили к гигантскому расширению посевных площадей.
В предвоенные годы фермеры закупали в основном поташ, нитраты и фосфаты: последние две позиции были особо важны для сельского хозяйства. Девять десятых от общих предвоенных затрат на удобрения приходились на нитраты и фосфаты. Впрочем, поташ имеет особую ценность для выращивания некоторых культур, в особенности картофеля. К несчастью, мы полностью зависели от Германии в поставках этого вещества. При всяких разнообразных экспериментах, мы так и не сумели наладить значимого выпуска поташа из подручных ресурсов, и, до самого последнего времени терпели некоторый ущерб из-за нехватки этого химиката.
Что касается нитратов: до войны, мы, главным образом, полагались на импорт натриевой селитры. Но производство снарядов вкупе с растущим сокращением тоннажа съело запасы страны. Оставшийся импорт нитратов шёл на производство взрывчатых веществ. В октябре 1915 года министерство земледелия учредило Комитет по удобрениям под началом мистера (теперь сэра Френсиса) Окленда; новому учреждению досталась трудная задача - побудить фермеров к обработке полей незнакомым удобрением - сульфатом аммония; это вещество долгие годы оставалось побочным продуктом наших газовых заводов, и экспортировалось для нужд иностранных потребителей, кто знали ценность такого удобрения. Комитет провёл полезные, хотя и утомительные ручные работы на опытном поле и фермеры, мало-помалу начали приучаться к сульфату аммония. После завершения этих работ, в конце 1916 года функции Комитета отошли к министерству продовольствия, и министерство занялось массовым внедрением нового удобрения. О том, как росла привычка фермеров к новшеству, можно судить по следующим цифрам - употребление сульфата аммония в последние три года войны.
1916 75,000 тонн
1917 150,000 тонн
1918 230,000 тонн
Страна не располагала удобным источником растворимых фосфатов, и это обстоятельство мешало внутреннему производству фосфатных удобрений. До войны мы обрабатывли кислотой импортную фосфоритную руду и получали фосфорнокислую известь, но импорт означает тоннаж, а тоннажа далеко не хватало. Тогда мы запретили экспорт Томасова шлака, а Департамент производства продовольствия вместе с Отделением удобрений, учреждённым в министерстве вооружений, постарались отыскать и зарезервировать возможно большие количества суперфосфата. В результате их - весьма результативных - усилий мы обеспечили посевную 1918 года 770 000 тоннами фосфатов, превысив ежегодное довоенное употребление этого удобрения. Замечательный результат, если учесть выпавшие нам трудности.
Департамент продовольственного производства, привлечённые к аграрному делу структуры министерства вооружений, некоторые сельскохозяйственные организации сумели обеспечить фермеров удобрениями, и их работу - энергичную и неустанную - прекрасно характеризует одно недвусмысленное свидетельство: при том, что посевные площади 1918 далеко превзошли любое предвоенное достижение, урожай с акра этой, увеличившейся пашни, стал существенно лучше среднего довоенного уровня.
Я рассказал, как мы, стремясь увеличить производство продовольствия, получили властные полномочия, устроили административный аппарат, собрали рабочую силу, дали аграриям машины, орудия и удобрения. Осталось показать ход и результат этой кампании.
Начало весны 1917 года выдалось очень холодным, теплые дни пошли с середины апреля, но потом прочно установилась превосходная погода; тогда мы организовали машинную обработку земли, привлекли солдат и справились с пахотой и севом. Суровые морозы хорошо подготовили почву, и помогли нам в агротехнической работе. Когда поступила предварительная оценка урожая, нам было приятно узнать, что мощное движение не пропало даром и дало стране прирост обработанных пахотных земель. По сравнению с 1916 годом, пашня 1917 года выросла более чем на 975 000 акров. Если вспомнить, что в начале 1917 года прогноз будущего посева и урожая давал 15% снижение к уровню 1916 года, фактический, достигнутый вопреки ожиданиям прирост выглядел достижением большого значения.
Мы сняли отличный урожай зерновых в Шотландии и Ирландии, и довольно плохой в Англии и Уэльсе. Картофель по всей стране уродился лучше, чем в предыдущем году. По сравнению с 1916 годом, прирост сельскохозяйственной продукции составил:
4,928,000 бушелей пшеницы
5,120,000 бушелей овса
36,700,000 бушелей ячменя
41,813,000 мешков картофеля
Цифры показали правительству, что, несмотря на неизбежные военные дефициты труда, машин и удобрений, задача увеличения сельскохозяйственной продукции внутреннего производства получила достойное начало. Дополнительно, постоянно множащаяся армия горожан, взявших земельные участки, немало преуспела в выращивании картофеля и овощей.
Успехи 1917 года сняли тяжкое бремя с перенапряжённых морских перевозок. Едва ли я сумею выразить, какое облегчение доставили приведенные выше цифры людям, кто знали, что война стала войной на истощение, и что наша страна, как это выглядело в конце 1916 и ранней весной 1917 года, проигрывала в такой войне. Когда я получил статистику роста сельскохозяйственного производства и судостроения, когда отчёты стали говорить о спаде потерь тоннажа, показывая, что мы сумели обуздать субмаринное опустошение, я поверил, что дело союзников определённо пошло в гору, и что мы уже не уступим завоёванных позиций - разве что из-за очередного акта изумительной глупости со стороны наших военных лидеров. Ещё я понял, что если мы сумели получить рост в сельском хозяйстве после вынужденно краткого подготовительного периода 1917 года, то достигнем куда лучших результатов в следующем году.
И я не обманулся. В полной мере, работа Департамента производства продовольствия не могла сказаться прежде урожая 1918 года. Обширное вторжение в непаханые пространства наших лугов и тщательная обработка пустошей требовали длительного планирования.
И план появился уже в мае 1917 года, в виде меморандума, обобщившего выводы Конференции департаментов земледелия Англии, Уэльса, Шотландии и Ирландии; затем сэр Артур Ли приступил к организационным мероприятиям. Он разослал в Аграрные комитеты всех графств циркулярные письма с рекомендациями на 1918 год: общая площадь под зерновыми в 1918 году; соответственно, потребность в дополнительной обработке сравнительно с 1916 годом; расчётная площадь распашки лугов; процент зерновых от всей пашни 1918 года при условии полного выполнения программы. Каждое графство получило и свои цифры, и данные по стране в целом.
В письмах говорилось, что Исполнительный комитет каждого графства обязан, не упуская никакой возможности, выполнить свою квоту по добровольным соглашениям с земледельцами, оставив принуждение на крайние случаи.
Предложенное квотирование стало почти всюду принято без неприязни; затем, Департамент рекомендовал Комитетам графств учредить не менее трёх подкомитетов - по труду, машинам и снабжению - предоставив помещения и клерков. В большинстве мест такие подкомитеты принялись за дело ещё до начала уборочной страды 1917 года. При дальнейшем организационном развитии, каждое графство было поделено на районы, с районными подкомитетами, и эти подкомитеты стали конечным звеном в цепи от Департамента производства продовольствия до каждого фермера.
Районные подкомитеты получили задачу собирать сведения на местах и докладывать в графства по следующим пунктам:
- О землях, не получивших наилучшей обработки для производства продовольствия в национальных интересах;
- О необработанных, но предназначенных к распашке лугах.
- О дефиците рабочей силы, потребностях в работниках того или иного рода.
- О трудностях с семенами, удобрениями, об иных нуждах.
Затем, подкомитеты должны были надзирать за тракторами, паровыми устройствами, поголовьем лошадей, отрядами военнопленных; объяснять фермерам, какие новые кредитные возможности открыло им правительство. Подкомитеты отвечали за борьбу с кроликами, крысами, грачами, дикими голубями и иными вредителями; они должны были сообщать наверх о положении с мелиорацией; помогать горожанам, кто взяли участки, и надзирать за должной обработкой этих участков. Они выполнили важную работу по инвентаризации всех земель королевства, удостоверив состояние каждого участка и указав меры к его улучшению. При работе над бюджетом 1909-1910 года мы создали службу земельной оценки - теперь сотрудник этой службы составил детальный план-анкету для паспортизации земель подкомитетами. Мы подготовили детальные карты местности, чтобы подкомитеты могли вносить в них подробности о каждом из полей. Работа прошла по всей стране, предоставила нам очень ценные данные о земельном потенциале Англии и подвела прочную основу под планированием 1918 сельскохозяйственного года.
В октябре 1917 года налаженное Департаментом администрирование дало знать правительству - в специальном отчёте Комитетов графств - что распашка лугов идёт крайне неравномерно от местности к местности. Делу мешал недостаток умелых пахарей. Армия обещала вернуть 21 500 таких работников, передав, на деле, 13 000 пахарей, и почти всех их пришлось отправить назад, из-за нехватки опыта - пахать умели лишь 2 500 человек! По ходу войны на истощение, после Пашендейла английская армия пришла в хаотическое состояние. Я сталкивался с этим во всех делах, связанных с нашими вооружёнными силами во Франции. Теперь расстройство армии сказалось на нашей продовольственной программе. Военные начальники глумились над рассуждением, что за победу надо бороться за плугом, на полях Британии, и в открытом море, что омывает наши острова. Каждый молодой пахарь был для них только рекрутом. Потом он становился раненым солдатом, затем - трупом на боевом поле, потерей для другого военного фронта, где нужен был именно он, его работа.
Мы потеряли время и уже не могли браться за распашку тяжёлых, глиняных пустошей. Пришлось изменить программу. Прежде мы не собирались распахивать луга и выгоны с хорошей почвой: теперь для выхода на запланированный уровень пашни мы должны были вторгнуться на эти земли.
Правительство обратилось к фермерам, призвав их, по всякой возможности, найти работников и, в интересах страны, распахать хорошие земли, стоящие теперь под травами. О духе этого обращения можно судить по речи мистера Протеро на собрании аграриев 5 октября 1917 года. Это великолепный образчик ясного и убедительного призыва к землепашцам, земельным собственникам, народу. Оратор, объяснив, почему нам жизненно важно победить в этой войне, указал, чем могут помочь стране земледельцы.
«… Прежде всего, это хлеб. Чем больше зерна мы соберём в стране, тем лучше накормим наших людей, тем меньше купим за границей - и сэкономленные деньги останутся на наших островах, сэкономленный тоннаж пойдёт на перевозку сырья, а сырьё пойдёт на производства, с которых кормятся миллионы горожан… Это не вопрос политики: это вопрос необходимости - теперь, когда война в разгаре, нам исключительно необходимо собственное продовольствие со всеми вытекающими последствиями.
Мы хотим пустить под плуг столько земли, сколько распахивалось в 1872 году. … В сущности, нам надо сказать фермерам каждого графства: «Вы делали это 45 лет назад, когда страна меньше зависела от заграницы. Примите эти квоты как цель; подберитесь к ним, как можно ближе; беритесь за дело с душой и энергией, потому что настали критические времена и нам нужна великая работа». … Не увлекайтесь фразой о «равных жертвах» - на деле, это означает худшее неравенство. Принцип «всем одинаково» хорош в теории; на практике, это скверная несправедливость. Должен ли человек вообще пахать, и если должен - то сколько? Этот вопрос можно решить лишь на месте, выяснив качества почвы, тип и состояние травостоя, финансовое положение фермы, разобравшись в необходимости выгона, осмотрев фермерские постройки и инвентарь, узнав опыт фермера в полевых работах и после ряда иных соображений. … Нам остро необходимо зерно; я уверен, что очень немногие фермеры отвергнут дополнительную работу и даже некоторые жертвы во благо нации, когда убедятся, что их не просят ни о каких глупостях в их понимании…»
Затем мистер Протеро повёл речь о средствах помощи, что правительство изыскало для фермеров - о гарантированных ценах, о семенах, удобрениях, лошадях, рабочей силе. «Одна только полиция города Лондона передала нам 120 умелых пахарей». Он сослался на центры подготовки, устроенные для обучения солдат и женщин-работниц; на меры по производству удобрений; на мелиоративную деятельность - одна она позволила вернуть в полноценный оборот тысячи акров земель. На работах по осушению работали четыре тысячи пятьсот германских военнопленных.
Обратившись к проблеме с молоком, он убеждал фермеров дать возможный максимум продукции. «Я отлично знаю, что трудности с рабочей силой затронули эту отрасль сильнее прочих, но, как бы то ни было, возьмитесь за дело с несгибаемым духом тех, кто дерётся за нас на земле и на море». Он говорил о фиксированных ценах на молоко и посоветовал фермерам, кто видит в этом невыгоду, выйти из трудностей сэкономив на кормах, и выбрав хороших коров - таких, как используют успешные производители молока.
«Некоторым молочным хозяйствам придётся уйти из этого дела, или проживать накопления, или изменить методы хозяйствования. Но к хорошему результату приведут всего два изменения, то или другое: экономить на кормах, не уменьшая общего надоя, либо увеличивать надой с каждой коровы. В обычные времена это частное дело фермера. Но в военные времена каждый обязан выбрать тот или другой метод».
Затем мистер Протеро сказал о мясе, настаивая на важности зимних кормов для откорма скотины: продажа жмыха теперь ограничена, так что фермеры должны употребить весь отпущенный им корм для откорма двухлеток и старших по возрасту, а если такая скотина пострадает от бескормицы и импорт не покроет мясного дефицита, придётся ограничивать потребление.
Помимо сказанного, он обсудил с аграриями положение со свиньями, овцами, навозом.
«Некоторые образчики представленной нам работы, безо всяких скидок, очень хороши. Унавоживание и сев просто великолепны; а обращение некоторых участниц с лошадьми при боронении и перевозке грузов приятно удивило собравших зрителей. … А теперь я хотел бы посмотреть, как умеют работать с плугом мужчины, кто прежде издавали пренебрежительные смешки»*
___
* Мидлтон, «Производство продовольствия во время войны», стр. 143.
Тем не менее, фермеры не вдруг смирились с таковым новым веянием. Дело пошло на лад лишь через год после демонстрации в Труро. И всё же, в конце концов, истинная, показанная Лонсестонским испытанием эффективность женского труда на земле получила признание и одобрение фермеров.
Планируя большой скачок продовольственного производства, мы решили как можно лучше использовать этот источник рабочей силы и, в январе 1917 года, учредили Женское отделение министерства земледелия - в марте оно отошло к Департаменту продовольственного производства. Отделению поручили организовывать женскую рабочую силу для фермерских хозяйств. Работницы подразделялись на две группы: с неполной занятостью и занятостью от случая к случаю - деревенские женщины, кто не могли совсем оставить дома, но помогали в работе на фермах - и девушки-доброволки нашей Земледельческой армии вкупе с женщинами, кто могли поехать куда необходимо и работать с полной занятостью.
Работницы первого типа сразу же стали для нас изрядным подспорьем. Перепись 1911 года насчитала 70 000 женщин, занятых в сельском хозяйстве. Благодаря работе Женских комитетов в графствах цифру эту удалось существенно увеличить, и отчёт 1918 года говорит о 230 000 сельских женщинах и девушках, кто работали на земле, в Англии и Уэльсе.
Набор в Земледельческую армию начался в начале 1917 года, сначала службой воинской повинности, потом к этой задаче присоединилось министерство труда и Департамент продовольственного производства. Правительство предложило новобранцам следующие условия: месячное бесплатное обучение с проживанием в одном из шестисот тренировочных центров - мы организовали их на фермах; экипировка; минимальное жалование в 18 шиллингов в неделю (для сравнения: средняя довоенная зарплата мужчин-работников Англии составляла 14 шиллингов в неделю); содержание в казармах до отправки на работу. Нам, разумеется, было очень важно, чтобы доброволки Земельной армии показали себя с первого же дня, вопреки враждебному недоверию фермерской среды, так что мы уделили особое внимание подбору первых рекруток. Из сорока семи тысяч кандидаток первой волны в Земельную армию прошли только семь тысяч.
В пёстрых рядах наших аграрных работников военного времени - солдаты-пахари; рабочие батальоны Территориальных сил; военнопленные; неопытные городские жители, призванные в армию, но попавшие в деревню - среди всей этой пестроты девушки-работницы выступали самым живописным - и, во многих случаях, самым ценным отрядом. Одетые в штаны и сапоги, накоротко стриженные, они вторглись в английскую глубинку, круша сонную приверженность традициям. Они пришли из самых разных общественных групп - в любой большой массе людей есть хорошие, плохие и никакие персоны, но средний уровень этих работниц оказался на удивление высок. Они принесли в село бодрый, энергичный энтузиазм; свежий, беспристрастный взгляд и стали примером для наших мужчин-работников.
При всех наших старания, несмотря на то, что мы до отказа выбрали указанные выше человеческие ресурсы, нам далеко не хватало ручного труда: с имеющимися работниками не стоило и думать о значительном приращении пашни - в лучшем случае, используя традиционные фермерские методы, мы могли лишь удержать клин в прежнем размере.
Рывок, как это ясно увидело правительство, оставался одной лишь недостижимой мечтой без широкого внедрения машин; нам стало нужно сэкономить ручной труд, добавив к ограниченной людской силе силу нефти и пара.
Но здесь и снова нам встретилось двойное препятствие. С одной стороны, у правительства не было тракторов. С другой, фермеры совсем не хотели иметь с ними дела. В то время, английская деревня мало что знала о тракторах, фермеры относились к ним с великим подозрением, считая новомодной штукой, не дающей навоза. Паровые плуги получили некоторое распространение, но из всех плугов страны - пяти сотен - около половины простаивали из-за поломок, отсутствия запчастей и персонала: механики или ушли в армию или трудились на снарядных заводах.
Нам были нужны трактора, очень много машин для пахоты и иных полевых работ. Мы могли делать их в стране либо импортировать из Америки. При нехватке тоннажа, первое решение выглядело привлекательнее импорта, но все подходящие для тракторостроения фирмы делали снаряды и армейские грузовики, свободных мощностей у них не было, и мы не могли на них рассчитывать.
На этом этапе подоспела помощь от мистера Генри Форда. Он желал устроить фабрику двигателей в Ирландии, и предложил, в обмен на разрешение и землю для этого своего предприятия, использовать фабрику для производства сельскохозяйственных тракторов вплоть до конца войны. Военный кабинет одобрил предложение Форда, но проект пришлось отставить из-за недостатка строительных материалов для будущей фабрики. Тогда мистер Форд придумал иной путь. В апреле 1917 года он предложил передать образец своего «Фордзона» со всеми чертежами, расчётами, приспособлениями, и т.п. - со всем нужным для разворачивания производства - британскому правительству, бесплатно, но на условии: произведённые трактора будут покупаться только правительством, а не частными лицами. Дело пустили в ход; британские фирмы должны были дать стране шесть тысяч тракторов, однако, в начале июня 1917 года нам пришлось отдать свободные машиностроительные мощности под выпуск аэропланов и положить под сукно тракторный план. В конечном счёте, шесть тысяч машин стали собраны на новой фабрике в Траффорд-парке - мы выстроили её специально для этой задачи - из частей, поставленных с американского завода Форда. Некоторое количество тракторов пришло в сборе через Атлантику.
Вдобавок к 6000 машинам Форда, Департамент продовольственного производства сумел раздобыть 3 262 трактора других производителей. Работники Департамента рыскали по всей стране, выискивая комплекты паровых плугов и разыскивая затерявшихся двигателистов - 300 таких специалистов удалось вернуть из армии. Ещё 65 паровых плугов получили от британских фирм.
Эффект от применения механизмов, добытых нами для продовольственной кампании, можно проиллюстрировать следующим фактом: при подготовке к урожаю 1918 года, площадь обработанной тракторами почвы составила около 600 000 акров в пересчёте на операцию вспахивания, а паровые механизмы вспахали и обработали около 1 200 000 акров.
Правительственная помощь деревне велась очень широко и не ограничилась моторами и паром. Мы обратились к министерству вооружений, предложив поработать над всевозможным улучшением сельскохозяйственной техники - вообще, над любым техническим средством, что позволит обойтись меньшим числом работников и поможет в уборке урожая. Среди достижений министерства значатся одна тысяча картофелекопалок, пять тысяч сноповязалок, более трёх тысяч культиваторов, многие тысячи борон, дисковых борон, катков для обмолота, сеялок, двухлемешных плугов и всего подобного. По ходу аграрной кампании военного времени, британское фермерство прониклось уважением к механике - и, в ретроспекции, оборачиваясь на неимоверные трудности британского сельского хозяйства в годы войны, - я вижу в этой истории некоторую удачу: в тощие годы, к аграриям пришло производительное, современное оборудование, и без такой удачи они едва смогли бы спастись от полного послевоенного банкротства.
Теперь о нехватке удобрений - нам пришлось справиться и с этой проблемой. Страна попала в затруднительное положение с удобрениями с первых же дней войны; проблема тем более усугубилась, когда мы приступили к гигантскому расширению посевных площадей.
В предвоенные годы фермеры закупали в основном поташ, нитраты и фосфаты: последние две позиции были особо важны для сельского хозяйства. Девять десятых от общих предвоенных затрат на удобрения приходились на нитраты и фосфаты. Впрочем, поташ имеет особую ценность для выращивания некоторых культур, в особенности картофеля. К несчастью, мы полностью зависели от Германии в поставках этого вещества. При всяких разнообразных экспериментах, мы так и не сумели наладить значимого выпуска поташа из подручных ресурсов, и, до самого последнего времени терпели некоторый ущерб из-за нехватки этого химиката.
Что касается нитратов: до войны, мы, главным образом, полагались на импорт натриевой селитры. Но производство снарядов вкупе с растущим сокращением тоннажа съело запасы страны. Оставшийся импорт нитратов шёл на производство взрывчатых веществ. В октябре 1915 года министерство земледелия учредило Комитет по удобрениям под началом мистера (теперь сэра Френсиса) Окленда; новому учреждению досталась трудная задача - побудить фермеров к обработке полей незнакомым удобрением - сульфатом аммония; это вещество долгие годы оставалось побочным продуктом наших газовых заводов, и экспортировалось для нужд иностранных потребителей, кто знали ценность такого удобрения. Комитет провёл полезные, хотя и утомительные ручные работы на опытном поле и фермеры, мало-помалу начали приучаться к сульфату аммония. После завершения этих работ, в конце 1916 года функции Комитета отошли к министерству продовольствия, и министерство занялось массовым внедрением нового удобрения. О том, как росла привычка фермеров к новшеству, можно судить по следующим цифрам - употребление сульфата аммония в последние три года войны.
1916 75,000 тонн
1917 150,000 тонн
1918 230,000 тонн
Страна не располагала удобным источником растворимых фосфатов, и это обстоятельство мешало внутреннему производству фосфатных удобрений. До войны мы обрабатывли кислотой импортную фосфоритную руду и получали фосфорнокислую известь, но импорт означает тоннаж, а тоннажа далеко не хватало. Тогда мы запретили экспорт Томасова шлака, а Департамент производства продовольствия вместе с Отделением удобрений, учреждённым в министерстве вооружений, постарались отыскать и зарезервировать возможно большие количества суперфосфата. В результате их - весьма результативных - усилий мы обеспечили посевную 1918 года 770 000 тоннами фосфатов, превысив ежегодное довоенное употребление этого удобрения. Замечательный результат, если учесть выпавшие нам трудности.
Департамент продовольственного производства, привлечённые к аграрному делу структуры министерства вооружений, некоторые сельскохозяйственные организации сумели обеспечить фермеров удобрениями, и их работу - энергичную и неустанную - прекрасно характеризует одно недвусмысленное свидетельство: при том, что посевные площади 1918 далеко превзошли любое предвоенное достижение, урожай с акра этой, увеличившейся пашни, стал существенно лучше среднего довоенного уровня.
Я рассказал, как мы, стремясь увеличить производство продовольствия, получили властные полномочия, устроили административный аппарат, собрали рабочую силу, дали аграриям машины, орудия и удобрения. Осталось показать ход и результат этой кампании.
Начало весны 1917 года выдалось очень холодным, теплые дни пошли с середины апреля, но потом прочно установилась превосходная погода; тогда мы организовали машинную обработку земли, привлекли солдат и справились с пахотой и севом. Суровые морозы хорошо подготовили почву, и помогли нам в агротехнической работе. Когда поступила предварительная оценка урожая, нам было приятно узнать, что мощное движение не пропало даром и дало стране прирост обработанных пахотных земель. По сравнению с 1916 годом, пашня 1917 года выросла более чем на 975 000 акров. Если вспомнить, что в начале 1917 года прогноз будущего посева и урожая давал 15% снижение к уровню 1916 года, фактический, достигнутый вопреки ожиданиям прирост выглядел достижением большого значения.
Мы сняли отличный урожай зерновых в Шотландии и Ирландии, и довольно плохой в Англии и Уэльсе. Картофель по всей стране уродился лучше, чем в предыдущем году. По сравнению с 1916 годом, прирост сельскохозяйственной продукции составил:
4,928,000 бушелей пшеницы
5,120,000 бушелей овса
36,700,000 бушелей ячменя
41,813,000 мешков картофеля
Цифры показали правительству, что, несмотря на неизбежные военные дефициты труда, машин и удобрений, задача увеличения сельскохозяйственной продукции внутреннего производства получила достойное начало. Дополнительно, постоянно множащаяся армия горожан, взявших земельные участки, немало преуспела в выращивании картофеля и овощей.
Успехи 1917 года сняли тяжкое бремя с перенапряжённых морских перевозок. Едва ли я сумею выразить, какое облегчение доставили приведенные выше цифры людям, кто знали, что война стала войной на истощение, и что наша страна, как это выглядело в конце 1916 и ранней весной 1917 года, проигрывала в такой войне. Когда я получил статистику роста сельскохозяйственного производства и судостроения, когда отчёты стали говорить о спаде потерь тоннажа, показывая, что мы сумели обуздать субмаринное опустошение, я поверил, что дело союзников определённо пошло в гору, и что мы уже не уступим завоёванных позиций - разве что из-за очередного акта изумительной глупости со стороны наших военных лидеров. Ещё я понял, что если мы сумели получить рост в сельском хозяйстве после вынужденно краткого подготовительного периода 1917 года, то достигнем куда лучших результатов в следующем году.
И я не обманулся. В полной мере, работа Департамента производства продовольствия не могла сказаться прежде урожая 1918 года. Обширное вторжение в непаханые пространства наших лугов и тщательная обработка пустошей требовали длительного планирования.
И план появился уже в мае 1917 года, в виде меморандума, обобщившего выводы Конференции департаментов земледелия Англии, Уэльса, Шотландии и Ирландии; затем сэр Артур Ли приступил к организационным мероприятиям. Он разослал в Аграрные комитеты всех графств циркулярные письма с рекомендациями на 1918 год: общая площадь под зерновыми в 1918 году; соответственно, потребность в дополнительной обработке сравнительно с 1916 годом; расчётная площадь распашки лугов; процент зерновых от всей пашни 1918 года при условии полного выполнения программы. Каждое графство получило и свои цифры, и данные по стране в целом.
В письмах говорилось, что Исполнительный комитет каждого графства обязан, не упуская никакой возможности, выполнить свою квоту по добровольным соглашениям с земледельцами, оставив принуждение на крайние случаи.
Предложенное квотирование стало почти всюду принято без неприязни; затем, Департамент рекомендовал Комитетам графств учредить не менее трёх подкомитетов - по труду, машинам и снабжению - предоставив помещения и клерков. В большинстве мест такие подкомитеты принялись за дело ещё до начала уборочной страды 1917 года. При дальнейшем организационном развитии, каждое графство было поделено на районы, с районными подкомитетами, и эти подкомитеты стали конечным звеном в цепи от Департамента производства продовольствия до каждого фермера.
Районные подкомитеты получили задачу собирать сведения на местах и докладывать в графства по следующим пунктам:
- О землях, не получивших наилучшей обработки для производства продовольствия в национальных интересах;
- О необработанных, но предназначенных к распашке лугах.
- О дефиците рабочей силы, потребностях в работниках того или иного рода.
- О трудностях с семенами, удобрениями, об иных нуждах.
Затем, подкомитеты должны были надзирать за тракторами, паровыми устройствами, поголовьем лошадей, отрядами военнопленных; объяснять фермерам, какие новые кредитные возможности открыло им правительство. Подкомитеты отвечали за борьбу с кроликами, крысами, грачами, дикими голубями и иными вредителями; они должны были сообщать наверх о положении с мелиорацией; помогать горожанам, кто взяли участки, и надзирать за должной обработкой этих участков. Они выполнили важную работу по инвентаризации всех земель королевства, удостоверив состояние каждого участка и указав меры к его улучшению. При работе над бюджетом 1909-1910 года мы создали службу земельной оценки - теперь сотрудник этой службы составил детальный план-анкету для паспортизации земель подкомитетами. Мы подготовили детальные карты местности, чтобы подкомитеты могли вносить в них подробности о каждом из полей. Работа прошла по всей стране, предоставила нам очень ценные данные о земельном потенциале Англии и подвела прочную основу под планированием 1918 сельскохозяйственного года.
В октябре 1917 года налаженное Департаментом администрирование дало знать правительству - в специальном отчёте Комитетов графств - что распашка лугов идёт крайне неравномерно от местности к местности. Делу мешал недостаток умелых пахарей. Армия обещала вернуть 21 500 таких работников, передав, на деле, 13 000 пахарей, и почти всех их пришлось отправить назад, из-за нехватки опыта - пахать умели лишь 2 500 человек! По ходу войны на истощение, после Пашендейла английская армия пришла в хаотическое состояние. Я сталкивался с этим во всех делах, связанных с нашими вооружёнными силами во Франции. Теперь расстройство армии сказалось на нашей продовольственной программе. Военные начальники глумились над рассуждением, что за победу надо бороться за плугом, на полях Британии, и в открытом море, что омывает наши острова. Каждый молодой пахарь был для них только рекрутом. Потом он становился раненым солдатом, затем - трупом на боевом поле, потерей для другого военного фронта, где нужен был именно он, его работа.
Мы потеряли время и уже не могли браться за распашку тяжёлых, глиняных пустошей. Пришлось изменить программу. Прежде мы не собирались распахивать луга и выгоны с хорошей почвой: теперь для выхода на запланированный уровень пашни мы должны были вторгнуться на эти земли.
Правительство обратилось к фермерам, призвав их, по всякой возможности, найти работников и, в интересах страны, распахать хорошие земли, стоящие теперь под травами. О духе этого обращения можно судить по речи мистера Протеро на собрании аграриев 5 октября 1917 года. Это великолепный образчик ясного и убедительного призыва к землепашцам, земельным собственникам, народу. Оратор, объяснив, почему нам жизненно важно победить в этой войне, указал, чем могут помочь стране земледельцы.
«… Прежде всего, это хлеб. Чем больше зерна мы соберём в стране, тем лучше накормим наших людей, тем меньше купим за границей - и сэкономленные деньги останутся на наших островах, сэкономленный тоннаж пойдёт на перевозку сырья, а сырьё пойдёт на производства, с которых кормятся миллионы горожан… Это не вопрос политики: это вопрос необходимости - теперь, когда война в разгаре, нам исключительно необходимо собственное продовольствие со всеми вытекающими последствиями.
Мы хотим пустить под плуг столько земли, сколько распахивалось в 1872 году. … В сущности, нам надо сказать фермерам каждого графства: «Вы делали это 45 лет назад, когда страна меньше зависела от заграницы. Примите эти квоты как цель; подберитесь к ним, как можно ближе; беритесь за дело с душой и энергией, потому что настали критические времена и нам нужна великая работа». … Не увлекайтесь фразой о «равных жертвах» - на деле, это означает худшее неравенство. Принцип «всем одинаково» хорош в теории; на практике, это скверная несправедливость. Должен ли человек вообще пахать, и если должен - то сколько? Этот вопрос можно решить лишь на месте, выяснив качества почвы, тип и состояние травостоя, финансовое положение фермы, разобравшись в необходимости выгона, осмотрев фермерские постройки и инвентарь, узнав опыт фермера в полевых работах и после ряда иных соображений. … Нам остро необходимо зерно; я уверен, что очень немногие фермеры отвергнут дополнительную работу и даже некоторые жертвы во благо нации, когда убедятся, что их не просят ни о каких глупостях в их понимании…»
Затем мистер Протеро повёл речь о средствах помощи, что правительство изыскало для фермеров - о гарантированных ценах, о семенах, удобрениях, лошадях, рабочей силе. «Одна только полиция города Лондона передала нам 120 умелых пахарей». Он сослался на центры подготовки, устроенные для обучения солдат и женщин-работниц; на меры по производству удобрений; на мелиоративную деятельность - одна она позволила вернуть в полноценный оборот тысячи акров земель. На работах по осушению работали четыре тысячи пятьсот германских военнопленных.
Обратившись к проблеме с молоком, он убеждал фермеров дать возможный максимум продукции. «Я отлично знаю, что трудности с рабочей силой затронули эту отрасль сильнее прочих, но, как бы то ни было, возьмитесь за дело с несгибаемым духом тех, кто дерётся за нас на земле и на море». Он говорил о фиксированных ценах на молоко и посоветовал фермерам, кто видит в этом невыгоду, выйти из трудностей сэкономив на кормах, и выбрав хороших коров - таких, как используют успешные производители молока.
«Некоторым молочным хозяйствам придётся уйти из этого дела, или проживать накопления, или изменить методы хозяйствования. Но к хорошему результату приведут всего два изменения, то или другое: экономить на кормах, не уменьшая общего надоя, либо увеличивать надой с каждой коровы. В обычные времена это частное дело фермера. Но в военные времена каждый обязан выбрать тот или другой метод».
Затем мистер Протеро сказал о мясе, настаивая на важности зимних кормов для откорма скотины: продажа жмыха теперь ограничена, так что фермеры должны употребить весь отпущенный им корм для откорма двухлеток и старших по возрасту, а если такая скотина пострадает от бескормицы и импорт не покроет мясного дефицита, придётся ограничивать потребление.
Помимо сказанного, он обсудил с аграриями положение со свиньями, овцами, навозом.