Истинный образ. Р.3. Монсегюр. Продолжение 1

[credentes]

КОСТЕР

После неудачного восстания Тренкавеля и фаидитов, граф Тулузский должен был в 1241 году в Монтаржис возобновить свою клятву перед королем Франции, который небезосновательно ему не доверял. Поклявшись «разрушить замок Монсегюр», он организовал нечто вроде пародии на осаду, во время которой больше велись разговоры на тему политики и религии, чем наносились удары. В конце концов, после заключения мира в Лоррэ, знаменовавшего серьезное дипломатическое и военное поражение Раймона VII, в 1243 году французская корона сама решила «обезглавить гидру» и поручила дело разрушения Монсегюра своему каркассонскому сенешалю Гуго дез Арсес.


Сигналом к войне, проигранной Раймоном VII, фактически послужил рейд в Авиньонет рыцарей из Монсегюра. Уже получившие заочно приговоры Инквизиции, семьи верующих, жившие в замке и отомстившие Гийому Арноду и Этьену де Сен-Тьибери за смерть стольких матерей и сестер совершенных, стянули на свои головы громы и молнии короля и Церкви. Гнездо военного сопротивления, символ религиозной надежды, Монсегюр превратился в вызов, который нельзя было больше терпеть.

Сенешаль Каркассона, Гуго дез Арсес, организовал мобилизацию, добровольно или принудительную, по всему Восточному Лангедоку; епископ Альби Дюран вооружил за свой счет четыреста человек; Братья-проповедники внесли свой вклад и призвали к крестовому походу. Чтобы собрать огромную армию как минимум из пяти тысяч человек, искали рекрутов даже на землях Мирпуа, например, в деревне Камон, и кроме того, привлекли наемников-гасконцев. Армия, замкнувшая кольцо осады вокруг пог в конце месяца мая 1243 года, как и всякая армия крестоносцев, имела своего духовного предводителя в лице архиепископа Нарбоннского, Пьера Амиеля. Пока происходило рекрутирование, Пьер Роже де Мирпуа собирал в Монсегюре провизию и амуницию.

Более чем пять тысяч хорошо вооруженных, но не всегда преисполненных энтузиазма людей, растянулись в тонкую цепь, заняв небольшие ключевые посты вокруг большой горы, на вершине которой находилась маленькая деревня с четырьмя или пятью сотнями жителей, с женщинами, детьми, и особенно стариками, защищаемая гарнизоном, состоящим из чуть более семидесяти решительных воинов. Как это ни парадоксально, несмотря на вопиющее неравенство сил, такая осада могла длиться достаточно долго. Кольцо крестоносцев почти до самого конца было проницаемо для защитников, которые имели возможность получать провизию и письма, посылать эмиссаров и миссии. Рельеф горы, чрезвычайно крутой, являлась лучшим защитником этого места, остававшегося вне досягаемости любого метательного снаряда. Если бы армия крестоносцев не получила возможности сжать кольцо осады в начале зимы, а именно в декабре 1243 года, и поставить ногу на гребень горы, никакой реальный штурм не был бы возможен.

Решительное сопротивление осажденных практически до самого конца было порождено надеждой на освободительное появление графа Тулузского. Он был их сюзереном, их естественным защитником. Нет никаких сомнений в том, что искренне или нет, но граф не спешил гасить в защитниках Монсегюра эту надежду, тем более, что она соответствовала его собственным интересам. Но мог ли он еще что-нибудь сделать? Непокорные обитатели пог были скомпрометированы вместе с ним событиями в Авиньонет и участием в его проигранной войне. В первые недели осады сержант Эскот из Белькер послал им весточку, - зажег огонь на вершине Бидорте (гора Лафру?), чтобы сообщить, что граф придет на помощь. Изарн де Фанжу объяснил это немного позже: «Граф Тулузский хочет жениться, и придет перед Рождеством, продержитесь до того времени…» В ноябре Эскот из Белькер пришел в Монсегюр и принес то же самое послание.

Несмотря на осаду, Монсегюр оставался связанным со внешним миром: благодаря друзьям, союзникам на горе и в низине, как Изарн де Фанжу и Раймон де Ниорт, благодаря подпольным сетям Церкви. Дважды Бертрану Марти приносили письма от катаров из Кремоны, окситанской Церкви в изгнании в Ломбардии, которые спрашивали его о сложившейся ситуации. Даже когда крестоносцы укрепились на горе и клещи сжались, люди все равно проскальзывали, новости доходили, а мужество не покидало защитников.

В течение шести месяцев не происходило никаких решающих событий. Несколько раненных - оруженосец, двое или трое сержантов - получили утешение у совершенных перед смертью. Но однажды ночью, в начале зимы, крестоносцы взяли инициативу в свои руки и, как рассказывает хронист Гийом де Пьюлоран:

«После того, как долгое время ничего не происходило, они решили послать легко вооруженных слуг в сопровождении людей, хорошо знавших местность; те вскарабкались ночью на скалы над ужасными пропастями, а потом, с помощью Божьей, проникли на фортифицированный пост, расположенный на уступе горы; убрали часовых, захватили это место и предали мечу всех, кого там нашли. Когда настал день, они обнаружили, что находятся практически на том же уровне, что и большинство осажденных, и решили храбро их атаковать: но тогда они с ужасом осознали, по какой дороге они взобрались сюда ночью, и убедились в том, что никогда бы не осмелились этого сделать при свете дня…»

Взятие вооруженного поста, который охранял уступ горы - скорее всего, современную Рок де ла Тур, - прорвало оборону и позволило армии осаждающих взобраться на хребет и продвигаться к самому castrum. Вскоре у его стен были установлены машины для метания каменных ядер, «кошки» и «собаки», забрасывающие осажденных каменными ядрами. У осажденных было всего лишь несколько небольших механизмов, чтобы отвечать на удары; но через несколько недель, сразу же после Рождества, в Монсегюр прибыл Бертран де ля Вакалери из Капденак, инженер, machinator, о котором ходили слухи, что его послал граф Тулузский, и он «построил машины против машин короля и епископа Альби». Это была настоящая артиллерийская дуэль, но условия жизни осажденных становились все более опасными, а линия осады, хоть медленно, но сжималась.

За несколько дней до Рождества было эвакуировано сокровище Монсегюра. Иерархия во главе с двумя епископами решила отправить в надежное место, пока еще оставалось время, финансовые резервы Церкви, хранимые на протяжении десяти лет в укрепленной деревне и умножавшиеся благодаря дарам верующих и торгово-ремесленной деятельности совершенных. Оно, как правило, использовалось для покупки провизии и оплаты подпольных проводников. Эта эвакуация является признаком того, что грозящая опасность стала очень близка. Двое совершенных были ответственны за эвакуацию, и они воспользовались тем, что у них были сообщники в рядах осаждавших:

«Когда еретик Мэтью и Пьер Бонет, диакон еретиков Тулузы, вышли из замка Монсегюр, унося с собой золото и серебро, и монеты в бесчисленном количестве, они прошли через место, охраняемое людьми из Камон, и те указали им дорогу, по которой они могут спокойно пройти; означенные еретики отправились тогда в один из гротов в Сабартес, который принадлежал Понсу Арноду де Шатоверден. Все это произошло под Рождество…»

Сержант Имберт де Салль, который дает эти показания перед инквизиторами несколькими месяцами спустя, и остальные осажденные, фактически должны были знать, что эта миссия успешно завершилась, потому что совершенный Мэтью вернулся в Монсегюр в феврале 1244 года. Мы не знаем, о каком именно укрепленном гроте в Сабартес, послужившем временным укрытием для сокровища, идет речь: этих гротов очень много, и их часто укрепляли кастеляны графа де Фуа для организации обороны высокогорной долины Арьежа. Понс Арнод де Шатоверден был племянником Пьера Роже де Мирпуа, сыном его сестры, совершенной Серены.

После Рождества ситуация осажденных становится невыносимой. Посланцы еще могли проходить через линию осады, как это было с Жаном Рей, из Сен-Поль-Кап-де-Жу, который принес второе письмо от катаров из Кремоны. Все более и более многочисленных раненных приносили в дома совершенных, чтобы их лечить или дать им утешение, если они были в агонии. Рыцарь Жордан дю Ма, внук Гарсенды, был смертельно ранен. Альзю де Массабрак, племянник Раймона де Перейля, описывает инквизиторам его счастливый конец в таких словах:

«Когда Жордан дю Ма был ранен в Монсегюре, так, что он от этой раны умер, у барбакана напротив машины, туда пришли Раймонд де Сен-Мартен и Пьер Сервен, еретики, которые дали утешение умирающему, хотя он уже не мог говорить, и возложили ему руки и книгу на голову, и читали тексты, совершали перед ним коленопреклонения, молились и передали ему поцелуй мира дважды в лицо, а в этом consolament участвовали, кроме свидетеля, еще Пьер Видаль, Бернард де Сен-Мартен, Гийом Раймон Голайран, Б. Роаинь и Гийом де Лаилль, и все они поклонились означенным еретикам. Все это произошло в канун Рождества…»

Жордан дю Ма мог получить consolament, хотя он уже не мог произносить ритуальных молитв с совершенными, потому что он заключил с ними, как и большинство защитников Монсегюра, convenenza, пакт, который обеспечивал счастливый конец даже в случае внезапной смерти вдали от рук Добрых Людей. Кольцо осады смыкалось все плотнее, и в Монсегюре должна была начаться нехватка продовольствия, еще и в условиях суровой горной зимы и под постоянным обстрелом военных машин. Вернулся совершенный Мэтью. Он был последним, кто еще мог прорваться. Он принес от Изарна де Фанжу два арбалета, деньги, чтобы поддержать осажденных, и послания:

«От Изарна де Фанжу Пьеру Роже де Мирпуа и всем в замке Монсегюр: продержитесь до Пасхи, ибо граф Тулузский придет вас вызволить с большим подкреплением от императора''. ''Это было во время Великого Поста…»

Итак, еще в феврале 1244 года была эта последняя безумная надежда: на помощь императора Фридриха II, о чем сообщает Имберт де Салль. Утопия? Посмотрим. В феврале 1244 года Раймон VII Тулузский был в Италии, где действительно встречался с Фридрихом, своим сюзереном за маркизат Прованс. Но просил ли он у него когда-либо помощи для Монсегюра? Если быть более прозаичными и заходить не так далеко, то вот еще один факт: Бернард д’Айю и Арнод д’Уссон, с высокогорного плато Саулт, заплатили каталонскому наемнику Корбайро, чтобы он пробился в Монсегюр с двадцатью пятью людьми - но он не смог пройти. Бомбардировка ядрами становилась все более интенсивной. Внутри стен все собирались поближе друг к другу из-за непрестанных атак. Умирающие получали утешение у совершенных, и совершенные заменили дозорные посты. Дамы приходили к Бертрану Марти заключать с ним convenenza,  или дежурили у ложа Гийома де Лаилль, тоже тяжело раненого. Провизия практически заканчивалась. Епископ раздал гарнизону всё, что у него оставалось. Тогда Бертран де ля Вакалери обратился к солдатам на укреплениях: это было около первого марта:

«Однажды, на стенах, этот Бертран де ля Вакалери воскликнул, обращаясь ко всем: “слушайте, люди, я больше не буду скрывать этого от вас - это Сикард Аламан и Бертран Роке, бальи графа Тулузского, по его приказу послали меня в Монсегюр, чтобы вам помочь: если мы сможем сопротивляться армии и продержаться еще семь дней, мы будем свободны!”… Это было в середине Великого Поста…»

Продержаться еще семь дней… Люди Монсегюра никогда не теряли надежды. Даже если мифическое освобождение и помощь графа Тулузского была для Пьера Роже де Мирпуа и его друзей средством оживления сопротивления осаждаемых и поддержки их боевого духа, то сам он должен был тоже в это верить, потому что, когда через два или три дня после речи Бертрана де ля Вакалери, о которой рассказывает Имберт де Салль, он затеял переговоры и негоциации с сенешалем дез Арсес, чтобы избежать худшего для Монсегюра - то есть, взятия штурмом и всеобщей резни. Прежде всего он попросил пятнадцатидневного перемирия, передышки, во время которой могло случиться всё, что угодно, например, появление подкрепления от графа или императора, в котором они так нуждались.

Но не следовало ожидать слишком многого от этих переговоров. Итак уже, чудом, со стен были сняты осадные лестницы. Монсегюр не мог больше держаться «семь дней». То, чего достиг Пьер Роже - это сохранение жизни мирянам, отмена заочных приговоров большинству из тех, кто пал их жертвой, и амнистия за рейд в Авиньонет. Пятнадцатидневная передышка должна была быть обеспечена передачей заложников: Арнода Роже де Мирпуа, Жордана де Перейль и, возможно, обеих замужних дочерей Раймона де Перейля - Альпей де Рабат и Филиппы де Мирпуа с их кузиной Фэй де Плаинь. Разумеется, что во время передышки, они должны были отвечать на вопросы инквизиторов. Также, разумеется, что судьба убежденных еретиков, совершенных мужчин и женщин, вообще не могла быть предметом переговоров.

Между 2 и 16 марта 1244 года у Монсегюра было две недели, чтобы собраться с мыслями, привести все в порядок, подготовиться в наступившем молчании. Совершенные, которые должны были умереть, раздали все свои пожитки и личные деньги мирянам, которые их так долго защищали, всё, что оставалось у них из продовольствия: зерно, перец, соль, масло. Бертран Марти подарил Пьеру Роже де Мирпуа пятьдесят камзолов, скроенных и сшитых руками совершенных, а также их инструменты, а Церковь передала ему сундук, полный монет. Зарплата для гарнизона? Или, скорее, возврат банковских депозитов, отданных Церкви верующими на хранение. Собственное сокровище Церкви было эвакуировано Матью и Бонетом еще до Рождества. Бертран Марти передал, со всей скурпулезной честностью совершенных, все депозиты военному правителю Монсегюра, обязывая его передать их владельцам. У Монсегюра было две недели, чтобы приготовиться к разлуке. Кастеляны и солдаты приходили навещать всех этих матерей, сестер, дядьев, друзей совершенных, которые должны были быть окончательно освобождены от зла огнем, или проще говоря, должны были умереть. Они подолгу оставались с ними в их маленьких домиках: они молча собирались в этой деревне, которая должна была быть опустошена.

В воскресенье 13 марта 1244 года около двадцати верующих, мужчин и женщин, попросили о consolament, чтобы следовать за совершенными до последних врат, чтобы быть вместе с ними. Акт отчаяния мужчин и женщин, которым нечего было терять, которые не хотели пережить своих близких? Но Гильельма Айкарт оставила мужа и троих детей, Корба де Перейль - всю свою семью. Акт веры мужчин и женщин, устремленных ввысь после долгого и тесного контакта с Добрыми Христианами и питавшихся каждый день духовным хлебом Слова Христова, напоминавшего о том, что «Царствие не от мира сего»? Но даже воители избрали дорогу костра: вместе с раненым Гийомом де Лаилль трое других рыцарей-фаидитов, - Брезильяк де Каильявель, Гийом де Марсейль и Бернард де Сен-Мартен, как и солдаты - Гийом Гарнье, посвятивший свою жизнь защите совершенных, Арнод Тёли из Лиму; а также скромные супружеские пары - Понс Нарбона и его жена Арсендис, Арнод Думержу и его жена Бруна. И вместе с Корбой де Перейль этот путь избрала и ее младшая незамужняя дочь, Эксклармонда. Обе они присоединились к престарелой Маркезии Унод де Ланта, их матери и бабушке: сеньоральная семья Монсегюра отдала костру три поколения.

Епископы, Бертран Марти и Раймон Агуйье, совершили последние посвящения и, конечно же, сказали последнюю проповедь. Новые совершенные, мужчины и женщины, в тот вечер ушли в дома Церкви. Разделение началось.

Нет другой тайны у Монсегюра, чем этот акт веры и сердечный порыв последнего дня. Этот жест человека, который выбирает, сметает все фальшивые мистерии, все еще пятнающие простую и суровую историю Монсегюра - место жизни, превратившегося в место смерти.

В среду утром 16 марта, сенешаль короля Франции и архиепископ Нарбонны пришли принять замок, который отныне принадлежал им. Они ожидали, когда вооруженный отряд покинет укрепления. Совершенные, мужчины и женщины, были собраны у стен. Их схватили всех без разбора, связали кожаными ремнями и, едва выведя из Монсегюра, бросили в костер.

«Осажденные, не имея передышки ни днем, ни ночью, не могли больше, эти неверные, противостоять атакам солдат Веры, и предпочли спасти свою жизнь, сдав осаждавшим замок и облеченных еретиков, которых нашли там в количестве около двух сотен, как мужчин, так и женщин. И среди них был Бертран Марти, который был их епископом. Когда они отказались обратиться, как им предлагали, они были сожжены за частоколом из стволов и кольев, куда бросили огонь, и они прошли прямо в огонь адский. Замок же был возвращен маршалу де Мирпуа, которому он раньше принадлежал…»

Все источники сходятся с хроникой Гийома де Пьюлоран, оценивая количество жертв между двумястами и двумястами двадцатью пятью. Из инквизиторских документов можно, прямо или косвенно, узнать имена шестидесяти из них. И там мы встречаем вместе с иерархией, Индию де Фанжу, Гийома де Лаилль из Лаурак и его сестру Бруну, Брайду де Монсервер, Бернарда де Сен-Мартен, рыцаря из Лаурак и его брата, диакона Раймона де Сен-Мартен, Раймонду Барб, из Ма-Сен-Пуэлль, дочь де На Рика, жену брадобрея, сестру диакона Раймона из Ма, но также Пьера Робера, бывшего торговца из Мирпуа, Мартена Роланда, брата сержанта Бернара из Жоку, еще одного Раймона, из хутора Турнебуа, Гийома Дежана, сына брадобрея из Тарабель, и Гийома дель Пеш, сержанта, родом из Фанжу. Все поколение Лаурак и Фанжу погибло в Монсегюре. После них только представители катаризма сопротивления жили еще больше, чем полстолетия в тайне полей и скромных очагов.