Истинный образ. Р.3. Монсегюр. Продолжение
МЕСТО ПАЛОМНИЧЕСТВА
В 1232 году Гвиберт де Кастр, катарский епископ Тулузен, все еще жил в Фанжу, но теперь уже подпольно. Он наблюдал за тем, как усиливается опасность: суровые антиеретические положения трактата в Мо (Парижского), исполнения которых все жестче требовала от Тулузского графа Римская Церковь; политическая ситуация, вновь превратившая в фаидитов большинство естественных защитников катарской Церкви. Католические власти инициировали репрессии нового типа - лучше скоординированные, безжалостные, имеющие особые механизмы и трибуналы, зависящие только от папской власти, действующие со всеми полномочиями, выносящие безапелляционные приговоры; все больше появлялось монастырей новых орденов - Братьев-проповедников и братьев-миноритов. Все вышеперечисленное было частью огромного плана контратаки на эти земли. Гвиберт де Кастр стал думать о Монсегюре.
В один прекрасный день 1232 года он попросил рыцарей из Фанжу сопровождать его самого и его товарищей, и отправился в Монсегюр со своим Старшим Сыном, Бернаром де Ламот, епископом Аженэ, Тенто, диаконом Вигоро де Ля Боконь и тридцатью совершенными, под защитой Изарна де Фанжу и Пьера де Мазеролль. Предупрежденный, Раймон де Перейль, выехал им навстречу со своим бальи, рыцарем и несколькими солдатами своего эскорта: тогда рыцари из Фанжу отправились обратно в Лаурагэ, а совершенные и сеньор Монсегюра остановились на ночь в Массабрак, потому что Гвиберт де Кастр, уже в возрасте и возможно уставший, замерз и хотел согреться. На следующий день они достигли Монсегюра.
Гвиберт де Кастр попросил Раймона де Перейля предоставить ему и его товарищам постоянное пристанище в castrum де Перейля, «чтобы Церковь могла иметь там свою столицу и престол, и могла оттуда посылать и защищать своих проповедников». Церкви нужно было безопасное место, чтобы сосредоточить иерархию и реорганизовать деятельность. Монсегюр принадлежал линьяжу, где все были глубоко верующими, Монсегюр был укрепленным местом, его легко было оборонять, и он располагался на границах графства Фуа, все еще вдали от военных тягот и репрессий. Монсегюр казался островом среди моря голубых гор, независимым и плывущим над отчаявшейся и прочесываемой низиной. Но Раймон де Перейль долго колебался. У него фактически попросили бросить вызов одновременно Церкви Римской и французской короне. На что он мог рассчитывать в 1232 году? Раймон VII Тулузский, связанный трактатом Мо-Париж, позволил сиру де Леви распространить свою власть маршала де Мирпуа до Лавеланет - и теоретически именно он был сеньором Монсегюра по праву завоевания. Другой королевский сенешаль со своими офицерами владел Каркассоном и территориями, ранее принадлежавшими виконтам Тренкавель. Можно ли было предвидеть, как повернется политическая и военная ситуация?
Однако Раймон де Перейль принял предложение. И Монсегюр стал средоточием и престолом катарской Церкви, видимым всем, под указующим перстом Святого Варфоломея, но все же еще недоступным для армии.
Первым деянием Гвиберта де Кастра в Монсегюре было торжественное обновление его Церкви в присутствии сеньора, его бальи и рыцарей: он наново рукоположил епископа Аженэ Тенто, двух Старших Сыновей - Вигоро де Ля Баконь для Церкви Аженэ и Жана Камбиаира для Тулузской Церкви, а Бернарда Боннафу он рукоположил в диаконы. На следующий день он сказал торжественную проповедь для благородных семей замка - дам, молодых девушек, рыцарей. Когда несколько месяцев спустя бальи Раймона VII в Фанжу, Массип, часто приходивший на проповеди совершенных, приехал от имени графа Тулузского арестовать на месте Жана Камбиаира и троих его товарищей, которые были сожжены в Тулузе, Гвиберт де Кастр рукоположил Бертрана Марти как своего Старшего Сына. Поскольку никто не сопротивлялся аресту Жана Камбиаира, следует предположить, что граф вынужден был таким образом заплатить Церкви Римской часть своих долгов, и в то же время дать понять людям Монсегюра, что только он один может их защитить.
Монсегюр не был обычным местом обитания катарского общества, как любое укрепленное поселение в Лаурагэ или Разес; он также не был просто укрепленным убежищем, как Дурн, Ниорт, Уссон или Лордат: Монсегюр был престолом катарской Церкви, светской деревней, половина населения которой была монашеской, а другая половина - военными или членами аристократических семей; деревней без крестьян; деревней, в которой ремесленники были одновременно священнослужителями, проповедовавшими и почитаемыми… Это был странный, но страстный союз. Около двухсот совершенных, мужчин и женщин, жили в «домах» вместе со своей иерархией, епископом Гвибертом де Кастром, потом Бертраном Марти, Сыновьями, диаконами, которые тоже управляли домами. Все жили трудом своих рук, снабжая деревню одеждой и различными полезными вещами; совершенная у печи и совершенный на мельнице делали хлеб для всех.
Раймон де Перейль думал о том, как бы обеспечить безопасность и защиту этого места; он призвал для этого своего кузена, Пьера Роже де Мирпуа, одного из лишенных собственности совладельцев, еще молодого человека, с большими политическими и военными способностями. Отец его умер, получив утешение, а сестра, Серена, вдова Атона Арнода де Шатоверден, стала совершенной. Он прибыл в 1232 году, и взял управление Монсегюром в свои руки; Раймон де Перейль выдал за него свою дочь Филиппу, чтобы скрепить клановый союз и разделить право владения с тем, кто стал военным вождем.
Пьер Роже де Мирпуа организовал, поддерживал в хорошем состоянии, вооружил и экипировал настоящий гарнизон солдат, приблизительно около пятидесяти, из которых кое-кто пришел сам, других наняли по случаю: но все они были хорошими еретическими верующими, а у многих мать, сестра или дядя были совершенными. Рыцарство Монсегюра, на тот же манер, состояло из членов семей сеньоров - всего около одиннадцати - и пяти или шести рыцарей-фаидитов, добрых верующих и часто сыновей совершенных, как Гийом де Лаилль, из Лаурак, или Бернар де Сен-Мартен. Семнадцать рыцарей и девять оруженосцев, вместе с лошадьми; отряд из пятидесяти солдат, вместе с несколькими арбалетчиками. Некоторые были с женами, некоторые с подругами.
Среди рыцарей семей сеньоров были: сын Раймона де Перейля Жордан, зятья Раймона - Жерод де Рабат, супруг его дочери Арпэй, и конечно же, Пьер Роже де Мирпуа; его племянники - Альзю де Массабрак, сын его сестры Азалаис, Гайлард дю Конгост, сын его сестры Арпэй, и его кузен Бертран, сестра которого, Сайса, была совершенной. Кузены со стороны Арнода Роже де Мирпуа, молодые фаидиты из Ма-Сен-Пуэлль, внуки Гарсенды - Жордан дю Ма и Жордан де Квидерс. Три пожилые совершенные избежали Инквизиции и костра и скрылись в Монсегюре, в то время, как Гарсенда и Гайларда дю Ма были пойманы и сожжены около 1235 года - бывшая владелица замка Форнейра де Перейль, мать Раймона, которая практически не покидала этого места со времени его реконструкции; Маркезия Унод де Ланта, которая, став вдовой, сделалась совершенной, и жила рядом со своей дочерью, Корбой де Перейль; Брайда де Монсервер, теща Арнода Роже. Кроме того, у них оставались еще родственники и кузены в низине, как Изарн де Фанжу, владелец Кейе, или Пьер де Мазеролль, владелец Гайя-ля-Сельв: эти взаимоотношения были основой прочных связей солидарности, без которых Монсегюр не мог бы жить.
Деревня, где обитало четыреста-пятьсот человек, поднимавшаяся ступенями по отвесной горной скале, без источников, без обрабатываемой земли, нуждалась в постоянном подвозе провизии. Соседние деревни могли снабжать ее, но в неурожайные годы, или во время опасности возникали сложные проблемы. Зима 1233-1234 гг. была очень суровой - по-видимому, замерзли всходы. Монсегюр страдал от голода: Изарн Бернард де Фанжу, Бернард От де Ниорт и Понс де Вилленев (Ля Комталь) организовали большой сбор провизии среди верующих Каркассес и Тулузен, свезя в Монсегюр сто сорок буассо ячменя и пшеницы, а Пьер Роже де Мирпуа и его люди спускались вниз воровать коров… Другой сбор, более или менее принудительный, был организован в 1240-1241 гг. В тяжелые времена Пьер Роже не брезговал настоящими набегами…
Монсегюр, 16 марта 1988 года. Катарская деревня.
В эту странную деревню постоянно приходили паломники, - некоторые просто чтобы навестить мать или тетю, ставших совершенными, и задерживались только на несколько дней, а другие находили себе настоящее духовное пристанище, многие месяцы пребывая подле Церкви Добрых Христиан: всех их надо было разместить и кормить. Многие приносили с собой кое-какие продукты: зерно, мед, вино, перец. Некоторые, будучи больными, приходили только чтобы умереть, достичь счастливого конца на руках совершенных. Нам известны, из показаний перед Инквизицией, имена более тысячи разных людей, совершавших паломничество в Монсегюр между 1232 и 1242 годом. Все эти данные: о семье сеньора, состоящей из сорока человек; о гарнизоне из пятидесяти солдат с женами и возлюбленными; о религиозной общине из двух сотен совершенных, мужчин и женщин; о растущем рыцарстве, которое экипировали мастерские Церкви; о неустанных проповедях и ритуальных церемониях; о бесконечных приходах и уходах близких, верных, знатных родственников, обозах больных и караванах живых - все эти данные рисуют картину бурлящей жизни на пог Монсегюр, которую сейчас трудно себе представить.
Сегодня там находится маленький замок, возможно, все еще «Леви», с хорошо отделанными стенами и четкими очертаниями, занимающий верхнюю платформу скалы. Но это всего лишь иллюзия. Монсегюр катаров не был маленькой крепостью, а настоящим крупным и обширным укрепленным поселением, которое строилось и развивалось понемногу вокруг основного центра - каменного дома сеньора, отстроенного Раймоном де Перейлем в начале XIII века. И даже сам этот дом был достаточно большим, чтобы там уместилась семья из сорока человек, со своей свитой, бальи, слугами, хирургом, кормилицей… Этот собственно говоря «замок» дающие показания называли castrum, или hospitium, «отель», и уточняли, что он имел донжон: caput castri. А вокруг была деревня, с улицами и дорогами, деревня с хижинами и домами, достаточно большая, чтобы там разместилось более трехсот человек: крупный средневековый бург, однако, заселенный исключительно совершенными, солдатами с небольшими семьями и паломниками. Конюшни, курятники, амбары с продовольствием, склады оружия: копья, мечи, секиры, луки и арбалеты; ремесленные мастерские, достаточно широкие помещения для небольшого швейного и прядильного производства совершенных, а также для хранения материалов и товаров. Каждый женский и мужской «дом» совершенных был как местом обитания, так и общественного труда.
Показания также позволяют нам предположить существование оборонных приспособлений намного более сложных, чем простые стены укрепленного замка: археологи нашли остатки редутов и других сложных укреплений, а тексты говорят даже о рве и барбакане, размещая его «на уступе горы». Нет сомнения, что вся поверхность скалы, а не только маленькая платформа на вершине, была заселена и застроена. Верхняя часть катарской деревни сегодня видна на террасах вокруг современного замка. Остальное заросло лесом или находится под остатками стен. Между каменным донжоном и последним укреплением, которое, несомненно, возвышалось неподалеку от поста на Рок де ла Тур, раньше находился целый мир деревянных и глинобитных домов и пробитых в известняковой скале дорог.
В этой странной деревне даже военоначальник, Пьер Роже де Мирпуа и его аристократический клан, его рыцари и оруженосцы, признавали духовный авторитет и высшую мораль - авторитет и мораль Церкви. Епископ и его коадьюторы приходили в залу донжона. Там они давали советы, примиряли спорящих, говорили о политике. Они также проповедовали для семьи сеньора и открывали собственные дома для паломников и людей, приходивших послушать, поучаствовать в церемониях, получить поцелуй мира, отведать за их столом хлеб, благословленный ими. Эта странная деревня жила в ритме Церкви Добрых Христиан. Верующие чувствовали себя на дороге Добра, границы между мирами размывались, а счастливый конец казался так ясно ощутимым, как неизбежный проблеск зари. Каждый день они видели и навещали этих мужчин и женщин, свободных от зла, которые, кроме всего прочего, приходились кому-то братом, или дядей, или сестрой, или матерью; которые говорили о Боге и работали в общине, шили камзол для солдата или вышивали вуаль для дамы.
Епископы Монсегюра, вначале Гвиберт де Кастр, а потом, с 1238-1240 гг., Бертран Марти, организовывали миссии проповедей, посылая по всей прочесываемой низине подпольных совершенных, распространяющих Слово Божье и дающих утешение; они сами, не колеблясь, подвергали себя опасности: до 1236 года включительно Гвиберт де Кастр, уже в чрезвычайно преклонном возрасте, регулярно появлялся в Лаурагэ, Кабардес и даже Монтань Нуар. Бертран Марти часто показывался в городах, тайно остававшихся верными: Лавор, Сен-Поль-Кап-де-Жу, Фанжу, Лаурак. В 1241 г. Раймон Агуйе, епископ Разес, тоже поселился в Монсегюре.