Истинный образ. Р.3. Искоренение. Огнем и мечом. Окончание
ПОСЛЕДНЕЕ ПОРАЖЕНИЕ ГРАФА
Отныне все события стали разворачиваться очень быстро. Французская корона осознала скрытую опасность, а Римская Церковь поняла, что катаризм и «партизанщина» спаяны теперь одной волей. Со своей стороны, граф Тулузский знал, что отчаянно играет последними картами. В 1240 году он воздерживался от всяких действий. Ему было хорошо известно, что единственным шансом победить короля Франции является организация широкомасштабного вооруженного наступления, а не спонтанный бунт лишенных имущества рыцарей. В 1240 году он мог рассчитывать только на собственные силы, чрезвычайно ограниченные в результате трактата 1229 года, финансовые положения которого опустошили его казну. Вот почему он не пришел на помощь восстанию фаидитов. В 1242 году он был готов действовать. Но ответный удар французской короны был сокрушителен.
Цель Раймона была тройной: еще раз жениться, несмотря на придирки понтифика - папство делало все возможное, чтобы воспрепятствовать его поискам подходящих невест - в явной надежде дать жизнь другому наследнику, кроме бедной Жанны, вышедшей замуж во Франции; плести против капетингского короля международные союзы, достаточно мощные, чтобы нанести французской короне военное поражение; и, наконец, поднять страну на восстание против франко-клерикальной оккупации - это последнее, разумеется, было наименее трудным.
В 1241 году он вступил в союз с графом де Ла Марш, Гуго де Лузиньяном, породненным с королевской семьей Англии, и обещавшим выдать за него свою дочь. Южные князья тоже предложили свою поддержку: король Арагона, Раймон Тренкавель и его вассалы в изгнании, затем граф де Фуа, граф де Комменж, король Кастилии, король Наварры, и возглавил всю эту коалицию король Англии Генрих III. Разумеется, войну должно было поддержать народное восстание: граф Тулузский мог рассчитывать на мелкую катарскую знать, рыцарей - сыновей совершенных, из линьяжей Фанжу, Ма-Сен-Пуэль, Лаурагэ; беженцев Монсегюра, верующих рыцарей, которые могли стать вдохновителями этого восстания. По сигналу Раймона VII под конец мая 1242 года, отряд фаидитов, рыцарей и сержантов, выехал из Монсегюра: Пьер Роже де Мирпуа, Гийом де Лаилль, Бернар де Сен-Мартен, Жорданет дю Ма, братья дю Конгост, братья де Массабрак, Брезильяк де Каийявель и другие, встретились в Гайя-ля-Сельве с Пьером де Мазеролль, другими рыцарями и вооруженными людьми. Свою цель они четко определили в Монсегюре за несколько дней до того. Согласно плану Раймона д’Альфаро, бальи Раймона VII, этой целью был Авиньонет в Лаурагэ.
В Авиньонет уже некоторое время находился инквизиционный трибунал во главе с доминиканцем Гийомом Арнодом и францисканцем Этьеном де Сен-Тьибери, архидиаконом Раймоном Эскриб и всей их бюрократией, которая в то время на широкую ногу вела следственные дела в Лаурагэ. Ночью в город ворвались рыцари из Монсегюра с людьми Раймона д’Альфаро, инквизиторы и их свита были убиты, а их реестры, в которых было столько имен, фальшивых признаний, настоящих доносов, обещаний и вынужденных отречений, реестры, грозившие тюрьмой, мучениями, конфискациями и смертью, были уничтожены. Раймон VII не мог вообразить себе лучшего сигнала к восстанию.
Два года спустя, в Кастельсарацин, Жан Видаль, местный житель, так вспоминал об этих событиях преемникам убитых инквизиторов:
«Когда стало известно о смерти брата Гийома Арнода и его товарищей, я видел, как Гийом Фор из Пеш-Эрмье, Понс де Монмират, Гийом Одберт и Гийом Фаржу очень радуются смерти этих братьев. В тот же день, когда Этьен Мазелье прибыл из Мойссак, то Гийом Одберт, увидев его на улице Кастельсарацин, сказал ему: «Хотите послушать хорошую песенку?... Frere Guillaume, cogot, es escogotatz e pessejatz!» (Брату Гийому, рогоносцу, отпилили рога и разрезали на кусочки!) Тогда Этьен ответил: «Да, какая хорошая песенка! И разорвали эти проклятые реестры!»
…
«Я слышал однажды, как Гийом Фор из Пеш-Эрмье сказал мне, после смерти брата Гийома Арнода: «Ну погодите теперь, вы, католики, бешеные лицемеры! Мы были слепы, но теперь мы вновь хорошо видим, и теперь мы понимаем, что нужно вас остерегаться!»…»
Этот символический удар сделал свое дело, и страна восстала, в то время, как Раймон VII выступил против французского сенешаля, находившегося в Каркассоне. Явился и Раймон Тренкавель со всеми фаидитами из Каркассес, освободил бывшее виконтство Минервуа, Корбьер, Разес и Монтань Нуар, как и сеньорию де Мирпуа, которую он потерял в 1229 году. С народной поддержкой его кампания была молниеносной: 8 августа граф Тулузский вступил в Нарбонну.
К несчастью для него, могущественные союзники, которых он приобрел, оказались неспособны противостоять мощи французской армии. Они атаковали беспорядочно, предоставив королевским войскам достаточно времени, чтобы укрепиться и достичь стратегических регионов Аквитании и Западных Марок: король Англии был побежден в Тайебурге 20 июля, Гуго де Лузиньян и его вассалы, осажденные в Фонтенэ, запросили мира. Понемногу все союзники графа Тулузского, деморализованные и обработанные королевской дипломатией, оставили его, в частности, граф де Фуа сделал это в начале осени 1242 года, несмотря на то, что весна была такой многообещающей.
В январе 1243 года Раймон VII подписал в Лоррес, во Франции, капитуляцию, возобновлявшую положения трактата 1229 года. К тому же, он, разумеется, обещал регентше Бланш Кастильской вновь обеспечить полную свободу инквизиционным процедурам на всех своих землях, а также всячески им содействовать.
Теперь граф Роже де Фуа был на стороне французской короны. В Каркассоне французский сенешаль Умберт де Божо вновь расселил свой гарнизон и установил свою администрацию. Раймон Тулузский, еще более изолированный, чем обычно, не имел больше возможности ни противостоять действиям армии и Церкви на своих землях, ни найти способа вырвать свое графство из неумолимых французских объятий. В Монсегюре вся катарская иерархия, не бежавшая в Ломбардию, все семьи совершенных и фаидитов, не находящиеся в Арагоне, сформировали последнее ядро сопротивления под непосредственным сюзеренитетом графа Тулузского. Бланш Кастильская не рассчитывала на помощь последнего в уничтожении этого очага и на «обезглавливание гидры». В 1244 году французская армия после долгой осады взяла Монсегюр и отправила на костер 210 совершенных, которые жили своей верой на вершине горы вместе с епископами Тулузен и Разес под защитой своих братьев, сыновей, друзей и родственников.
В 1246 году Раймон Тренкавель передал все свои права Людовику IX и, в 1247 году, в Париже, сломал в присутствии короля печать виконта Безье и Каркассона. Сыновья великих фаидитов понемногу были преданы забвению, оставшись в Арагоне, а некоторые даже пробовали просить у королевских властей остатки своего наследства, что им не очень удавалось, потому что семьи французской знати уже завладели их землями и правами, за исключением разве что слишком бедных замков. Некоторые из этих фаидитов понравились Людовику Святому, как например, «великий фаидит» Оливье де Термез, который выступал на стороне короля Арагонского во время завоевания Майорки, но ушел в крестовый поход с королем Франции и добился его дружбы. Последним, кто оказывал сопротивление, был его товарищ Шабер де Барбейра, возможно, родственник Оливье де Термез, владевший Керибюсом еще десять лет после падения Монсегюра. Именно благодаря Керибюсу, Пьер Парейр, один из последних иерархов окситанского катаризма, избегая костра и отказавшись от бегства, еще некоторое время мог исполнять свою роль диакона Фенуийидес.
В 1254 году, вернувшись из крестового похода в сопровождении Оливье де Термез, которому вернули замок Агийар, Людовик Святой вновь обязал сенешаля Каркассона, Пьера д’Отеуй, взять Керибюс с помощью архиепископа Нарбоннского. После короткой осады в 1255 году, Шабер де Барбейра сдал цитадель королю при мало известных обстоятельствах, причем Оливье де Термез играл там неясную роль (некоторые акты упоминают о «войне» между Шабером и Оливье). Неизвестно, что случилось с гарнизоном и катарами, которые нашли там убежище. Шабер де Барбейра удалился в арагонскую ссылку и в 1257 году передал королю Жаку свои права на Фенуийидес. Что до Оливье де Термез, то он, влезши в долги из-за военных расходов, мало-помалу продавал Людовику Святому все, что последний вернул ему из его владений в Терменез. Теперь его жизнь состояла только из крестовых походов в Святую Землю на службе у королей Франции.
В 1249 году Раймон VII Тулузский умер, не оставив иного наследника, кроме дочери Жанны. После 1271 года, когда эта супружеская пара, соединившаяся после трактата в Мо, Альфонс де Пуатье и тулузская наследница, тоже умерли, с интервалом в несколько недель, графство совершенно естественно перешло в королевский домен. Подпольный катаризм больше не мог пользоваться ни поддержкой великих князей, ни верностью мелких сельских линьяжей, уничтоженных войной.