Истинный образ. Р.3. Искоренение. Огнем и мечом. Продолжение
И ТОГДА ГРАФ ВСТУПИЛ ПОД АРОЧНЫЕ СВОДЫ
В то же самое время, в 1216 году, когда Монфор склонялся перед королем Франции, «юный граф», Раймон, сын Раймона VI, взял Бокер. Тулуза восстала. Епископ Фулько подстрекал Монфора стереть город с лица земли. Монфор ограничился тем, что обложил тулузцев тяжелыми штрафами и срыл укрепления: но в сентябре 1217 года Раймон VI сам вступил в город, с войсками де Комминжей и де Фуа…
E cant lo comte s’en intra per los portals voltitz
Ladoncs i venc lo pobles, lo maier e.l petitz…
«И когда граф вступил под арочные своды, говорится в Песне о крестовом походе, весь народ бросился к нему, великие и малые/ бароны и дамы, женщины и их мужья/ становились перед ним на колени и покрывали поцелуями его одежды/ его ступни и ноги, руки и ладони./ Со слезами радости он принимал их радость/ибо радость, которая наступила, принесла цветы и всходы/ и каждый говорил другому: отныне Иисус Христос с нами/ и утренняя звезда, звезда, возвещающая нам рассвет/ ибо вот наш господин, которого мы было утратили/ тогда Награда и Паратже, погребенные было,/ вновь воскреснут…»
И каждый схватил палку, камень или нож, чтобы изгнать французов вон из Тулузы. Апогеем народного восстания, воодушевленного Раймоном - юный граф, одержав победу в Провансе, присоединился к своему отцу в городе - стала смерть Монфора, наступившая на десятый месяц осады Тулузы, 25 июня 1218 года. Напрасно сын короля Франции, принц Людовик, пришел помогать сыну Монфора, Амори: было взят Марманд, а его население вырезано, как десять лет назад население Безье, но Тулуза не сдалась.
Началась окситанская реконкиста: один за другим, замки и бурги, вновь признавали своих законных владельцев; и постепенно там вновь селились совершенные, мужчины и женщины. В 1224 году, Амори де Монфор, полностью деморализованный, передал все свои права на Южные земли королю Франции Людовику VIII. Тем временем, катарская Церковь сумела восстановиться после массовых костров. Открывались новые религиозные дома. В 1226 году Собор в Пиоссе создал новую катарскую Церковь, Церковь Разес, несмотря на начавшийся королевский крестовый поход. Людовик VIII не собирался упускать подвернувшийся шанс: это была уже совсем другая ситуация, чем в 1209 году. Гонорий III, разумеется, вновь отлучил графа Тулузского, Раймона VII и совсем юного виконта Тренкавеля, и с 1226 по 1228 год, крестовый поход, возглавляемый королем Франции, практически опустошил земли, едва восстановившиеся после пятнадцати лет войны. Несмотря на очаги яростного сопротивления, как, например, в Кабарец, и решимость «юных фаидитов», сыновей побежденных в 1209-1211 гг., сыновей совершенных, новые массовые убийства мирного населения и новые костры сломили всю волю к сопротивлению.
ПАРИЖСКИЙ ТРАКТАТ И ТОЧКА НЕВОЗВРАТА
12 апреля 1229 года в Париже, на паперти Нотр-Дам, Раймон VII торжественно вручил регентше Бланш Кастильской и молодому королю Людовику IX (будущему Людовику Святому) трактат, который он подписал в Мо тремя месяцами ранее. Так была достигнута точка невозврата. Конечно, Раймон VII номинально и фактически оставался графом Тулузским, и за ним сохранялись его владения в Верхнем Лангедоке (епархия Тулузы), Аженэ, Руэрже и Керси, а французской короне отходили только его владения в Нижнем Лангедоке: Бокер и Ним, а также сеньория Мирпуа. Однако, политическая карта между Роной и Гасконью сильно изменилась за прошедшие двадцать лет: если владения графа де Фуа остались нетронутыми, то виконтств Тренкавель больше не существовало, они полностью были присоединены к владениям короля Франции и сделались его сенешальствами. Графство Тулузское уменьшилось в размерах: Нижний Лангедок стал королевским, маркизат Прованс перешел в папские владения, а сеньория Мирпуа была отдана господам де Леви, бывшим товарищам де Монфора, но являвшихся непосредственными вассалами короля Франции. Разумеется, за оставшийся ему тулузский двор Раймон VII должен был принести оммаж и клятву верности французской короне.
Однако, то, что Раймон VII пообещал в Париже, выходило далеко за рамки подготовительного документа в Мо, оговоренного заранее: была ли это ложь, беспринципность, непонимание, бессилие, уныние? В любом случае, обещания, данные в Париже в добавок к документу в Мо, подготовили непоправимое: Раймон VII самым торжественным образом, так же, как и формально, пообещал не только не поддерживать больше еретиков на своих землях, но преследовать их, уважать имущество, права и приговоры Церкви, и даже совершить личное паломничество в Святую Землю, но он еще и обязался санкционировать своим поручительством систему доносительства и первое полицейское сотрудничество между светскими и духовными властями в этой области:
«Мы обещаем без промедления совершать правосудие над лицами, признанными еретиками, и что наши бальи будут неустанно разыскивать их, не щадя своих сил; что с тем же рвением будет проводиться розыск возможных еретиков, их верующих, пособников и укрывателей, согласно указаниям, данным по этому поводу сеньором легатом. И чтобы лучше и легче их выявлять, мы обещаем чеканить две марки серебром в течение двух лет, и по прошествии этого периода давать марку каждому человеку, который поможет арестовать еретика…»
Кроме перспектив полицейской борьбы против ересей, в качестве первого этапа образования Инквизиции, граф Тулузский также был вовлечен в финансирование из собственных средств открытия и содержания Тулузского университета, основным предметом которого была теология, долженствующая внести вклад в пастырскую деятельность, что являлось вторым этапом католической реконкисты.
И, наконец, в Париже, еще более, чем в Мо, Раймон VII вовлек себя в безвыходную ситуацию, приведшую в итоге к поглощению графства Тулузского французским королевством. Он обещал выдать свою единственную дочь Жанну за одного из братьев короля и обязался не передавать тулузское наследство никаким другим детям, которые могли бы у него появиться, в любом случае сохраняя это наследство за братом короля или его наследниками, или же за королем Франции, если Жанна и ее муж умрут без наследников. И в самом деле, Жанна Тулузская вышла замуж за Альфонса де Пуатье, младшего брата Людовика Святого. До конца своей жизни Раймон VII изо всех сил пытался обойти или нарушить необратимые условия договора, возложенные на него в Мо и Париже, и которые, возможно несколько легкомысленно, он считал неоднозначными. Но ему так этого и не удалось сделать.