Истинный образ. Р.2. Ч. 12. Катаризм и места жительства: бурги
XII
Катаризм и места жительства: бурги.
О Лаураке, от которого произошло название Лаурагэ, важном земельном владении вассалов графа Тулузского, но также вассалов виконта Каркассона за Монреаль, я поговорю подробнее в главе, посвященной женщинам и катаризму. Ведь из всей этой крепкой и неординарной семьи местных сеньоров выделяется фигура Бланш, вдовы Сикарда де Лаурак, совершенной и яркой представительницы типа высокорожденных религиозных дам, «катарских матриархинь» - по удачному выражению Мишеля Рокеберта, матери и воспитательницы сознания всего линьяжа. Мы уже встречали одну из ее дочерей, Наварру, будущую совершенную, бывшую в то время замужем за Этьеном де Сервиан, который интересовался тогда ее верой. Одного из ее внуков, Бернарда Ота де Ниорт, мы видели среди молодых фаидитов в Кабарет.
Фактически, мы уже проникли через главные ворота в самое сердце хорошего катарского общества, и теперь, для пробы, выберем четыре дома сеньоров - вассалов Тренкавеля. Мы можем позволить себе эту пробу, потому что ворота достаточно широки: все семьи высокорожденной виконтской знати как минимум были защитниками ереси (Минерва), в целом сами были катарами по убеждению, не колеблясь, вовлекались в Церковь и дали ей многих совершенных. Все они были связаны между собой родственными или брачными узами: Минерва с Термез, Сайссак с Фенуийет, Кабарет с Арагоном и Лаураком… Но эту фреску еще следует раскрасить разными цветами. Совершить более дальнеее путешествие, зайти в фортифицированные бурги, где знать, будучи всего лишь немного богаче ремесленников и торговцев, часто слушает вместе с ними проповеди Добрых Людей, открыть для себя типичные черты присутствующих там персонажей.
Тени замков
Если бы какая-то живая память могла сегодня остаться о катаризме, то это, бесспорно, то, что открывается взгляду на изгибы дороги: силуэт холма, цвет возделанных нив, которые неожиданно, в Лаурагэ и Лантарес, вызывают в памяти образ Тосканы. Взгляд улетает в бесконечность горизонта от башен Монжей, где вырисовывается силуэт Сан-Фелис у отрогов снежных Пиренеев, затем Сайссак, Монреаль, Фанжу, Брам, Каркассон, Монтолью, останавливаясь, наконец, на далекой вершине пика Святого Варфоломея, означающего Монсегюр. Камни разбросаны; всё разрушено или перестроено, и уже не хранит прежних очертаний; деревни съехали по склонам, опустели вершины холмов, где стояли сastra; там насажены виноградники, леса вырублены; построены большие церкви, а по старым местам проходят каналы и автострады. Только и всего, что ветер шепчет среди этих пейзажей эхо средневековых имен; названий деревень и хуторов, забытых или искаженных; имен живших тогда людей, человеческих судеб, мужчин и женщин, имен часто странных и красивых: Изарн, Брайда, Сикард, Мир, Гайя, Мабилия, но также близких и родных фамилий: Катала, Видаль, Отье, Гаск, Барте, Азема… Неуловимые приметы городов, как Кастельнодари или Кастр, которые уже тогда были городами, рек, как Од, бургад, как Фанжу, Мирпуа, Куксак-Кабарде, которые обычно объезжают по кольцевой или останавливаются там только по необходимости.
Тонкая смесь близкого и забытого, присутствия-отсутствия прошлого, которое выявляется только на пересечении несказанного и заезженного. Лавор, на излучине Агут, сохраняет в своих очертаниях все тот же плавный поворот, и возможно, ту же сень ив над рекой: а вот на автостраде, у въезда в город дорожный указатель «Лавор» выглядит чем-то непостижимым. Когда заканчивается коммерческий квартал, начинается обычно пустая улица, ведущая к эспланаде дю Пло, и названная голубыми и белыми буквами: улица Дамы Жироды. Это уже много или до абсурда мало? Монградайль, фортифицированный хутор в Разес, гордое жилище, принадлежавшее двум кузинам, На Кавайорс де Фанжу и Эрменгарде де Рутье, которые приютили в 1230 году Атона Арнода де Шатоверден из графства Фуа, чтобы он мог получить сonsolament на ложе смерти. Это место еще узнаваемо по ржавой железной ограде - теперь это просто ферма, где лают собаки, и где, как и повсюду, разбросаны старые камни, где стоят солнечные часы времен Людовика XIV, словно насмешливый отзвук катарской проповеди: Sine sole, nihil (без солнца - ничто).
Сегодня Ма-Сен-Пуэлль - это красивая деревушка, растянутая вдоль автострады, рядом с Кастельнодари. Старая ветряная мельница превратилась в часовню, возвышающуюся над крышами и большим лугом, и без сомнения, означающую место, где когда-то находился средневековый castrum, полностью разрушенный Людовиком XIII и Ришелье. По другую сторону мельницы находится современная деревня с церковью, датируемой концом Средневековья, и обломком высокой стены, остатком старых укреплений, неизвестно почему оставленных разрушителями. В 1245 г. инквизиторы Бернард де Ко и Жан де Сен-Пьер, систематически прочесывая Лаурагэ, допросили, как и везде, все население Ма, мужчин от четырнадцати лет и женщин от двенадцати. Свидетели, как и везде, вспоминали о событиях начала века. Может быть, лучше, чем в других местах, здесь можно найти конкретную информацию о человеческих, семейных, социальных связях. Из-за качества информации и особенности своего положения, Ма-Сен-Пуэлль станет нашей первой остановкой на архипелаге этих крупных сельских бургов, где пересекались ремесленные и пастушеские пути, опыт и связи.
Разумеется, мы будем искать катаризм там, где его обнаружим: Ма-Сен-Пуэлль было местом катаризма, как и Фанжу, которое мы будем иметь удовольствие посетить следующим. Ма-Сен-Пуэлль и Фанжу представляют собой процветающие поселения, легко доступные, людные, и документы говорят нам о том, что они находились под очень сильным катарским влиянием. Разумеется, мы также будем искать катаризм там, где знаем, что найдем его. Там, где, как уверяют нас первые реестры Инквизиции, наиболее всего развивалась «молодая и крепкая» катарская Церковь - то есть, почти исключительно в Лаурагэ, а также в местах, откуда происходили беженцы и защитники Монсегюра - опять-таки Лаурагэ, Керкорб, и регион Мирпуа-Лавеланет. Альбижуа и Тулузен не появляются больше в документах после поворота Истории…
Вид с Монградайль на холмы Разес
