Истинный образ. ч. 6. Gleisa de Dio. Религия. Окончание
ХЛЕБ СВЯТОЙ МОЛИТВЫ И РИТУАЛЬНАЯ ПРАКТИКА
В тоске и страхе, что им не удастся призвать совершенного в последний час, во времена подпольного катаризма некоторые верующие в горах или селениях стали собирать вещи совершенных, и особенно трепетно, многие годы, хранили кусочки благословленного ими хлеба, которые приобретали для них сакраментальное значение. Вот свидетельство Раймона Басти из Караман, перед инквизитором:
«Он… видел в сундуке, принадлежавшем госпоже Наварре, кусок хлеба, высохший и заплесневевший от старости… И он слышал от своей жены Ломбарды, что Наварра потребовала у нее этот хлеб и сказала ей, что этот хлеб имеет такую же ценность, как и присутствие Добрых Людей у смертного одра, когда они не могут присутствовать; что это хлеб Добрых Людей…»
Этот хлеб Добрых Людей, ставший реликвией для пребывавших в смятении верующих, лишенных своей Церкви, был тем самым хлебом, о котором инквизиторы постоянно, не одно десятилетие спрашивали подозреваемых в ереси, ели ли они его: «Встречали ли Вы еретиков? Верили ли Вы, что они - добрые мужчины и добрые женщины? Поклонялись ли Вы им? Ели ли хлеб, благословленный ими?» Вопросы инквизитора точно совпадают с различными ритуальными практиками, которыми была отмечена дорога Добра катарских верующих. Мы уже видели, что под «поклонением» скрывается ритуал melhorament - тройное ритуальное приветствие верующим совершенного и просьба молиться за него Богу, чтобы Он привел его к счастливому концу.
Практика благословения хлеба проистекала из общинной жизни катарской Церкви: трапезы были в обязательном порядке общими, а когда совершенный шел к верующим, покидая свой «дом», он должен был делить дорогу с товарищем. В любом случае, перед тем, как поднести кусок ко рту, все Добрые Христиане должны были произносить Молитву Господню, полученную ими перед крещением. Хлеб благословлял Старший общины или старший по возрасту среди присутствующих совершенных, а во время преследований даже один совершенный. Этот благословленный хлеб раздавали по кусочку всем сотрапезникам, христианам и простым верующим, пока не оставалось ни крошки. Пьер де Лузенак описал церемонию подобного угощения:
«В начале трапезы Пьер Отье взял полбуханки хлеба и, стоя, держа этот хлеб на салфетках, которые положил себе на плечо, начал говорить над ним Pater Noster, а потом сказал еще раз, но как бы сквозь зубы. Затем он разрезал этот хлеб своим ножом, и положил его на столе вначале перед собой, а потом и перед каждым из нас. Сказал мне тогда, что они называют этот хлеб хлебом Святой Молитвы…»
Каждый верующий, получив этот хлеб, просил: «Благословите, господин», и совершенный отвечал каждому: «Пусть Бог благословит». Эта практика, напоминающая обряды ранней христианской Церкви, не имела никакой евхаристической ценности: мы уже видели выше, что катарский дуализм избегал всякой символизации-сакрализации видимого, и тем более, страдающего тела. Следует истолковывать значение преломления благословленного хлеба в свете комментариев катаров к фразе «хлеб насущный» их Святой Молитвы, Pater.
Все Ритуалы, латинский или окситанские, подают нам одну и ту же формулу: «хлеб присносущий» вместо католического «хлеб насущный». Вот как объясняет это латинский Флорентийский Ритуал:
«(Хлеб присносущий, который христианин просит дать ему сегодня) это закон Христов, данный всем народам…
Мы разделяем тот же хлеб и ту же чашу (1 Кор. 10, 16-17), и это означает, что мы участвуем во всем этом в духовном смысле закона, пророков и Нового Завета… Сказано: «Примите, едите, вот тело Мое, отданное за вас». Это означает: эти духовные заповеди древних Писаний есть тело Мое, и для вас они были переданы людям…»
Катарские комментаторы к Pater интересовались только небесным хлебом, хлебом духовной доктрины, и явственно отличали его от хлеба - земной пищи. Благословленный хлеб был всего лишь образом, остатками практики первой Церкви, полностью связанной с Молитвой Господней, священной молитвой Добрых Христиан. Окситанский Ритуал из Дублина даже расширяет значение хлеба присносущего до хлеба Жизни и Любви:
«Ибо милосердие/любовь называется хлебом присносущим, поскольку оно вознесено над всеми другими субстанциями, явлениями, духом, жизнью, душой, сердцем, телом, и в этом хлебе все эти субстанции согласуются… Те, кто получает дар милосердия/любви, становятся совершенными в глазах их Бога, как вкусившие хлеба живого, сошедшего с небес для просвещения Евангелием…»
Это единственный след символизма - но не сакрализации видимого - который можно проследить в практике катарской Церкви, этого христианства без распятия. Хлеб Святой Молитвы - это ритуализированное воспоминание о хлебе Жизни, сошедшим в этот мир для духовного насыщения Словом, звучащем в Святой Молитве… Тончайшая смесь диалектики и - почти - мистики, эти наслоения значений обряда были забыты последними верующими, которые в своем духовном и моральном одиночестве использовали его в несколько суеверном, но таком трогательном ритуале.
Кроме духовного крещения и благословения хлеба, катарская Церковь практиковала и другие христианские обряды, как обмен поцелуем Мира (между мужчинами и между женщинами, а между представителями разных полов через посредство Книги), а также обряд общего коллективного покаяния, servici или aparelhament, описанный в Лионской рукописи. Этот обряд был актом раскаяния в грехах, - но очень незначительных! - в которых община катаров признавалась перед иерархом своей Церкви, а иногда и Старшим.
«Предстали мы пред Господом, и перед вами, и перед орденом Святой Церкви, чтобы принести покаяние и получить прощение всех грехов наших… и просим милости Божьей и вашей, дабы вы молили за нас святого Отца милосердного простить нас.
О Господи, осуди и покарай пороки плоти нашей, обреченной на тлен и разрушение. Но возымей сострадание к душе, заключенной в темнице плоти, и дай нам… коленопреклонения, и посты и молитвы и проповеди, как это заведено у добрых христиан…»
Конечно же, под этими «пороками плоти» следует понимать вовсе не смертный грех и не отступление от обетов целомудрия Добрых Христиан - а последствия того, что Латинский Ритуал называет «плотским или телесным искушением», то есть, не дьявольским, а неизбежно вытекающим из самой природы телесной тюрьмы. В такой ритуальной форме христиане просили покаяния, чтобы очистить дух, все еще содержащийся в этой тюрьме, от физических последствий этого телесного искушения. Заметим, к тому же, что эта практика публичной и коллективной исповеди, как и все обряды катаров, унаследована от ранней Церкви. Наличие этих обрядов доказывает существование настоящей церковной организации и иерархии между христианами. Как и всякая христианская Церковь, Церковь катаров была организована по типу ордена - и это признают не только ее Ритуалы, но и современные катарам абсолютно профанные тексты, как биографии трубадуров. Жизнеописание трубадура Раймона де Сен-Антонен сообщает нам, что его дама, виконтесса Пенне д’Альбижуа, узнав о его смерти, с горя se rendet en l’orden dels heretges (отдалась ордену еретиков). Однако, если мы видим в катарской Церкви монашеский орден христиан, спасающихся в миру, но соблюдающих правила, то это всего лишь первый шаг к ее пониманию. Монашеская по правилам, священническая по церковной организации, Церковь Добрых Христиан была институцией, уникальной в своем роде.