Истинный образ. ч. 5. Gleisa de Dio. Метафизика. Продолжение.
ДВОЙНОЕ ТВОРЕНИЕ
Таким образом, смысл цитируемого отрывка из Пролога Евангелия от Иоанна выглядит так: всё чрез Него стало быть - то есть, то, что реально «есть» стало быть чрез Него. Наоборот, «без Него ничто стало быть» - то есть, то, что по-настоящему «не есть», то, что «без любви», согласно выражению святого Павла, которое охотно цитировали катары: «…если не имею любви, - то я ничто» (1 Кор. 13, 2).
Это ясно означает, что катары различали два творения: истинное, дела которого на самом деле «есть», то есть, творение Божье («Всё чрез Него начало быть»); и иллюзорное, дела которого не имеют истинного бытия, этот видимый мир, ассоциируемый ими с «небытием» («а без Него ничто начало быть» или же, «все вещи без Него начали быть», как сказал Пьер Отье). Видимый мир, «этот мир», не является творением Божьим. Он возник из другого начала.
Обычно под дуализмом понимают моральное противостояние добрых и злых дел в этом мире, их антагонизм. В этом смысле, все христианские Церкви, которые верят в Бога и дьявола, являются дуалистическими. Но настоящий дуализм предполагает абсолютную независимость корней добра и зла по отношению друг к другу. Два источника, начала, principiels, как говорится во вступлении к Книге о двух началах с красноречивым названием. Или в прагматическом пересказе цистерцианца Рауля де Коггшелла о том, что говорили катары Шампани: «Эти люди не верят ни в то, что Бог управляет делами человеческими, ни в то, что Он производит какие-либо действия или имеет власть над земными созданиями…»
Христиане-катары основывали свой метафизический дуализм не только на прочтении строфы Пролога к Евангелию от Иоанна: у нас еще будет возможность встретить в их писаниях много других цитат из Нового Завета (но все я их здесь приводить не стану). Просто пример интерпретации nihil/nient/«ничто» наиболее значителен и служит поводом для многих споров и комментариев от средневековой эпохи до наших дней. Мы уже встречались и с метафорой о добрых и дурных деревьях, которые, согласно святому Матфею, дают добрые и дурные плоды. Катарские Доктора с легкостью воспользовались этим в великих философских дебатах своего времени, противопоставляя идеям старого августинианства веяния Аристотеля, не так уж давно попавшие в Западную Европу, через посредничество арабских интеллектуалов. Монета Кремонский, автор обширной Суммы против катаров, показывает, как они основывали свою диалектику на Логике Аристотеля: «Противоположные принципы являются противоположностями», следовательно, добро и зло, являющиеся противоположностями, происходят от противоположных принципов.
Анонимный Трактат катаров, частично находящийся в рукописи, где его пробует опровергнуть Дюран де Уэска, продолжает параграф за параграфом излагать эту идею, и почти целиком посвящен метафизике двойного творения.
«Но хотя они многочисленны, те, кто как можно меньше заботится о другом мире и других творениях, и интересуются только тем, что можно видеть в этом мире - суетные, злые и преходящие - и которые, без всякого сомнения, из небытия вышли, и в небытие вернутся; мы же говорим, что существует иной мир и иные творения, непреходящие и вечные, на что мы полагаем всю нашу радость и всю нашу надежду…
Об этом мире, злобном и скверном, «который во зле лежит» (1 Ио. 5, 19), апостол Иаков сказал в своем Послании: «Прелюбодеи и прелюбодейцы! Не знаете ли, что дружба с миром есть вражда против Бога?»… (Иак. 4, 4)…
Мы верим, что есть Царствие, о котором Христос сказал: «Царство Моё не от мира сего» (Ио. 18, 36)…
Мы верим, что есть новая земля и новое небо, о которых Господь говорит также... И Пётр говорит в своем Послании: «Впрочем мы, по обетованию Его, ожидаем нового неба и новой земли, на которых обитает правда» (2 Пе. 3, 13). И Иоанн говорит в Откровении: «И увидел я новое небо и новую землю» (Откр. 21, 1)»
Этот видимый мир, в котором ничто не стабильно и всё подвержено разрушению и смерти, этот видимый мир, являющийся жертвой хаоса и зла, страданий, насилия, этот мир иллюзий, является иллюзорной попыткой творения злого начала. Через сто лет после написания Трактата о двойном творении анонимным катарским Доктором, последние окситанские Добрые Люди всё еще проповедовали в своем подполье:
«Есть два мира: один видимый, другой невидимый. Каждый имеет своего бога. У невидимого мира - благой Бог, который спасает души. У другого, видимого, - злое божество, создавшее вещи видимые и преходящие…»
Пьер Клерг, еретический приходской священник Монтайю, оставался священником до тех пор, пока не умер в застенках Инквизиции Памье во время следствия, проводимого Жаком Фурнье. Он никогда не был служителем катарской Церкви, а наоборот, поступал против учения катаров, ведя либертинскую и даже разгульную жизнь, сумел выразить высокопарным слогом саму сущность дуалистического христианства, которое всегда соблазняло его в интеллектуальном плане:
«Бог создал только духов, и они не могут исчезнуть или погибнуть, ибо все дела Божии пребывают вечно; но все тела, которые можно видеть или чувствовать, и все вещи, как небо и земля, и всё, что в них, за исключением только духов - то их создал дьявол, князь мира сего, и поскольку он их создал, то всё в этом мире подвержено разрушению, и ничто не является постоянным и нетленным».
Больше, чем добро и зло в моральном смысле, катаризм противопоставлял вечное и преходящее, истинное и иллюзорное, нетленное и разрушаемое, бытие и ничто: это более онтологический и метафизический дуализм, чем этический. Бог любви Добрых Христиан не имел никакого отношения к проблемам и бедствиям этого мира: это не Бог отмщения, гнева и смерти; это не грозный судия, это не безжалостный устроитель очистительных закланий. Это начало бытия и вечности. Смерть изобрел дьявол.
Ибо злое начало, в хаосе своего реального бессилия, может только создавать жалкую пародию на творение Божье: князь мира сего творит иллюзии, и не может дать своим творениям нетленной природы. И анонимный катарский Доктор приводит в подтверждение своих рассуждений Книги Премудрости Ветхого Завета, в частности Экклезиаст:
«О подобных вещах сказано в Книге Премудрости: «Всякая вещь, подверженная тлению, исчезает, и сделавший ее умирает с нею» (Сир. 14, 20)… и еще: «и все - суета! Все идет в одно место: все произошло из праха и все возвратится в прах» (Эккл. 3, 19-20).
Но о вещах благих и вечных мы тоже читаем в Книге Премудрости: «все дела Господа весьма благотворны» (Сир. 39, 21); и еще также: «Ты любишь все существующее, и ничем не гнушаешься, что сотворил, ибо не создал бы, если бы что ненавидел» (Прем. 11, 25)…»
В этом мире нет ничего, что было бы от Бога. Катары не сакрализовали ничего видимого. Visibilia и corruptibilia, видимость и тленность, без бытия и без любви, были созданы без Бога. Но Богом был создан мир истинный и вечный, и он - от Бога.
ОДЕЖДЫ ИЗ ШКУР И ТЕЛЕСНЫЕ ТЮРЬМЫ
«Вот, чужое божество, а вот наша земля, а вот та, что не наша. Так говорит Господь в том же тексте: «Так Я пересмотрю овец Моих и высвобожу их из всех мест, в которые они были рассеяны в день облачный и мрачный…» (Иезек. 34, 12)…»
Анонимный трактат катаров оставляет эту землю чужому божеству: мир овец Господних - не тот мир, князем которого есть Сатана. Более того, эти овцы Господни, творения Божьи, являются узниками мрачных мест: фактически, как сказал приходской священник Монтайю, в этом мире всё создано дьяволом, «за исключением одних духов». Человеческое бытие - это соединение двух творений: они смешиваются в нем. Однако, принцип зла не мог бы сотворить ничего даже по видимости - поскольку всё, что он ни делает, обречено на распад и разрушение - если бы он не захватил искру бытия и вечного творения: коварством, насилием, обманом, потрясением - так объясняют это источники катаров, привнося в свои символические мифы образы первоначального падения или соблазна, когда смешалось бытие и небытие. И из этого хаоса злое начало стало производить неумелые и нестабильные формы. Мир смешения двух натур…
Человек, по своему телу и плоти, предназначенной на смерть и тление, является созданием зла. Но его вечная душа, искра светлого творения, падшая в рабство «одежд из шкур», «телесных тюрем», предназначена к жизни в «новой земле», в истинном мире истинного Бога.
«Ибо народ Божий давно отделился от своего Господа Бога. А отделился он от совета и от воли святого Отца своего по той причине, что дал обмануть себя злым духам и подчинился их воле. Но мы знаем и верим, что святой Отец пожелал помиловать Свой народ и принять его к себе в мире и согласии; для этого послал Он сына Своего Иисуса Христа, когда пришло время милосердия.»
Окситанский Ритуал (Лионская рукопись), несущий это послание надежды, выразительно говорит об одеждах из шкур, являющихся тюрьмами зла:
«И Иуда, брат Иакова, говорит нам в Послании своем, дабы мы знали: «Гнушайтесь даже одеждою, которая осквернена плотию» (Иуд. 23)…»
В этом одеянии - плотской тюрьме - спит божественная душа в забытьи своей небесной отчизны. Насилием, соблазном или страхом князь мира сего завладел ею. Ни теологические трактаты катаров, ни Ритуалы не дают нам никаких сведений о том, что происходит с душой, когда она переселяется из тела в тело. Однако свидетельства перед Инквизицией верующих или даже Добрых Христиан, к счастью, дают нам кое-какую информацию на эту тему. Пьер Маури из Монтайю объясняет епископу Памье, что он понял из проповедей Добрых Людей, и его позднее (начало XIV века) свидетельство мало чем отличается от теологических антикатарских Сумм XIII столетия:
«Они говорили, что когда человеческая душа выходит из тела, и до того момента, пока она не войдет в другое тело, она не имеет отдохновения, ибо огонь Сатаны, или чужого божества, пожирает ее всю. Но когда она входит в тело, то она может тогда отдохнуть и не страдать больше от огня, потому что этот огонь не может больше жечь ее».
Злое начало пытается также поддерживать видимость реальности своего злобного творения, удерживая украденные им Божьи искры в телах насилием или соблазном. От воплощения до воплощения божественная душа продолжает существовать в бесконечности времени, имитирующей вечность, в пространстве, иллюзорного проявления мира, чужого Богу. Ситуация выглядит патовой: начало Добра и Бытия находится вне времени, вне видимого мира, в бесконечно светлом мире добрых духов, в вечности. Видимый и преходящий мир, устроителем и управителем которого является злое начало; мир, где души людей, от воплощения к воплощению, спят в тленной, бесконечно обновляющейся материи, в забытьи своего божественного происхождения. Но Бог, в Своей бесконечной любви, не остался безучастно взирать на это из мира света. Он «сжалился над Своим народом» и вмешался в мир, который не Он создал, через «пришествие Сына Своего, Иисуса Христа».