Истинный образ катаризма. Ч.4 Узнаваемые повсюду. Продолжение

[credentes]

КАТАРЫ РЕЙНСКИХ ЗЕМЕЛЬ

Архиепископ Кёльна и избранный в Льеже епископ в 1135-1139 гг. обнаружили организованные группы еретиков, открыто исповедующие катарские доктрины, а также стали свидетелями массовых коллективных сожжений в 1143 г. (Кельн) и в 1144 г. (Льеж). В 1145 г. капитул кафедрального собора в Льеже послал к папе Луцию II кающегося еретика по имени Аймерик, с письмом, прекрасно описывающим практики этих «сектантов»:


«Эти еретики делятся на группы. У них есть слушатели, которые только начинают вовлекаться в ошибки; верующие, которые уже вовлечены, и «христиане», среди которых есть священники и прелаты, как и у нас. Богохульство этой злосчастной ереси состоит в том, что они отрицают очищение от грехов путем крещения, считают ничтожным таинство тела и крови Христовой, говорят, что возложение рук епископа не значит ничего, ибо никто не может получить Духа Святого, предварительно не заслужив этого добрыми делами, осуждают брак, проповедуют, что нет иной католической Церкви, кроме их Церкви, и считают всякую клятву преступлением…»

В этом письме также указывается, и это очень важно, что в Шампани, в местности Мон-Эме, ересь распространилась «по всей земле», и это всем известно. Мон-Эме расположено в непосредственной близости от Вертюз, где столетием раньше, без сомнения, существовала диссидентская группа, которую хронисты скрыли за образом крестьянина Лиотара. Столетием позже мы снова встречаем Мон-Эме, но уже в мрачных хрониках широкомасштабных католических репрессий.

Документальные источники, происходящие из Кёльна, также очень подробны. Эвервин, аббат премонтрантов из Стейнфельда, в адресованном Бернарду из Клерво письме, написанном чуть позже цитируемого выше льежского послания, рассказывает о массовой казни на костре в 1143 году, свидетелем которой он был.

Обнаружили недавно у нас, возле Кёльна, еретиков, некоторые из коих вернулись в Церковь… Двое из них, те, кто считался их епископом, и его товарищ, спорили с нами на собрании клириков и мирян, где присутствовал сам монсеньор архиепископ и благородные дворяне. Они защищали свою ересь словами Христа и Апостола (Евангелием и Посланиями)…

… Они были брошены в костёр и сожжены. И наиболее удивительное то, что они не просто сносили муки огня с великим терпением, но входили туда и переносили их с радостью…

Те из них, кто вернулся в Церковь, сказали нам, что огромное количество их распространилось почти повсюду, и что среди них есть множество наших клириков и монахов. Те же, которых сожгли, говорили нам в свою защиту, что эта ересь укрывалась от времен апостолов до наших дней, и что она пребывала в Греции и других землях. Эти люди, еретики, называют себя «Апостолами», и у них есть папа.»

В этом письме, где всячески делается ударение на том факте, что еретиков забрала силой толпа и швырнула в костёр, хотя образованные клирики, кажется, были заинтересованы в дискуссиях и обмене аргументами, очень четко засвидетельствовано, что эти «наследники апостолов» осознавали свою принадлежность к «универсальной Церкви». Они знали, что их братья есть повсюду - от Рейнских земель до Греции, и они недвусмысленно заявляли о своей апостольской преемственности.

Через двадцать лет, и вновь в Кёльне, перед еврейским кладбищем были сожжены четверо «совершенных» и одна девушка. Экберт де Шёнау, каноник кафедрального собора, хорошо знал их среду и практики. Он дискутировал с ними в Бонне, записывал их аргументы. Немного позже он полемизировал с сорока еретиками в Майене, организовав их розыск в городе. Он написал против них ряд проповедей, и именно из-под его пера появилось название и этимология, которым была суждена такая слава: «Эти еретики не стесняются, - писал он, - называть себя Сatharos, что значит «чистые».

Название привилось, и целые теологические и полемические католические суммы XIII века под названием Adversus catharos hereticos (против еретиков-катаров) были составлены и написаны в Италии. Да и сегодня слово «катары» является наиболее распространенным для обозначения дуалистических христиан Средних веков, которые сами, однако, не называли себя иначе, как христиане... Можно дискутировать об истинной причине употребления этого слова и его этимологии. Конечно, Экберт хорошо знал этих «катаров», но он был их противником, его текст является католической пропагандой, он заинтересован в том, чтобы их очернить. Слово «чистые» под его пером приобретает значение выражения безмерной гордыни этих людей, осмеливающихся претендовать на верховенство среди христианских общин.

Фактически, в более ранних текстах, происходящих из Рейнских земель, архиепископ Кельна и епископ Льежа употребляют для обозначения этих сомнительных христиан слово саti, catti, по-немецки Ketter (катар), потом, возможно, Ketzer (еретик). Жан Дювернуа выдвинул гипотезу, что слово cattus имеет этимологическую связь со словом catus (кот). Таким образом, еретиков высмеивали и обвиняли их в поклонении дьявольскому животному, которым в Средние века считался кот (так же, как их обычно обвиняли в ужасном разврате и колдовских практиках). Это очень соблазнительная идея, тем более, что латинский перевод с народного языка слов «catti» или «cathari» как «чистые», приобретает популярность уже после Экберта де Шонау.

Десять катаров также были сожжены в Страсбурге в 1211 г. Потом можно проследить кое-какие сведения, разве что двигаясь по мрачному маршруту Конрада Марбурского, которому папа доверил прединквизиторскую миссию, пока в 1227 г., в Эрфурте, его не убили; а также идя по следам его соратников по репрессиям, устроивших ужасную, безжалостную кампанию преследований.

Уже к середине XIII века рейнский катаризм был уничтожен. Он был очень важным феноменом, привлекавшим верных в основном из городского населения, особенно в епископальных городах, своими учеными и эрудированными проповедями, большинство из которых произносилось, возможно, бывшими католическими клириками, обращенными в катаризм. Случай, лингвистическое лукавство или полемическое оскорбление обессмертили их под именем катаров.

ПУБЛИКАНЕ ШАМПАНИ

Имея репутацию очага распространения западноевропейского катаризма еще в самих средневековых источниках (письмо капитула Льежа папе Луцию), регион Вертюс - Ле Монт Эмме, на юго-западе Шалона на Марне, был и в самом деле, как это не удивительно, началом и концом катаризма в Шампани. И крестьянин Лиотар эпохи Тысячелетия, и огромный костёр середины XIII века - всё это срез времени на одном пространстве.

Гвиберт, аббат Ножена, в хронике своей жизни вспоминает об обнаружении двух крестьян-еретиков в Суассоне. Двое их товарищей, прибывших из Дорманс, разделили их судьбу: подвергнутые испытанию водой, они были затем сожжены толпой, когда местный клир участвовал в соборе в Бове, и это позволяет датировать вышеописанные события 1114 годом. Некоторые замечания, приводимые Гвибертом для описания учения этих еретиков, ясно позволяют узнать в них катаров. Они постоянно цитируют Евангелие, отрицают католическое крещение маленьких детей, называют своё собственное крещение «крещением Словом Божьим». Они выказывали неподдельный ужас перед таинством причастия; осуждали брак и телесный союз, разрешали женщинам находиться среди них. Однако католический хронист утверждает, что они избегали всякого смешения полов: мужчины ночевали с мужчинами, а женщины - с женщинами. Гвиберт также добавляет своё личное впечатление, что из всех, описанных святым Августином ересей, к этому новому заблуждению, «распространившемуся по всему латинскому миру», ближе всего манихейская ересь.

Социальное положение катаров Шампани XII века явственно было более скромным, чем их рейнских собратьев, которые удобно устроились в больших епископальных городах, и с которыми не считал для себя зазорным дискутировать высокопоставленный католический клир. В 1180 г. клирик Жерве де Тильбери попытался соблазнить пастушку в местности возле Реймса. Когда она осталась глуха к его домогательствам, это уверило его в том, что она - одна из этих ненормально целомудренных еретиков. И она на самом деле оказалась еретичкой. Ее сожгли живьем. В 1204 г., в Брейне, опять сожгли простых деревенских жителей. Это была торжественная казнь в присутствии графа и графини Шампани. Чуть раньше, в 1200 г., в Труа, той же мучительной казни было подвергнуто восемь «публикан», как пишут хронисты Обри де Труа-Фонтен и Цезарий Гейстербахский. Среди них было пятеро мужчин и три женщины - «три отвратительные старухи» - как говорит Обри.

Некоторые подробности того, что исповедовали публикане Шампани приводит английский цистерцианец Рауль де Коггшелл:

«Они осуждают брак, проповедуя девственность, чтобы прикрыть свое лицемерие. Они отвращаются от молока… и всякой пищи, происходящей от совокупления. Они не верят в огонь чистилища после смерти, но считают, что как только душа отделяется от тела, то она получает либо покой, либо проклятие. Они не признают никаких Писаний, кроме Евангелий и Посланий…

Другие лица, пытавшиеся разобраться в их тайнах, говорили, что эти люди не верят в то, что Бог озабочен делами человеческими, и что Он как-либо действует и имеет какую-либо власть над земными созданиями, но они верят в то, что восставший ангел, которого они называют Люзабель, является творцом всего физического мира, и всё в этом мире подчинено ему. Они говорят, что дьявол создал тело, а Бог создал душу и поместил ее в тело, и потому всегда существует жестокая борьба между телом и душой…»

Несмотря на искажения - полусознательные, а наполовину от непонимания, содержащиеся в речи этого ученого католика, здесь явно вырисовывается образ, в котором достаточно четко можно угадать «умеренный дуализм». О нем мы еще будем говорить, описывая доктрины Церкви Добрых Христиан. Этот документ последней четверти XII века представляет собой первую попытку раскрытия глубин метафизики катаров.

XIII столетие было фатальным для публикан Шампани, так же, как и для их рейнских собратьев. «Подвиги» Роберта де Бугра, бывшего катара, ставшего доминиканцем, которому папа доверил прединквизиторскую миссию в Шампани, подобны тем, которые Конрад Марбургский совершал в Германии. Правда, карьера Роберта кончилась плохо: его полномочия были приостановлены, а сам он был осужден к вечному заточению. Однако, в конце своей карьеры, 13 мая 1239 г., он еще успел устроить огромный массовый костёр в Мон Эме, на котором погибли сто шестьдесят три Добрых Христианина, на глазах у графа Тибо, трувера, его баронов и огромной толпы.

Таким образом, была уничтожена большая часть того, что Никита назвал в Сан-Фелис-де-Лаурагэ «Церковью Франции». Но в отличие от Монсегюра - поскольку часто сближают и сравнивают эти два события - престол Церкви Франции вовсе не был сосредоточен в пределах замка Монт Эме, руины которого на вершине холма до сих пор видны отовсюду. Общины катаров перед организованными Инквизицией облавами были очень многочисленны и имели «дома» в окружающих деревнях (например, Морайнес). Добрых Людей привели в замок только затем, чтобы осудить и казнить. Однако, в регионе Монт Эме наблюдалось своего рода «назревание нарыва», как выразился Жан Дювернуа. Так, в свое время Инквизиция Юга поступила с Монсегюром, позволив сконцентрироваться там большому количеству Добрых Христиан, чтобы, когда настанет день, одним ударом обезглавить всю катарскую Церковь. Тот же самый процесс произошел несколькими десятилетиями позже в Италии.

ВНОВЬ ПУБЛИКАНЕ В БУРГУНДИИ, НО ФИФЛЫ ВО ФЛАНДРИИ

XI столетие известно активной еретической деятельностью в регионе Аррас. В первой четверти XII столетия проповедник в монашеском облачении, Танхельм, поднял городское население Фландрии против злоупотреблений католического клира: однако нет никаких доказательств, что это движение выходит за рамки простого спонтанного евангелизма тех времен, а вот во второй половине столетия мы видим настоящие репрессии против еретиков, подобных тем, с которыми боролся в Аррасе архиепископ Реймский.

После периода ордалий (испытаний каленым железом), типичных для цивилизации германского права в тех местах, загорелись костры: Робер ле Бугр перенял эстафету у епископа Реймса и епископа Арраса. В 1235-1236 гг. в Дуэй и Камбрэ было сожжено пятьдесят человек, среди которой были представители местной аристократии. Потом еще сто человек было арестовано, и большинство из них сожжено в Лилле и Аске.

Филипп Моске, трувер из Турнэ, автор Песни на французском языке, где описываются эти репрессии, говорит о том, что преследуемые еретики назывались буграми или Catiers - очень интересное с лингвистической точки зрения слово, являющееся слуховой транскрипцией латинского слова cattus, встречающегося в рейнских документах. Этимология и значение слова «фифлы», часто использующегося для обозначения фламандских катаров, нам неизвестны.

В Бургундии следы катаров следует искать, конечно же, в Вэзелэ, на этих «вдохновенных холмах». В монастыре святой Магдалины, на Пасху 1167 г., состоялся скорый процесс в присутствии архиепископа Лионского, епископа Лаона и Невера, а также лично аббата Вэзэлэ над несколькими еретиками, арестованными в тех же местах. 10 апреля 1167 г. семеро из этих «публикан» были сожжены неподалеку от монастыря в Валь д’Экуэн. Бургундский катаризм происходил из очень клерикальных слоев, что подтверждается событиями в Невере на переломе XII-XIII столетия. Бернард, декан кафедрального капитула, был обвинен в ереси. Гийом, каноник и архидиакон, благородного происхождения, был осужден епископом Оксерр. Но ему удалось бежать в Лангедок, и хроника Пьера де Во де Серней показывает нам его в 1206 г. в Сервиане, у зятя великой катарской дамы Бланш де Лаурак, где под именем Тьерри он дискутирует с Домиником де Гусманом и епископом Осма.

Епископ Оксерр также преследовал и сжег нескольких публикан в Шарите-сюр-Луар, в самом Оксерр, где он сотрудничал с вездесущим Робером ле Бугром. Среди жертв были богатые горожане и местная знать; среди обвиняемых - деревенский приходской священник.

Мы также знаем о том, что епископ этой Церкви Франции, Робер д’Эпернон, участвовал в 1167 г. в «катарском соборе» в Сан-Фелис-де-Лаурагэ, возглавляемом Никитой. Главным организатором гибели этой Церкви был, без сомнения, инквизитор Робер ле Бугр. Документы дают нам возможность увидеть открытость и социальное разнообразие этой Церкви: простонародная в Шампани, клерикальная на Рейне и в Бургундии, бюргерско-аристократическая во Фландрии. Не знаю, стоит ли уделять этим деталям слишком много внимания, ведь средневековые источники не являются полностью адекватным отражением реальной социальной ситуации в Церкви. Но не забудем, что с такой же расстановкой сил мы сталкивались и на Востоке - если богомилы в Константинополе и Боснии принадлежали к высшему обществу, то богомилы, живущие на территории огромных болгарских землевладений, были, в основном, убогими. В Окситании же - позволим себе забежать вперед - катаризм получил исторический шанс вплестись в социальную ткань всего общества.