Истинный образ катаризма. Часть 1-я. Средневековое христианство
ПЕРВАЯ ЧАСТЬ
СРЕДНЕВЕКОВОЕ ХРИСТИАНСТВО
ОТКРЫВАЯ ГОРИЗОНТЫ…
Первые идеи, вышедшие из лагеря историков, изображали катаризм очень односторонне, сводя его к какому-то необъяснимому экзотическому цветению в маленьком окситанском садике на острове, посреди неподвижного, застывшего океана средневековой религиозности. Таким образом, катаризм представляли как некий изолированный феномен, вне пространства, времени и истории.
Также очень часто наблюдалась тенденция ассимилировать катарскую мысль и Окситанию. С одной стороны, это понятно, поскольку Церкви Добрых Христиан лучше известны нам, благодаря инквизиторским источникам и хроникам репрессий, именно в этом регионе, чем в остальной Европе. С другой стороны, пост-романизм и пост-романтизм объединили катаров и трубадуров и подняли на щит мечту о средневековой цивилизации радостей жизни и толерантности, существовавшие на Юге современной Франции. Однако, катаризм был распространен по всей Европе, от Балкан до пролива Ла-Манш (не говоря уже о его безуспешных попытках проникнуть на Британские острова…) и даже, частично, в Малой Азии, где он, по-видимому, предпочитал места оживленного торгового обмена.
Катаризм был, по сути, христианским движением, одним из многих - хотя и уникальным - вдохновленных пылким спиритуализмом и непрерывно сотрясавших доминировавшую догматику Римской Церкви от золотого века Каролингов до протестантской Реформации.
Потому необходимо решиться открыть великие горизонты катаризма и бесстрашно устремить взгляд на пространства европейской истории X-XV веков.
I
ПУЛЬСИРУЮЩИЙ И БРОДЯЩИЙ КОНТЕКСТ
Начиная с эпохи Тысячелетия, то есть, с того момента, с которого появляются интересующие нас документы, когда католический монашеский чин, запершись в престижных аббатствах, занимался интеллектуальными и философскими изысками, а священнический чин, сельские и городские попы, преимущественно жили в атмосфере всеобщего бескультурья, христианский народ был охвачен волнениями и поисками возврата к евангельским идеалам бедности, чистоты нравов и проповедей Слова Божьего.
И клирики, и светские люди, снимались с насиженных мест и проповедовали. Некоторые такие движения были индивидуальными инициативами, иные были позитивно восприняты Римской Церковью (Роберт д’Арбриссель и орден Фонтенвро, Франциск Ассизский и братья-минориты, Доминик де Гусман и братья-проповедники). Были среди них и диссидентские движения, призывавшие к реформам, как в области догматики, так и нравов, из которых начала формироваться контр-Церковь. Кто-то из этих диссидентов вдохновлялся проповедями Иоахима Флорского об Апокалипсисе и доходил даже до «пред-революционного» экстремизма, с его классовыми и социальными эксцессами, а кто-то оставался исключительно на дороге надежд на Царствие Небесное.
ОБНОВЛЕНИЕ В СРЕДЕ КАТОЛИЧЕСКИХ ИНТЕЛЛЕКТУАЛОВ
В ходе грегорианской Реформы, которая стала первой попыткой католической Церкви на переломе XI-XII веков ответить на новые проблемы, возникшие в западноевропейском христианстве после установления мира в Европе, бенедиктинцы и цистерцианцы жили изолированно, укрывшись за стенами своих аббатств - сначала романских, потом готических - и за «деревянным языком» своей церковной латыни.
На уровне простого христианского народа наиболее видимым эффектом грегорианской Реформы стала регламентация брака: сожительство без таинства приходских церковных служителей было так же жестко запрещено, как настоятельно устанавливался брак в качестве таинства для мирян. Однако бескультурье низшего клира продолжало оставаться повсеместным явлением.
Конечно же, новый, рожденный Реформой, монашеский орден цистерцианцев выказывал в первой половине XII века больше активности, чем старый престижный орден Клюни, где бенедиктинцы преимущественно удовлетворяли свое стремление к искусству - роскошной архитектуре и украшениям своих огромных аббатств, красочным и тонким миниатюрам в манускриптах, переписываемых в их scriptoria - и стремление к теологическим исследованиям, рефлексиям, комментариям, глоссам и толкованию Писания, которыми они неустанно снабжали эти самые scriptoria - огромные мастерские-библиотеки, где монахи-переписчики сменяли монахов-мыслителей.
Орден Сито был основан с двойной целью: некоторого упрощения в стиле и манере бытия, по сравнению с роскошью и избытком бенедиктинцев, а также вовлечения монахов-интеллектуалов в проповедничество христианскому народу, и особенно против еретиков. Потому что еретики к тому времени уже появились. Прекрасным примером цистерцианского вмешательства в дела мира может служить кампания Бернара из Клерво, «светоча Сито», будущего святого Бернара, который, в середине XII столетия, в сопровождении хрониста Жоффре д’Оксерр, совершил турне по Альбижуа и Тулузен с проповедями против предположительно арианской ереси монаха Генриха. Однако, в тех землях святой Бернар встретил еретиков нового поколения, и в своей среде стал называть их «Альбигойцами». Поскольку «в полевых условиях» он не смог найти достаточно убедительных аргументов против них, то опроверг их тезисы письменно, позже, в тишине своего бургундского аббатства, в проповеди против «ариан» или «ткачей» (вторая проповедь in сanticam).
Пастырская деятельность цистерцианцев, как одна из первых попыток реакции католической Церкви на духовные искания христианского народа, была не очень хорошим ответом: эти духовные искания требовали чего-то более пылкого и непосредственного.
Тем временем цистерцианский монах из Калабрии Иоахим Флорский во второй половине XII столетия на кончике своего пера дал кое-какие ответы, ставшие достаточно серьезными аргументами в ту эпоху, когда духовные поиски христианского народа происходили и вне строго ортодоксальных путей. Он получил понтификальное разрешение оставить свою должность аббата ордена Сито, чтобы, поразмышляв в одиночестве, написать и отредактировать пророческий комментарий к Откровению Иоанна: Вечное Евангелие.
Иоахим Флорский был человеком ортодоксии; он решительно противостоял еретикам - «патаренам» Калабрии; он, конечно, никогда даже не воображал себе, какой отзвук найдут его идеи, более или менее правильно понятые, среди алчущих Бога, к чему они их приведут. Он описывал время в терминах Троицы, и провозгласил, что после эпохи откровения Отца и второй эпохи откровения Сына, которая подходит к концу, грядет эпоха Духа Святого, эпоха мира и любви. Его ученики и комментаторы добавили к его идеям множество размышлений и конкретных деталей, после чего, практически независимо от личности автора, стали зваться «иоахимитами». Начиная с XIII столетия, «иоахимизм» породил многочисленные течения религиозной экзальтации, которые пытались выяснить будущую судьбу мира.
Это был, можно сказать, наиболее оригинальный и конкретный вклад ордена Сито в построение обновленного христианства…
Пастушеский летник (капитель) в Минервуа
Однако на переломе XI и XII столетий скромный священник из Западных Марок, Роберт д’Арбриссель, вопреки своим епископальным властям и побуждаемый великим ветром грегорианской Реформы, который в то время еще не утих, увлек за собой целые толпы в поход за евангельскими идеалами. Толпы оборванцев, мужчин и женщин, - конечно же, это вызвало скандал. И когда он получил разрешение основать собственный монашеский орден в Фонтенвро в 1101 году, то встал во главе двойного аббатства - мужчины и женщины жили теперь раздельно, в монашеских домах, и женские дома возглавляли аббатисы. Новый скандал продолжался недолго, но он был симптомом новой религиозности, стремления женщин к духовным поискам. Фонтенвро вскоре стало изысканным убежищем великих дам. Однако на этом событии виден отпечаток порыва женщин к более или менее спонтанным, но всегда ревностным движениям, которые Рим иногда упускал из-под своего ортодоксального контроля.