Жан-Луи Гаск. Однажды была вера. Продолжение
Дорога Азалаис
Давать жизнь прошлому не означает воскрешать мертвых, имитировать их, придавать себе их образ. Самое большее, что можно сделать - это разделить с ними те же пейзажи, немного почувствовать их дыхание на тех же крутых тропах или в шуме листвы, затеняющей, к примеру, дорогу из Массабрака, так называемую дорогу Азалаис.
Азалаис де Массабрак свидетельствовала 18 марта 1244 года перед инквизиторами братом Феррером и братом Дюраном. Пепел мучеников еще не остыл, но возможно, как в 1210 году в Минерве, чтобы избежать запаха гари, тела забросали грязью и землей, «чтобы их еретическая зараза не перекинулась на наших людей».
Азалаис видела огромный костер у подножия горы, видела, как сжигали Корбу, ее золовку, ее племянницу Эксклармонду и других, так много других: двести двадцать мучеников Христовых! Азалаис была младшей сестрой Арпейс.
Мирпуа, Кейе, Лавеланет, Массабрак, Монсегюр.
Старая дорога из Мирпуа в Монсегюр шла вдоль Эрса до Кейе, маленького замка на скале, окруженного деревней с приветливыми, дружелюбными жителями. Затем нужно было пересечь Плантаурель, чтобы достичь замка Лавеланет. На вершине скалы находилась башня, с которой можно было видеть очертания Монсегюра. Дальше прямо шла дорога, которая вела до маленького замка Массабрак. Слева оставалась скала, на которой тоже возвышалась башня с несколькими домами, прилепившимися к камням. Дорога была ограждена большими камнями, и по ней можно было следовать до самого хребта Моренси.
В Моренси нас встречает распятие со странным лицом. Такие знаки свидетельствуют о перекрестке. Некогда распятие было разбито неудачливым охотником, но, к счастью, недавно отреставрировано. В нескольких метрах оттуда, возле больших скал, называемых Ля Дентильера, было найдено множество скелетов времен неолита и бронзового века, а также рука, вырезанная из стеатита. Согласно Жану Трикуару, который посвятил свое исследование этой руке, речь идет о посохе командующего. Я однажды даже видел много лет назад эту интересную руку у мадам и месье Трикуар. Хорошо, что эти артефакты попадают в такие публичные музеи, как музей Монсегюра. Прошлое столь хрупко…
От скалы на краю дороги Монсегюр открывается с нового ракурса на фоне массива Святого Варфоломея и Сулайрака. Если двигаться по хребту, то сначала пересекаешь хутор Муреу, перед тем, как спуститься в Печикейе (Маленькое Кейе) - хотя сегодня это старая разрушенная ферма. Но название, возможно, старое, как и у фермы Ляпассет на соседнем холме. Нам известно, что одна добрая женщина, Раймонда Ляпассет, была сожжена живьем в Монсегюре. Возможно, что все ее детство прошло там, у подножия этой магической горы, которая однажды стала тенью ее могилы.
Дорога петляет через лес и, огибая пик, поднимается на перевал. За дорогой достаточно хорошо следят: она выложена камнями, и это позволяет тем, кто поднимается, не поскользнуться и не упасть в грязь. Лошадям предстоит последний подъем. И вот мы у подножия pog Монсегюр, на Prat dels Cremats, так называемом «Поле Сожженных».
Эту дорогу Азалаис хорошо знала. Она подводила итоги всей ее жизни…
Когда она была маленькой девочкой, в самом начале XIII века, ее мать Фурньера де Перейль оставила своего мужа Гийома Рожера де Мирпуа, получила посвящение consolament и облеклась в монашеские одежды. Сначала она управляла домом добрых женщин в Лавеланете, но также и в Монсегюре, как свидетельствовали перед Инквизицией оба брата Азалаис, Раймонд де Перейль и Арнод Рожер де Мирпуа. Церковь добрых христиан жила в ту эпоху в мире и быстро распространялась. Множество общинных религиозных домов, служивших одновременно мастерскими, открывались в городах и деревнях, и каждый мог их видеть и посещать. В Мирпуа насчитывалось как минимум пятьдесят таких домов перед крестовым походом!
Однажды Фурньера де Перейль прибыла в Мирпуа в поисках своей младшей дочери, маленькой Азалаис «украдкой», - как уточняла последняя. В Лавеланет, поддавшись уговорам матери, юная Азалаис послушалась ее и получила посвящение из рук доброго человека Раймонда де Мирпуа, диакона, и его товарищей. Получив consolament - крещение посвящения добрых христиан, она, таким образом, стала «облеченной» монахиней, то есть тоже стала носить одежду катарских монахинь. В тот период Азалаис было двенадцать или тринадцать лет. «Это было тридцать шесть лет тому» - уточняет она. Итак, мы находимся в 1208 году, за год до того, как начался крестовый поход, и именно в том самом году, когда старшая сестра Азалаис, Арпейс, умерла в деревне Париж. Напрашивается мысль, что Фурньера, потеряв одну из дочерей, решила, что необходимо держать поближе к себе последнюю, самую маленькую.
Однако через три года религиозной жизни Азалаис оставила общину. Но хотя она и нарушила свои обеты, она все же оставалась доброй верующей. Она вернулась в мир, чтобы выйти замуж за молодого рыцаря Альзю де Массабрака.
Массабрак был милой маленькой деревенькой, расположенной на скале. Над ней возвышалась башня, окруженная маленькими домиками и красивыми садами. Позади нее начинался лес, тянувшийся до самого хребта Моренси. За ним скрывался Монсегюр. Азалаис переехала туда. Она, без сомнения, прожила счастливую жизнь и родила четверых детей - Альзю, Ота, Фей и Раймонда. Вся эта семья, разумеется, относилась к «еретической породе». Это выражение, которое можно перевести как «вовлечение в ересь», взято из инквизиторского словаря. Оно прекрасно демонстрирует, что семьи мелкой лангедокской аристократии были известны не только тем, что позволяли ересь на своих землях, но также тем, что были полностью в нее вовлечены. В их среде катарские добрые люди воспринимались как истинные христиане единственной Церкви, которая после апостолов Христовых могла спасти падших с неба ангелов, давая им крещение Духом Святым.
У подножия другой скалы, на которой возвышается еще один маленький замок, где мы несколько лет спустя обнаруживаем Азалаис - Перейль. Она жила там во времена, когда Альбигойский крестовый поход в течение двадцати лет опустошал этот край. Каркассон отныне был в руках короля Франции, французы оккупировали эти земли, на огромных массовых кострах погибли сотни христиан катарской Церкви - добрых мужчин и добрых женщин. Но в подполье вера оставалась еще нетронутой.
Маленький замок семьи Перейль расположился на зубчатой скале, стерегущей узкое ущелье и дорогу от Дюна до Монсегюра.
Именно здесь в 1229 году в доме некоего Сабатье или, согласно другому свидетельству, некоего Раймонда Бернарда де Перейль умер тяжело больной Альзю де Массабрак.
Как это было в обычае, перед смертью он попросил о принятии consolament. Добрый человек Жан Камбиаир и его товарищ пришли из Монсегюра, чтобы уделить ему таинство.
Пятнадцать мужчин и женщин участвовали в этой церемонии. Весь благородный клан, рыцари и их дамы, собрались у ложа Альзю де Массабрака. Азалаис де Массабрак «оставила своего мужа, чтобы отдать его Богу и добрым людям». Умирающий завещал катарской Церкви пятьдесят тулузских су, «которые он приказал своим наследникам выплатить, если они получат назад свои земли». Значит, надежда на реконкисту все еще теплилась в сердцах мелких окситанских сеньоров.
Азалаис овдовела, а ее сын Альзю все еще был ребенком. Пятнадцать лет спустя он вспоминал перед инквизитором, как часто он ходил дорогой в Монсегюр со своей матерью, чтобы навестить бабушку Фурньеру де Перейль. В 1234 году вместе с Азалаис де Массабрак он прошел по ущельям Перейль, а затем забрался на хребет, который вел в Монферье. Там тоже на скале находилась маленькая деревенька, над которой возвышалась башня. Нужно было пересечь ручей с чистой водой, стекавший с пика Хан (его название, возможно, связано с тем, что он имеет очертания спящей собаки), перед тем, как попасть на дорогу в Монсегюр.
Дорога из Монферье
Сегодня, чтобы добраться до Монсегюра, большинство посетителей едут по главной дороге, которая ведет из Лавеланета мимо деревни Монферье. Несколькими километрами дальше, за хутором Пигаллус возникает вираж, называемый Плянкват. Перед последними серпантинами, ведущими к перевалу Тремблемон, нужно на несколько минут остановиться у края дороги, потому что именно там возникает Монсегюр во всей своей красе, словно порыв ледяного ветра. На вершине пирамиды из известняковых утесов белый замок словно танцует в вечерних облаках, когда солнце садится между бездной и луной. Цитадель, которая показывается перед нами, также, кажется, принадлежит другому времени, и возникает чувство, будто ты прошел через невидимые двери.
И вот мы у подножия pog. Над паркингом дороги из Моренси нужно сойти с шоссе и продолжать путь по нижнему краю поля Prats dels Cremats. Само шоссе спускается в деревню, а потом пересекает долину, чтобы достичь перевала де Ля Пейре. Еще несколько лет назад можно было увидеть слева железный крест над этой дорогой. Он назывался cava (произносится как «кабо») - то есть ров, пропасть. Складывается впечатление, что некогда сюда, к подножию pog ,приходила процессия петь религиозные гимны…
Имеет ли это какое-то отношение к памяти об огромном костре? Каждый год на Святого Иоанна на том же лугу тоже зажигается огромный костер, но во время всех этих праздников забывают, что сожженные живьем в Монсегюре люди умерли не ради того, чтобы сохранить территориальную независимость и праздновать солнцестояние, а просто ради того, чтобы обеспечить спасение своих душ… Невежество, эзотерические и рыночные злоупотребления искажают историю и только вскармливают мифы. Так что не стоит доверять этой сфабрикованной памяти, часто она представляет собой лишь недавние традиции, особенно по поводу прошлого, которое долгое время здесь было проклято.
Название «Поле Сожженных» тоже не старое, даже если оно фигурирует в современном кадастре. Ниже, под паркингом, находится луг, который носит название de la Gleiza - Луг Церкви… Возможно, здесь, у подножия Монсегюра, когда-то было какое-то культовое сооружение, но в какое время и где именно? Современная деревня Монсегюр, скорее всего, образовалась не ранее перелома XV-XVI веков. Таким образом, этот так называемый Луг Церкви - тоже современное название. Оно не фигурирует в современном кадастре, но, возможно, когда-то эта местность принадлежала Церкви. Много слухов кружило в деревне об этих местах, но к прошлому стали относиться позитивно только после исторических открытий середины XIX века. Раньше говорили, что там был сарацинский замок, а в руинах обитают черти… Дорога с крестом, церковь - кажется, что прошлое для местных жителей находилось под каким-то проклятием, требовало определенного экзорцизма.
Однако место казни, без сомнения, находится недалеко отсюда. Однажды я видел сон. Это было поле, покрытое серым пеплом, где обгорелое дерево перемешалось с остатками костей, и все это было покрыто грязным снегом. Поэтому никто здесь ничего не найдет, и незачем всяким сектам приходить сюда, чтобы осквернять эту могилу и воровать реликвии и сувениры. Только археология может сказать нам, как это было, базируясь на исследованиях. Поэтому - зачем все это? Разве что затем, чтобы удовлетворить чей-то нездоровый интерес? Между знанием и памятью следует иногда оставить место для прошлого, с его тайнами и его ясностью.
Душа катаризма не прячется в недрах видимого. Христиане-катары верили, что «Отец добрых духов» никого не осуждает и не судит, и что Его Сын Христос пришел просто для того, чтобы «просветить нас с помощью Писаний», и что в Евангелиях говорится, что «Царство Божие не от мира сего», мира, князем которого есть Сатана. Поскольку Бог благ, мы все будем спасены - мы, ангелы, павшие с неба, в этой жизни или в другой, но все.
Катарская молитва, которую мы встречаем в реестрах Инквизиции, в урезанном виде была записана из воспоминаний некоей дамы (католички) с плато Саулт в пятидесятых годах прошлого века:
«Поскольку мы не от мира и мир - не для нас, дай нам познать то, что Ты знаешь, и полюбить то, что Ты любишь»
Монсегюр был горой, где в течение сорока лет воплощалась возможность Спасения, дорогой, ведущей из нашего мира в небеса.
Три женщины (Арпейс, Азалаис и их мать Фурньера) из одной семьи, три дороги к Монсегюру на дорожных картах с названиями нескольких ферм поблизости, звучащих, словно далекое эхо: Перейльот (Маленький Перейль), Пешекейе (Маленький Кейе) и ферма Ляпассет. А среди двухсот двадцати сожженных на заре последнего утра были тоже три поколения женщин из той же семьи - Корба, Маркезия и Эксклармонда. Оставим земле их пепел, их настоящий мавзолей - это свет.
Давать жизнь прошлому не означает воскрешать мертвых, имитировать их, придавать себе их образ. Самое большее, что можно сделать - это разделить с ними те же пейзажи, немного почувствовать их дыхание на тех же крутых тропах или в шуме листвы, затеняющей, к примеру, дорогу из Массабрака, так называемую дорогу Азалаис.
Азалаис де Массабрак свидетельствовала 18 марта 1244 года перед инквизиторами братом Феррером и братом Дюраном. Пепел мучеников еще не остыл, но возможно, как в 1210 году в Минерве, чтобы избежать запаха гари, тела забросали грязью и землей, «чтобы их еретическая зараза не перекинулась на наших людей».
Азалаис видела огромный костер у подножия горы, видела, как сжигали Корбу, ее золовку, ее племянницу Эксклармонду и других, так много других: двести двадцать мучеников Христовых! Азалаис была младшей сестрой Арпейс.
Мирпуа, Кейе, Лавеланет, Массабрак, Монсегюр.
Старая дорога из Мирпуа в Монсегюр шла вдоль Эрса до Кейе, маленького замка на скале, окруженного деревней с приветливыми, дружелюбными жителями. Затем нужно было пересечь Плантаурель, чтобы достичь замка Лавеланет. На вершине скалы находилась башня, с которой можно было видеть очертания Монсегюра. Дальше прямо шла дорога, которая вела до маленького замка Массабрак. Слева оставалась скала, на которой тоже возвышалась башня с несколькими домами, прилепившимися к камням. Дорога была ограждена большими камнями, и по ней можно было следовать до самого хребта Моренси.
В Моренси нас встречает распятие со странным лицом. Такие знаки свидетельствуют о перекрестке. Некогда распятие было разбито неудачливым охотником, но, к счастью, недавно отреставрировано. В нескольких метрах оттуда, возле больших скал, называемых Ля Дентильера, было найдено множество скелетов времен неолита и бронзового века, а также рука, вырезанная из стеатита. Согласно Жану Трикуару, который посвятил свое исследование этой руке, речь идет о посохе командующего. Я однажды даже видел много лет назад эту интересную руку у мадам и месье Трикуар. Хорошо, что эти артефакты попадают в такие публичные музеи, как музей Монсегюра. Прошлое столь хрупко…
От скалы на краю дороги Монсегюр открывается с нового ракурса на фоне массива Святого Варфоломея и Сулайрака. Если двигаться по хребту, то сначала пересекаешь хутор Муреу, перед тем, как спуститься в Печикейе (Маленькое Кейе) - хотя сегодня это старая разрушенная ферма. Но название, возможно, старое, как и у фермы Ляпассет на соседнем холме. Нам известно, что одна добрая женщина, Раймонда Ляпассет, была сожжена живьем в Монсегюре. Возможно, что все ее детство прошло там, у подножия этой магической горы, которая однажды стала тенью ее могилы.
Дорога петляет через лес и, огибая пик, поднимается на перевал. За дорогой достаточно хорошо следят: она выложена камнями, и это позволяет тем, кто поднимается, не поскользнуться и не упасть в грязь. Лошадям предстоит последний подъем. И вот мы у подножия pog Монсегюр, на Prat dels Cremats, так называемом «Поле Сожженных».
Эту дорогу Азалаис хорошо знала. Она подводила итоги всей ее жизни…
Когда она была маленькой девочкой, в самом начале XIII века, ее мать Фурньера де Перейль оставила своего мужа Гийома Рожера де Мирпуа, получила посвящение consolament и облеклась в монашеские одежды. Сначала она управляла домом добрых женщин в Лавеланете, но также и в Монсегюре, как свидетельствовали перед Инквизицией оба брата Азалаис, Раймонд де Перейль и Арнод Рожер де Мирпуа. Церковь добрых христиан жила в ту эпоху в мире и быстро распространялась. Множество общинных религиозных домов, служивших одновременно мастерскими, открывались в городах и деревнях, и каждый мог их видеть и посещать. В Мирпуа насчитывалось как минимум пятьдесят таких домов перед крестовым походом!
Однажды Фурньера де Перейль прибыла в Мирпуа в поисках своей младшей дочери, маленькой Азалаис «украдкой», - как уточняла последняя. В Лавеланет, поддавшись уговорам матери, юная Азалаис послушалась ее и получила посвящение из рук доброго человека Раймонда де Мирпуа, диакона, и его товарищей. Получив consolament - крещение посвящения добрых христиан, она, таким образом, стала «облеченной» монахиней, то есть тоже стала носить одежду катарских монахинь. В тот период Азалаис было двенадцать или тринадцать лет. «Это было тридцать шесть лет тому» - уточняет она. Итак, мы находимся в 1208 году, за год до того, как начался крестовый поход, и именно в том самом году, когда старшая сестра Азалаис, Арпейс, умерла в деревне Париж. Напрашивается мысль, что Фурньера, потеряв одну из дочерей, решила, что необходимо держать поближе к себе последнюю, самую маленькую.
Однако через три года религиозной жизни Азалаис оставила общину. Но хотя она и нарушила свои обеты, она все же оставалась доброй верующей. Она вернулась в мир, чтобы выйти замуж за молодого рыцаря Альзю де Массабрака.
Массабрак был милой маленькой деревенькой, расположенной на скале. Над ней возвышалась башня, окруженная маленькими домиками и красивыми садами. Позади нее начинался лес, тянувшийся до самого хребта Моренси. За ним скрывался Монсегюр. Азалаис переехала туда. Она, без сомнения, прожила счастливую жизнь и родила четверых детей - Альзю, Ота, Фей и Раймонда. Вся эта семья, разумеется, относилась к «еретической породе». Это выражение, которое можно перевести как «вовлечение в ересь», взято из инквизиторского словаря. Оно прекрасно демонстрирует, что семьи мелкой лангедокской аристократии были известны не только тем, что позволяли ересь на своих землях, но также тем, что были полностью в нее вовлечены. В их среде катарские добрые люди воспринимались как истинные христиане единственной Церкви, которая после апостолов Христовых могла спасти падших с неба ангелов, давая им крещение Духом Святым.
У подножия другой скалы, на которой возвышается еще один маленький замок, где мы несколько лет спустя обнаруживаем Азалаис - Перейль. Она жила там во времена, когда Альбигойский крестовый поход в течение двадцати лет опустошал этот край. Каркассон отныне был в руках короля Франции, французы оккупировали эти земли, на огромных массовых кострах погибли сотни христиан катарской Церкви - добрых мужчин и добрых женщин. Но в подполье вера оставалась еще нетронутой.
Маленький замок семьи Перейль расположился на зубчатой скале, стерегущей узкое ущелье и дорогу от Дюна до Монсегюра.
Именно здесь в 1229 году в доме некоего Сабатье или, согласно другому свидетельству, некоего Раймонда Бернарда де Перейль умер тяжело больной Альзю де Массабрак.
Как это было в обычае, перед смертью он попросил о принятии consolament. Добрый человек Жан Камбиаир и его товарищ пришли из Монсегюра, чтобы уделить ему таинство.
Пятнадцать мужчин и женщин участвовали в этой церемонии. Весь благородный клан, рыцари и их дамы, собрались у ложа Альзю де Массабрака. Азалаис де Массабрак «оставила своего мужа, чтобы отдать его Богу и добрым людям». Умирающий завещал катарской Церкви пятьдесят тулузских су, «которые он приказал своим наследникам выплатить, если они получат назад свои земли». Значит, надежда на реконкисту все еще теплилась в сердцах мелких окситанских сеньоров.
Азалаис овдовела, а ее сын Альзю все еще был ребенком. Пятнадцать лет спустя он вспоминал перед инквизитором, как часто он ходил дорогой в Монсегюр со своей матерью, чтобы навестить бабушку Фурньеру де Перейль. В 1234 году вместе с Азалаис де Массабрак он прошел по ущельям Перейль, а затем забрался на хребет, который вел в Монферье. Там тоже на скале находилась маленькая деревенька, над которой возвышалась башня. Нужно было пересечь ручей с чистой водой, стекавший с пика Хан (его название, возможно, связано с тем, что он имеет очертания спящей собаки), перед тем, как попасть на дорогу в Монсегюр.
Дорога из Монферье
Сегодня, чтобы добраться до Монсегюра, большинство посетителей едут по главной дороге, которая ведет из Лавеланета мимо деревни Монферье. Несколькими километрами дальше, за хутором Пигаллус возникает вираж, называемый Плянкват. Перед последними серпантинами, ведущими к перевалу Тремблемон, нужно на несколько минут остановиться у края дороги, потому что именно там возникает Монсегюр во всей своей красе, словно порыв ледяного ветра. На вершине пирамиды из известняковых утесов белый замок словно танцует в вечерних облаках, когда солнце садится между бездной и луной. Цитадель, которая показывается перед нами, также, кажется, принадлежит другому времени, и возникает чувство, будто ты прошел через невидимые двери.
И вот мы у подножия pog. Над паркингом дороги из Моренси нужно сойти с шоссе и продолжать путь по нижнему краю поля Prats dels Cremats. Само шоссе спускается в деревню, а потом пересекает долину, чтобы достичь перевала де Ля Пейре. Еще несколько лет назад можно было увидеть слева железный крест над этой дорогой. Он назывался cava (произносится как «кабо») - то есть ров, пропасть. Складывается впечатление, что некогда сюда, к подножию pog ,приходила процессия петь религиозные гимны…
Имеет ли это какое-то отношение к памяти об огромном костре? Каждый год на Святого Иоанна на том же лугу тоже зажигается огромный костер, но во время всех этих праздников забывают, что сожженные живьем в Монсегюре люди умерли не ради того, чтобы сохранить территориальную независимость и праздновать солнцестояние, а просто ради того, чтобы обеспечить спасение своих душ… Невежество, эзотерические и рыночные злоупотребления искажают историю и только вскармливают мифы. Так что не стоит доверять этой сфабрикованной памяти, часто она представляет собой лишь недавние традиции, особенно по поводу прошлого, которое долгое время здесь было проклято.
Название «Поле Сожженных» тоже не старое, даже если оно фигурирует в современном кадастре. Ниже, под паркингом, находится луг, который носит название de la Gleiza - Луг Церкви… Возможно, здесь, у подножия Монсегюра, когда-то было какое-то культовое сооружение, но в какое время и где именно? Современная деревня Монсегюр, скорее всего, образовалась не ранее перелома XV-XVI веков. Таким образом, этот так называемый Луг Церкви - тоже современное название. Оно не фигурирует в современном кадастре, но, возможно, когда-то эта местность принадлежала Церкви. Много слухов кружило в деревне об этих местах, но к прошлому стали относиться позитивно только после исторических открытий середины XIX века. Раньше говорили, что там был сарацинский замок, а в руинах обитают черти… Дорога с крестом, церковь - кажется, что прошлое для местных жителей находилось под каким-то проклятием, требовало определенного экзорцизма.
Однако место казни, без сомнения, находится недалеко отсюда. Однажды я видел сон. Это было поле, покрытое серым пеплом, где обгорелое дерево перемешалось с остатками костей, и все это было покрыто грязным снегом. Поэтому никто здесь ничего не найдет, и незачем всяким сектам приходить сюда, чтобы осквернять эту могилу и воровать реликвии и сувениры. Только археология может сказать нам, как это было, базируясь на исследованиях. Поэтому - зачем все это? Разве что затем, чтобы удовлетворить чей-то нездоровый интерес? Между знанием и памятью следует иногда оставить место для прошлого, с его тайнами и его ясностью.
Душа катаризма не прячется в недрах видимого. Христиане-катары верили, что «Отец добрых духов» никого не осуждает и не судит, и что Его Сын Христос пришел просто для того, чтобы «просветить нас с помощью Писаний», и что в Евангелиях говорится, что «Царство Божие не от мира сего», мира, князем которого есть Сатана. Поскольку Бог благ, мы все будем спасены - мы, ангелы, павшие с неба, в этой жизни или в другой, но все.
Катарская молитва, которую мы встречаем в реестрах Инквизиции, в урезанном виде была записана из воспоминаний некоей дамы (католички) с плато Саулт в пятидесятых годах прошлого века:
«Поскольку мы не от мира и мир - не для нас, дай нам познать то, что Ты знаешь, и полюбить то, что Ты любишь»
Монсегюр был горой, где в течение сорока лет воплощалась возможность Спасения, дорогой, ведущей из нашего мира в небеса.
Три женщины (Арпейс, Азалаис и их мать Фурньера) из одной семьи, три дороги к Монсегюру на дорожных картах с названиями нескольких ферм поблизости, звучащих, словно далекое эхо: Перейльот (Маленький Перейль), Пешекейе (Маленький Кейе) и ферма Ляпассет. А среди двухсот двадцати сожженных на заре последнего утра были тоже три поколения женщин из той же семьи - Корба, Маркезия и Эксклармонда. Оставим земле их пепел, их настоящий мавзолей - это свет.