Жан Дювернуа. Инквизиция в катарских землях. Арест Белибаста. Продолжение 4
Затем Арнот познакомился и с другими беженцами: сестрой Гийометты Маури, которая жила в Бесейте возле Морельи, и с женщиной из Тараскона, Эспертой, которая жила в Лериде.
На следующее утро я ушел и отправился прямо в Тараскон, а потом пошел в епископство Памье встретиться с Монсеньором епископом и братом Гальярдом, поскольку я встретил еретика, которого, как я полагал, мог привести к Монсеньору епископу. Он дал мне денег, чтобы пойти за этим еретиком, и я принес клятву, что сделаю все верно и в точности. Монсеньор епископ разрешил мне сделаться верующим этого еретика, и делать все, что тот пожелает, при условии, что я не буду в это верить. Мы уговорились, что достаточно будет, чтобы я привел еретика на земли графа де Фуа.
Впоследствии я вернулся прямо в Лериду к Эсперте, и сочинил ей историю о том, что я встретил своих тетю и сестру, и что моя тетя очень богата, но она не может ни идти, ни ехать на лошади из-за своего возраста и подагры, но она очень хочет видеть Монсеньора Морельи, и что я вернусь туда на Пасху.
Эсперта спросила меня тогда, был ли я в Сабартес, и я ответил ей, что да, даже в Тарасконе и в Жюнаке. Она сказала мне: «А этот злой дух все еще сидит в Памье?» И я ей ответил: «Да, но в данное время он не может сделать никакого зла нашим друзьям, потому что он занят еврейскими книгами [1]. Эсперта мне сказала: «Ко всем чертям! Почему он не сдохнет от какой-нибудь заразы?»
Оттуда я пошел прямо в Сан Матео и прибыл туда за пятнадцать дней до Рождества Господа Нашего прошлого года, и провел восемь дней в доме Гийометты. Я сказал ей, как я встретил своих тетю и сестру, что моя тетя богата, но она не может ни идти, ни ехать на лошади, и что идея женитьбы Арнота и моей сестры ей понравилась. Я ей сказал, что я еще был в Жюнаке и Тарасконе, и Гийометта меня спросила, жив ли еще этот дьявол, епископ Памье. Я ответил ей, что да, и сказал ей, что для наших друзей все стало еще хуже, чем было ранее, ибо он наново вызывает тех, кто уже получил наказание, и заставляет их признаваться. [2] И он столь ужасен, что когда я переходил перевал, то от страха у меня на голове волосы становились дыбом. Гийометта мне ответила: «Вот так происходит, когда на тебя падает тень демона! Ибо в нем воплотился Сатана. И в любом случае Сатана в его сердце, а также семь злых духов». Я все это подтвердил и также добавил, что епископ известен своей жестокостью.
Пьер Маури спросил меня, был ли я в Сабартес, и я ему ответил, что да, в Тарасконе и в Жюнаке. Он мне сказал: «Этот злой дух всегда сидит в Памье?» Я ему ответил, что да. «А он арестовал кюре Монтайю?» Я ему ответил, что да, и Гийометта сказала: «Видите, что произошло с этим кюре, который преследовал Церковь Божью! Всякого, кто ее преследует, ждет плохой конец, и Бог показывает это даже в этом мире. Вот, - сказала она, - когда умер брат Жоффре, инквизитор Каркассона, то никто не видел его мертвым, но когда на следующее утро пришли к его ложу, где он умер, то увидели двух черных котов, одного с одной стороны ложа, а другого - с другой, и эти коты, - сказала она, - были злыми духами, которые составляли компанию этому инквизитору».
Пьер Маури сказал мне, что ни он не боится того, что арестовали этого кюре, ни тем более Жан, его брат, ибо, - сказал он, - если этот кюре скажет что-нибудь, из-за чего его арестуют, то он первым его обличит. И в самом деле он мне сказал, что однажды он ел с этим кюре возле источника (названия которого я не помню) хороший рыбный паштет, а вместе с ним было двое добрых людей. Пьер Маури сказал тогда, обернувшись к Гийометте: «А Бернард Клерг, его брат, ничего не знает об этом деле».
После этого я сказал Пьеру Маури, что хочу провести праздник Рождества Господа Нашего с Монсеньором Морельи, и хочу оплатить все расходы этого праздника, ибо моя тетя сказала мне это сделать и дала долговую расписку на десять ливров, которые был обязан дать мне человек, который был ей должен, и он заплатил мне золотыми агнцами (этих агнцев дал мне Монсеньор епископ).
Это обрадовало Пьера Маури, и мы уговорились, что разделим эту сумму пополам - половину для меня и Гийома Белибаста, а половину - для Пьера Маури и его жены. Мы пошли вместе в Морелью, и большую часть дороги он объяснял мне веру, обычаи и науку секты еретиков, и сказал мне о некоторых заблуждениях, о которых мне уже говорил еретик.
И он сказал мне: «Вы ведь еще не знаете, как совершать melioramentum [3]? Я спросил его, что такое этот melioramentum, и он мне сказал, что расскажет и покажет, как это делать, потому что он более обучен Добру, чем я, самый младший среди них. Я спросил его, как это делать, и он мне сказал, что когда мы окажемся перед Монсеньором Морельи, то между нами и Монсеньором будет лавка, и Монсеньор будет стоять по одну сторону лавки, а мы - по другую, и один из нас скажет Монсеньору, преклоняясь: «Благословите нас», и, говоря это, станет на колени у лавки перед еретиком; на что еретик ответит: «Пусть Господь Вас благословит». Тогда тот, кто встанет на колени, положит на лавку соединенные руки, а после этого он склонится над руками и поцелует их, и так должно быть три раза. После этого он поднимется, подойдет к еретику, коснется одной щекой щеки еретика, другой щекой - другой щеки, а в третий раз - первой щеки, которой он коснулся, а затем поцелует еретика в уста [4]. Это они называют melioramentum. Он мне все это объяснял, но деталей я уже не помню.
Когда мы прибыли в Морелью, то еретик был у себя дома, вместе с Раймондой и Кондорс, ее сестрой из Жюнака, которую еще называют Бланш. Мы обняли еретика. Потом я ему рассказал, что нашел свою тетю в Пальярес, городе, неподалеку от Сердани, что моя тетя очень богата, и она воспитала мою сестру, и хорошо управляет домом. В течение некоторого времени она принимала двух добрых людей и одевала их. Она была очень счастлива меня видеть, особенно, когда я сказал ей, что устремлен к Добру. Она загорелась желанием увидеть Монсеньора, но она не может прийти сюда по причине своего возраста и подагры, от которой она страдает. Ей очень понравилась идея и предложение Монсеньора заключить брак между моей сестрой Раймондой и Арнодом, сыном Гийометты, но моя сестра не может ее покинуть, поскольку она за ней ухаживает. «Но, - сказал я, - Вы можете сами прийти к ней, и она сделает все, чего бы Вы ни пожелали, ибо она мне сказала, что больше поверит одному Вашему слову, чем сотне моих. Если Вы захотите пойти, то она дала мне достаточно денег, чтобы купить Вам все необходимое, и я Вас отвезу на лошади. Теперь смотрите, что следует сделать. Моя тетя сказала, что если Вы пожелаете к ней прийти, то это лучше сделать во время Великого Поста, и тогда Вы сможете есть то же, что и другие, потому что если Вы пойдете в другое время, и не будете есть мяса, то Вас кто-нибудь сможет распознать. Но, конечно, не следует подвергать Вас опасности такого похода, ибо может быть лучше было бы для Вас не ходить и не подвергать себя риску на дороге. Так что подумайте над этим, хотите ли Вы идти, и если Вы не хотите, то я сам принесу Вам все, что моя тетя передаст для Вас».
Затем я сказал ему, что я был в Сабартес, в Тарасконе и Жюнаке, и что я ему принес две турских монеты, которые ему передал мужчина из Лавеланет, а женщина из Вильнёв должна ему двадцать су, которые я не забрал, потому что не имел разрешения с ее стороны [5].
Еретик сказал мне: «Эти злые духи и дальше преследуют наших друзей в тех краях?» Я ему ответил, что да, и до такой степени, что когда я проходил перевалы, чтобы попасть в королевство Франция, у меня мурашки по коже забегали. Он мне сказал, что добрые духи, приблизившись к царству сына Сатаны, ужаснулись, и что сказано, что так произошло и с Сыном Божьим, когда Он вошел в царство дьявола.
Пьер Маури тогда меня спросил, кто устраивает эти гонения, и я ему ответил, что это новый епископ Памье. Еретик спросил меня тогда, действует ли этот епископ самостоятельно или через посредство Братьев-Проповедников, и я ответил ему, что и самостоятельно, и вместе с братом-проповедником по имени Гальярд, который пребывает вместе с ним. Если этот епископ делает зло, то Брат Гальярд делает еще хуже. Кондорс сказала тогда: «Я знаю этого Брата Гальярда, он уже очень старый. К черту, сколько ему уже может быть лет?» Еретик сказал: «Всё, что могут сделать демоны плохого, то только плоти в этом мире, но мы устремлены к другому».
Я ему сказал еще, что моя тетя просила меня разыскать моего брата Бернарда в Валенсии и вернуться вместе с ним к ней, поскольку у нее хватит денег на нас двоих, и я пообещал ей это сделать.
И после этого разговора мы вместе поужинали - Пьер Маури, его жена Раймонда, Кондорс или Бланш, сестра этой Раймонды, дочь Раймонды и я. В начале трапезы еретик благословил хлеб, как обычно, и раздал нам благословленный хлеб. После ужина мы собрались у очага, и еретик предложил нам развлечься. Он попросил Кондорс рассказать, как она обвела вокруг пальца этого старого бобыля, инквизитора Каркассона (говоря о благой памяти Брате Жоффре).
Кондорс рассказала, что когда она предстала перед инквизитором Каркассона, то сделала ему несколько признаний относительно ереси, притворяясь полной простушкой. Инквизитор принял ее исповедь с благоволением и даже похлопал ее по плечу, а она бросилась ему в ноги, обняла их и стала умолять о милосердии. Инквизитор сказал ей тогда, чтобы она не боялась, потому что он ей ничего плохого не сделает. И впоследствии он ее освободил, хотя, - сказала она, - она не призналась даже в половине того, что делала, и что знала о других, потому что если бы она рассказала всё, то к некоторым людям пришло бы Несчастье [6].
Эта история всех рассмешила. Той ночью Пьер Маури, еретик и я спали на одном ложе, Пьер Маури посередине, а еретик с краю, и он вставал молиться, как это у него в обычае.
На следующий день после завтрака мы пошли прогуляться - еретик, Пьер Маури и я, и я им показал золотого агнца, которого, - сказал я, - я получил от своей тети, так же, как и девять других, из которых я уже использовал два на собственные нужды, но остальные у меня все еще есть. Я сказал еретику, что если он хочет взять этого агнца, или даже других, то он может их взять, потому что таково было желание моей тети, которая попросила меня провести Рождество вместе с ним, но так, чтобы он ничего не тратил, но наоборот, обеспечить его нужды этими деньгами, что я и предложил сделать. Еретик ответил: «Пусть так и будет из любви к Богу; и пусть Бог спасет наших друзей и подруг». Потом он мне сказал, что решился пойти со мной искать мою тетю в середине ближайшего Великого Поста.
Было также решено, что я отправлюсь в Валенсию с Пьером Маури, после праздников, искать моего брата Бернарда, чтобы привести его к еретику, и чтобы затем все мы пошли к моей тете, как она того якобы желала. Пьер Маури сказал, что это хорошо, если он пойдет искать Бернарда, потому что если тот вернется, то вспомнит Добро, ибо, как он сказал, он не таков, чтобы забыть Добро и устремление к нему, если он уже это видел: «Когда мы придем туда, то сразу же увидим, привязан ли он к роскоши мира сего и не заботится о другом мире, мы узнаем его намерения, и следует ли ему доверять.
Также было решено, между Пьером Маури и мною, что я оплачу расходы путешествия до Буррианы, которая находится на полдороге от Морельи до Валенсии, что я и сделал. Через четыре дня после Рождества Пьер Маури и я решили отправиться в Валенсию, а перед этим совершить melioramentum перед еретиком описанным выше способом. Потом мы пошли из Сан Матео в Кастельон де Бурриана, а потом оттуда - в Бурриану. В этих городах мы искали Раймонда Изауру, который обычно там останавливался, но не нашли его.
Потом мы отправились в Валенсию, и спросили о моем брате Бернарде в доме Раймонда Гийома. Но мы не нашли его там, и нам сказали, что он уже давно уехал на Сицилию, на войну, которая шла между королем Сицилии и Фридрихом [7].
[1] Розыск Талмуда, который изымали и уничтожали, выполняя решение Иоанна XXII от 1320 года. Бернард Ги изъял две тележки с Талмудами в Тулузе в 1319 году и сжег их.
[2] Жак Фурнье имел все основания считать неполными процедуры Жоффре д’Абли 1308-1310 гг. Кроме того, они были полны серьезных юридических ошибок вследствие лжесвидетельств. Таким образом, было естественно, что он наново вызывал свидетелей, которые через десять лет забыли о своих наказаниях и желтых крестах и получили назад конфискованное имущество. Но если они молчали, он отправлял их в Мур, чтобы они раскаялись. Если они добавляли к своим предыдущим свидетельствам какие-то серьезные факты, то им грозил новый судебный процесс и осуждение. Обычным наказанием было вечное заточение, а все меньшие кары - милостью. Если же они впадали в ересь после предыдущих показаний, то рисковали жизнью.
[3] Этот обряд, во время которого верующие просили совершенного благословить их и молиться Богу за них, инквизиторы называли «поклонением» (молитвой, обращенной к…) Лионский Ритуал различает упрощенную форму (reverencia), обозначающую коленопреклонение, и полную - «meliorer».
[4] Этот обряд называется «миром» или поцелуем мира, который был совершаем и верующими. В классическую эпоху альбигойства различались melioramentum и остальные церемонии (проповедь, consolamentum, apparelhamentum). Верующие различного пола целовали друг друга в плечо, а верующие женщины целовали книгу (Новый Завет), которую держал в руках совершенный. Но со второй половины XIII века поцелуй, который стал называться «caretas», заменил melioramentum, поскольку был менее компрометирующим для чужих глаз.
[5] Речь идет, конечно, о Вилльнёв-д’Ольм (Арьеж). Указание на эти местности говорят нам о том, что в краях д’Ольм у Белибаста было обычное служение. Наследство, иногда довольно значительное, как и то, о котором говорилось, более или менее честно выплачивалось семьями получивших утешение in extremis.
[6] Возможно, эта история не совсем верна в подробностях. Жоффре д’Абли сам не принимал показаний. Их принимали его заместители, Братья Жирод де Бломак и Жан де Фальгу, а он только торжественно подтверждал и заверял эти показания. Скорее всего, он сам очень плохо понимал арьежский диалект, а может быть, и окситанский язык.
[7] Федерико Арагонским.
На следующее утро я ушел и отправился прямо в Тараскон, а потом пошел в епископство Памье встретиться с Монсеньором епископом и братом Гальярдом, поскольку я встретил еретика, которого, как я полагал, мог привести к Монсеньору епископу. Он дал мне денег, чтобы пойти за этим еретиком, и я принес клятву, что сделаю все верно и в точности. Монсеньор епископ разрешил мне сделаться верующим этого еретика, и делать все, что тот пожелает, при условии, что я не буду в это верить. Мы уговорились, что достаточно будет, чтобы я привел еретика на земли графа де Фуа.
Впоследствии я вернулся прямо в Лериду к Эсперте, и сочинил ей историю о том, что я встретил своих тетю и сестру, и что моя тетя очень богата, но она не может ни идти, ни ехать на лошади из-за своего возраста и подагры, но она очень хочет видеть Монсеньора Морельи, и что я вернусь туда на Пасху.
Эсперта спросила меня тогда, был ли я в Сабартес, и я ответил ей, что да, даже в Тарасконе и в Жюнаке. Она сказала мне: «А этот злой дух все еще сидит в Памье?» И я ей ответил: «Да, но в данное время он не может сделать никакого зла нашим друзьям, потому что он занят еврейскими книгами [1]. Эсперта мне сказала: «Ко всем чертям! Почему он не сдохнет от какой-нибудь заразы?»
Оттуда я пошел прямо в Сан Матео и прибыл туда за пятнадцать дней до Рождества Господа Нашего прошлого года, и провел восемь дней в доме Гийометты. Я сказал ей, как я встретил своих тетю и сестру, что моя тетя богата, но она не может ни идти, ни ехать на лошади, и что идея женитьбы Арнота и моей сестры ей понравилась. Я ей сказал, что я еще был в Жюнаке и Тарасконе, и Гийометта меня спросила, жив ли еще этот дьявол, епископ Памье. Я ответил ей, что да, и сказал ей, что для наших друзей все стало еще хуже, чем было ранее, ибо он наново вызывает тех, кто уже получил наказание, и заставляет их признаваться. [2] И он столь ужасен, что когда я переходил перевал, то от страха у меня на голове волосы становились дыбом. Гийометта мне ответила: «Вот так происходит, когда на тебя падает тень демона! Ибо в нем воплотился Сатана. И в любом случае Сатана в его сердце, а также семь злых духов». Я все это подтвердил и также добавил, что епископ известен своей жестокостью.
Пьер Маури спросил меня, был ли я в Сабартес, и я ему ответил, что да, в Тарасконе и в Жюнаке. Он мне сказал: «Этот злой дух всегда сидит в Памье?» Я ему ответил, что да. «А он арестовал кюре Монтайю?» Я ему ответил, что да, и Гийометта сказала: «Видите, что произошло с этим кюре, который преследовал Церковь Божью! Всякого, кто ее преследует, ждет плохой конец, и Бог показывает это даже в этом мире. Вот, - сказала она, - когда умер брат Жоффре, инквизитор Каркассона, то никто не видел его мертвым, но когда на следующее утро пришли к его ложу, где он умер, то увидели двух черных котов, одного с одной стороны ложа, а другого - с другой, и эти коты, - сказала она, - были злыми духами, которые составляли компанию этому инквизитору».
Пьер Маури сказал мне, что ни он не боится того, что арестовали этого кюре, ни тем более Жан, его брат, ибо, - сказал он, - если этот кюре скажет что-нибудь, из-за чего его арестуют, то он первым его обличит. И в самом деле он мне сказал, что однажды он ел с этим кюре возле источника (названия которого я не помню) хороший рыбный паштет, а вместе с ним было двое добрых людей. Пьер Маури сказал тогда, обернувшись к Гийометте: «А Бернард Клерг, его брат, ничего не знает об этом деле».
После этого я сказал Пьеру Маури, что хочу провести праздник Рождества Господа Нашего с Монсеньором Морельи, и хочу оплатить все расходы этого праздника, ибо моя тетя сказала мне это сделать и дала долговую расписку на десять ливров, которые был обязан дать мне человек, который был ей должен, и он заплатил мне золотыми агнцами (этих агнцев дал мне Монсеньор епископ).
Это обрадовало Пьера Маури, и мы уговорились, что разделим эту сумму пополам - половину для меня и Гийома Белибаста, а половину - для Пьера Маури и его жены. Мы пошли вместе в Морелью, и большую часть дороги он объяснял мне веру, обычаи и науку секты еретиков, и сказал мне о некоторых заблуждениях, о которых мне уже говорил еретик.
И он сказал мне: «Вы ведь еще не знаете, как совершать melioramentum [3]? Я спросил его, что такое этот melioramentum, и он мне сказал, что расскажет и покажет, как это делать, потому что он более обучен Добру, чем я, самый младший среди них. Я спросил его, как это делать, и он мне сказал, что когда мы окажемся перед Монсеньором Морельи, то между нами и Монсеньором будет лавка, и Монсеньор будет стоять по одну сторону лавки, а мы - по другую, и один из нас скажет Монсеньору, преклоняясь: «Благословите нас», и, говоря это, станет на колени у лавки перед еретиком; на что еретик ответит: «Пусть Господь Вас благословит». Тогда тот, кто встанет на колени, положит на лавку соединенные руки, а после этого он склонится над руками и поцелует их, и так должно быть три раза. После этого он поднимется, подойдет к еретику, коснется одной щекой щеки еретика, другой щекой - другой щеки, а в третий раз - первой щеки, которой он коснулся, а затем поцелует еретика в уста [4]. Это они называют melioramentum. Он мне все это объяснял, но деталей я уже не помню.
Когда мы прибыли в Морелью, то еретик был у себя дома, вместе с Раймондой и Кондорс, ее сестрой из Жюнака, которую еще называют Бланш. Мы обняли еретика. Потом я ему рассказал, что нашел свою тетю в Пальярес, городе, неподалеку от Сердани, что моя тетя очень богата, и она воспитала мою сестру, и хорошо управляет домом. В течение некоторого времени она принимала двух добрых людей и одевала их. Она была очень счастлива меня видеть, особенно, когда я сказал ей, что устремлен к Добру. Она загорелась желанием увидеть Монсеньора, но она не может прийти сюда по причине своего возраста и подагры, от которой она страдает. Ей очень понравилась идея и предложение Монсеньора заключить брак между моей сестрой Раймондой и Арнодом, сыном Гийометты, но моя сестра не может ее покинуть, поскольку она за ней ухаживает. «Но, - сказал я, - Вы можете сами прийти к ней, и она сделает все, чего бы Вы ни пожелали, ибо она мне сказала, что больше поверит одному Вашему слову, чем сотне моих. Если Вы захотите пойти, то она дала мне достаточно денег, чтобы купить Вам все необходимое, и я Вас отвезу на лошади. Теперь смотрите, что следует сделать. Моя тетя сказала, что если Вы пожелаете к ней прийти, то это лучше сделать во время Великого Поста, и тогда Вы сможете есть то же, что и другие, потому что если Вы пойдете в другое время, и не будете есть мяса, то Вас кто-нибудь сможет распознать. Но, конечно, не следует подвергать Вас опасности такого похода, ибо может быть лучше было бы для Вас не ходить и не подвергать себя риску на дороге. Так что подумайте над этим, хотите ли Вы идти, и если Вы не хотите, то я сам принесу Вам все, что моя тетя передаст для Вас».
Затем я сказал ему, что я был в Сабартес, в Тарасконе и Жюнаке, и что я ему принес две турских монеты, которые ему передал мужчина из Лавеланет, а женщина из Вильнёв должна ему двадцать су, которые я не забрал, потому что не имел разрешения с ее стороны [5].
Еретик сказал мне: «Эти злые духи и дальше преследуют наших друзей в тех краях?» Я ему ответил, что да, и до такой степени, что когда я проходил перевалы, чтобы попасть в королевство Франция, у меня мурашки по коже забегали. Он мне сказал, что добрые духи, приблизившись к царству сына Сатаны, ужаснулись, и что сказано, что так произошло и с Сыном Божьим, когда Он вошел в царство дьявола.
Пьер Маури тогда меня спросил, кто устраивает эти гонения, и я ему ответил, что это новый епископ Памье. Еретик спросил меня тогда, действует ли этот епископ самостоятельно или через посредство Братьев-Проповедников, и я ответил ему, что и самостоятельно, и вместе с братом-проповедником по имени Гальярд, который пребывает вместе с ним. Если этот епископ делает зло, то Брат Гальярд делает еще хуже. Кондорс сказала тогда: «Я знаю этого Брата Гальярда, он уже очень старый. К черту, сколько ему уже может быть лет?» Еретик сказал: «Всё, что могут сделать демоны плохого, то только плоти в этом мире, но мы устремлены к другому».
Я ему сказал еще, что моя тетя просила меня разыскать моего брата Бернарда в Валенсии и вернуться вместе с ним к ней, поскольку у нее хватит денег на нас двоих, и я пообещал ей это сделать.
И после этого разговора мы вместе поужинали - Пьер Маури, его жена Раймонда, Кондорс или Бланш, сестра этой Раймонды, дочь Раймонды и я. В начале трапезы еретик благословил хлеб, как обычно, и раздал нам благословленный хлеб. После ужина мы собрались у очага, и еретик предложил нам развлечься. Он попросил Кондорс рассказать, как она обвела вокруг пальца этого старого бобыля, инквизитора Каркассона (говоря о благой памяти Брате Жоффре).
Кондорс рассказала, что когда она предстала перед инквизитором Каркассона, то сделала ему несколько признаний относительно ереси, притворяясь полной простушкой. Инквизитор принял ее исповедь с благоволением и даже похлопал ее по плечу, а она бросилась ему в ноги, обняла их и стала умолять о милосердии. Инквизитор сказал ей тогда, чтобы она не боялась, потому что он ей ничего плохого не сделает. И впоследствии он ее освободил, хотя, - сказала она, - она не призналась даже в половине того, что делала, и что знала о других, потому что если бы она рассказала всё, то к некоторым людям пришло бы Несчастье [6].
Эта история всех рассмешила. Той ночью Пьер Маури, еретик и я спали на одном ложе, Пьер Маури посередине, а еретик с краю, и он вставал молиться, как это у него в обычае.
На следующий день после завтрака мы пошли прогуляться - еретик, Пьер Маури и я, и я им показал золотого агнца, которого, - сказал я, - я получил от своей тети, так же, как и девять других, из которых я уже использовал два на собственные нужды, но остальные у меня все еще есть. Я сказал еретику, что если он хочет взять этого агнца, или даже других, то он может их взять, потому что таково было желание моей тети, которая попросила меня провести Рождество вместе с ним, но так, чтобы он ничего не тратил, но наоборот, обеспечить его нужды этими деньгами, что я и предложил сделать. Еретик ответил: «Пусть так и будет из любви к Богу; и пусть Бог спасет наших друзей и подруг». Потом он мне сказал, что решился пойти со мной искать мою тетю в середине ближайшего Великого Поста.
Было также решено, что я отправлюсь в Валенсию с Пьером Маури, после праздников, искать моего брата Бернарда, чтобы привести его к еретику, и чтобы затем все мы пошли к моей тете, как она того якобы желала. Пьер Маури сказал, что это хорошо, если он пойдет искать Бернарда, потому что если тот вернется, то вспомнит Добро, ибо, как он сказал, он не таков, чтобы забыть Добро и устремление к нему, если он уже это видел: «Когда мы придем туда, то сразу же увидим, привязан ли он к роскоши мира сего и не заботится о другом мире, мы узнаем его намерения, и следует ли ему доверять.
Также было решено, между Пьером Маури и мною, что я оплачу расходы путешествия до Буррианы, которая находится на полдороге от Морельи до Валенсии, что я и сделал. Через четыре дня после Рождества Пьер Маури и я решили отправиться в Валенсию, а перед этим совершить melioramentum перед еретиком описанным выше способом. Потом мы пошли из Сан Матео в Кастельон де Бурриана, а потом оттуда - в Бурриану. В этих городах мы искали Раймонда Изауру, который обычно там останавливался, но не нашли его.
Потом мы отправились в Валенсию, и спросили о моем брате Бернарде в доме Раймонда Гийома. Но мы не нашли его там, и нам сказали, что он уже давно уехал на Сицилию, на войну, которая шла между королем Сицилии и Фридрихом [7].
[1] Розыск Талмуда, который изымали и уничтожали, выполняя решение Иоанна XXII от 1320 года. Бернард Ги изъял две тележки с Талмудами в Тулузе в 1319 году и сжег их.
[2] Жак Фурнье имел все основания считать неполными процедуры Жоффре д’Абли 1308-1310 гг. Кроме того, они были полны серьезных юридических ошибок вследствие лжесвидетельств. Таким образом, было естественно, что он наново вызывал свидетелей, которые через десять лет забыли о своих наказаниях и желтых крестах и получили назад конфискованное имущество. Но если они молчали, он отправлял их в Мур, чтобы они раскаялись. Если они добавляли к своим предыдущим свидетельствам какие-то серьезные факты, то им грозил новый судебный процесс и осуждение. Обычным наказанием было вечное заточение, а все меньшие кары - милостью. Если же они впадали в ересь после предыдущих показаний, то рисковали жизнью.
[3] Этот обряд, во время которого верующие просили совершенного благословить их и молиться Богу за них, инквизиторы называли «поклонением» (молитвой, обращенной к…) Лионский Ритуал различает упрощенную форму (reverencia), обозначающую коленопреклонение, и полную - «meliorer».
[4] Этот обряд называется «миром» или поцелуем мира, который был совершаем и верующими. В классическую эпоху альбигойства различались melioramentum и остальные церемонии (проповедь, consolamentum, apparelhamentum). Верующие различного пола целовали друг друга в плечо, а верующие женщины целовали книгу (Новый Завет), которую держал в руках совершенный. Но со второй половины XIII века поцелуй, который стал называться «caretas», заменил melioramentum, поскольку был менее компрометирующим для чужих глаз.
[5] Речь идет, конечно, о Вилльнёв-д’Ольм (Арьеж). Указание на эти местности говорят нам о том, что в краях д’Ольм у Белибаста было обычное служение. Наследство, иногда довольно значительное, как и то, о котором говорилось, более или менее честно выплачивалось семьями получивших утешение in extremis.
[6] Возможно, эта история не совсем верна в подробностях. Жоффре д’Абли сам не принимал показаний. Их принимали его заместители, Братья Жирод де Бломак и Жан де Фальгу, а он только торжественно подтверждал и заверял эти показания. Скорее всего, он сам очень плохо понимал арьежский диалект, а может быть, и окситанский язык.
[7] Федерико Арагонским.