Жан Дювернуа. Инквизиция в катарских землях. Клерги. Окончание
У нас нет информации ни о процессе против Пьера Клерга, ни даже об условиях его заточения. Ясно, что он отрицал всё, и что он умер чуть раньше месяца ноября 1321 года. Он был еще жив в июле того года. Его брат Бернард, бывший бальи, множество раз упоминался теми, кто давал показания. Жак Фурнье возобновил его процесс, начиная от показаний перед Жоффре д’Абли в 1310 году, возвращаясь к тому, как он видел Гийома Отье, занятого шитьем в доме Белотов, в те времена, когда он сватался к одной из дочерей дома, Раймонде. И что он вернулся посмотреть на Гийома Отье еще раз, после того, как ему сказали, что это - еретик. Бернард Клерг повторил это с большими подробностями (что он сознательно хотел видеть Гийома Отье и Праде Тавернье), с подробностями, существенными для фактов, в которых он признался. Жак Фурнье не удовольствовался его показаниями, и 25 мая 1321 года заключил его в тюрьму Аламанс. 2 ноября того же года, несмотря на то, что Бернард Клерг ничего не добавил к своим признаниям, Жак Фурнье принял его каноническое отречение, и процесс казался завершенным. Но 14 ноября, когда Бернард вернулся в Монтайю, Жак Фурнье, почерпнув некоторую информацию из слухов, возобновил его процесс, заслушав тех, кто был заключен вместе с ним. Первым из них был Бартелеми Амильяк, священник из Льядрос, который «женился» на Беатрис де Планиссоль.
В том году, на праздник Магдалины, этот Бернард и я были вместе в башне Аламанс, и однажды, я точно не помню, когда, он мне сказал, когда мы говорили наедине, что если я сделаю то, что он мне скажет и это принесет результат, то он вознаградит меня так, что я ни в чем не буду нуждаться до конца моей жизни. Я ему ответил, что я охотно его выслушаю, и что сделаю все, что он мне скажет, с одним условием - что это не будет против веры и моей присяги. Он мне ответил, что такого не будет, а затем попросил меня пойти и если это возможно поговорить с Беатрис, вдовой Отона де Ляглейза, которая была заключена в том же Муре, и уговорить ее отказаться от всего, что она показала против Пьера Клерга, ректора Монтайю и брата этого Бернарда. И если я смогу добиться этого отказа от показаний, то он даст мне сто флоринов золотом, которые я получу, потому что он знает, где найти свои деньги. Я сказал ему: «Если Беатрис откажется от своей исповеди, не сожгут ли ее?» Он ответил, что нет, потому что она может сказать, что Пьер де Гайак [1] из Тараскона повлиял на нее и внушил ей все, что она показала против его брата и все, что она показала против него, и так, запуганная этим Пьером де Гайаком, она показала все это, хотя это - совершенная неправда. И, сказал мне этот Бернард, он уверен в том, что это так и было, поскольку епископ Памье снял кресты [2] с жены Пьера де Гайака, чтобы этот Пьер повлиял на эту Беатрис, и заставил ее показать то, что она показала против его брата.
Я сказал ему тогда, что я не буду делать этого никоим образом, потому что не смог бы этого сделать, даже если бы хотел, и что я поклялся в верности Монсеньору епископу.
Услышав это, Бернард весь задрожал и попросил меня ни в коем случае не рассказывать то, о чем он говорил. Я ответил ему, что не расскажу.
Восемь дней спустя после последнего Дня Милосердия [3], совершенного Монсеньором епископом Памье, во время которого он осудил как рецидивиста Гийома Форта из Монтайю и того сожгли, я сидел на солнце в башне Аламанс, и Бернард Клерг пришел ко мне, приведя с собой заключенную Азалаис, жену Арнода Форе из Монтайю. И когда мы вместе сидели на солнце, Бернард показал на горы Сабартес и земли д’Айю и сказал, что там - их земля. Азалаис ответила ему, что от этой земли у нее не осталось ничего, и Бернард:
- Кума, у вас есть еще кое-что, потому что ваш отец вас выкупит.
Азалаис сказала тогда:
- Он плохой отец для нас, потому что если б он захотел, мы бы здесь не оказались; он должен был нас удержать, ибо весь край уже оледенел от ужаса и был запуган; но, несмотря на это, он вверг нас в несчастье.
Слушая это, Бернард посмотрел на меня и толкнул локтем Азалаис, чтобы та замолчала [4]. Она тут же замолчала и вся побледнела, а потом спустилась вниз с башни, и я остался в этом месте с Бернардом один. Я ему сказал тогда:
- Бернард, слова, которые сказала ваша кума, плохие и еретические слова.
Он мне ответил:
- Конечно, да, но посмотрим, не произойдет ли несчастья с нами.
Сказав это, он вышел из башни, где я остался, и пошел в комнату, где жили означенная Азалаис и ее мать Аламанда, и я слышал с этой башни, как он говорит с женщинами. Я слышал, как Аламанда плакала и плача говорила:
- Этого не удастся замолчать, хотя она и так уже принесла нам много зла!
И больше я ничего не слышал. В тот же день вечером я проходил мимо комнаты этой Азалаис; она вышла из комнаты, и скрестив руки на груди, стала умолять меня не причинять ей зла и не делать так, чтобы к ней пришло несчастье из-за того, что она сказала на этой башне, и чтобы я ее не выдавал. Я сказал ей, что она говорила плохие слова, но если Бернард Клерг не донесет на нее, то я не буду свидетельствовать против нее. Она ответила, что если этот Бернард скажет хоть что-нибудь против нее, то она наговорит достаточно против него, ибо в этом деле именно он и его семья сделались причиной всех несчастий в Монтайю; еретики жили, ели и пили в их доме, они проводили их через всю деревню и в разные дома; и я слышал то же от Аламанды, матери этой Азалаис в присутствии последней.
Через два или три дня после Дня Милосердия Бернард заговорил с Азалаис и Аламандой на галерее замка, возле комнаты, в которой эти женщины жили (они не знали, что я их слушаю, потому что я спрятался за дверью комнаты возле башни), и я слышал, как эти женщин говорили, что они радуются тому, что этот Бернард здесь. Он сказал тогда, что он может пройти через ход в башню замка и сделает для них все возможное. Бернард и эти две женщины говорили, что на самом деле это было фальшивое «милосердие» - то, что совершал Монсеньор епископ. Аламанда сказала:
- Все бы было хорошо, если бы мой брат (Гийом Форт) не умер в этот день милосердия.
Бернард сказал тогда, что смерть этого человека была очень плохим делом. «Но все это, - сказал он, - произошло из-за того, что сделала ваша дочь, присутствующая тут (говоря об Азалаис), и не только это несчастье, но также и многое другое, потому что она призналась, что была любовницей моего брата кюре, хотя могла бы этого и не говорить». Он добавил, что она хорошо бы сделала, если бы взяла назад свои слова и все, что она показала против его брата-кюре.
Тогда они заплакали вместе, говоря, что если этот епископ Памье будет долго жить, то они все умрут, потому что он - дьявол, пришедший на землю.
Бернард Клерг сказал мне тогда в комнате, где мы жили вместе, попросить эту Азалаис взять назад то, что она показала против кюре, его брата, и сказать этой Азалаис, чтоб она сказала, что Пьер Азема подкупил ее, чтобы она дала эти показания, хотя они не являются правдой. Я ответил, что я не скажу этой женщине ничего подобного. Он мне сказал тогда, что хочет, по крайней мере, чтобы я присутствовал при том, как она будет брать назад свою исповедь, потому что она уже обещала ему это сделать. Я ответил ему, что я охотно это сделаю, потом пошел за ним и обнаружил, что он уже говорит с этой Азалаис на верху лестницы. Когда я подошел к ним, Бернард говорил плачущей Азалаис:
- Теперь скажите перед господином кюре то, в чем Вы мне уже признались.
Она ответила:
- Что я скажу? Ничего из этого не выйдет, ибо Ваш брат кюре и я прекрасно знаем, что мы делали.
Бернард сказал тогда:
- Как Вы можете говорить, что мой брат познал Вас телесно?
Она отвечала, что кюре и она прекрасно это знают. Бернард ей сказал тогда:
- Ну Вы и сука, Вы настолько подлая, что хотите сказать, будто он сделал Вас любовницей, хотя Вы ею не были!
При этих словах эта женщина поднялась и плача оставила нас. И я сказал Бернарду:
- Вас это не смущает? Это только навлечет на Вас несчастье.
Я слышал, как Бернард говорил мне, так же, как Азалаис и Аламанде, что На Лозера [5] и На Мойшена, так же, как и другие, имен которых я не помню, забрали назад то, что они показали перед Монсеньором епископом, когда Монсеньор инквизитор Каркассона прибыл в Монтайю, и сказали, что Пьер Азема угрозами заставил их дать такие показания, хотя это неправда.
Когда Пьер Азема и Пьер де Гайак были арестованы в тот год людьми Монсеньора инквизитора, Бернард и я находились в башне Аламанс, и Бернард, стоя на коленях и подняв руки к небу, говорил:
- Вот теперь я возрадуюсь, ибо эти двое арестованы. И это из-за меня они арестованы, из-за меня, потому что этому способствовали мои друзья. Арест этих двоих предателей дорогого мне стоил, потому что они навлекли несчастья на наш дом и моего брата кюре, и они приводили людей свидетельствовать перед Монсеньором епископом. Но теперь они арестованы, и они попадут в плохое место, из которого они не выйдут, как бы многочисленны и могущественны ни были их друзья. Я это прекрасно знаю - ибо Мэтр Жак, стражник Мура, мой друг - что с ними будут плохо обходиться в Муре Каркассона, и если бы я смог туда попасть, то с ними еще хуже обходились бы. Есть еще двое, арест которых меня бы осчастливил, но один уже здесь: а именно Раймонд Вайссьер, (я бы хотел, чтобы его сожгли). А другой - Гийом Маттей - злобный лжец и предатель [6]. Эти двое дали показания против моего брата, и если б я мог выйти из этого места, то сделал бы все возможное, чтобы Гийом Маттей был арестован, и его бы посадили туда же, куда и Пьера Азема и Пьера де Гайака.
В другие дни и даже чаще Бернард говорил мне, что он дал огромное количество денег разным лицам, чтобы они помогли освободить его брата кюре из тюрьмы Монсеньора епископа. Он говорил, что светскому сеньору Мирпуа, который в том году поехал в Каркассон, он дал триста ливров, а его шурину, который поехал с этим сеньором, он оплатил расходы на поездку, и тот потратил по дороге 150 турских ливров, которые он ему дал. Он также подарил мула мадам Констанс, даме де Мирпуа, чтобы она просила Монсеньора епископа освободить его брата. И он говорил, что сеньор де Мирпуа получил от некоторых кардиналов и от других важных лиц Римской курии четыре письма, адресованных Монсеньору епископу, с просьбой освободить его брата. Однако Монсеньор епископ не желал удовлетворять просьбу этих сеньоров.
Он мне говорил, что дал Лупу де Фуа [7] огромную сумму денег и пообещал ему дать еще столько же, если тот сможет добиться, чтобы Монсеньор епископ выпустил его брата из тюрьмы. Он также сказал мне, что дал сумму денег, количество которых не уточнил, прево Рабата [8], другу Монсеньора епископа, чтобы освободить своего брата.
Он также сказал, что дал еще некоторую сумму денег покойному Арноду Сикре из Тараскона [9]. Он не уточнял, сколько.
Он мне еще сказал, что дал большую сумму денег Монсеньору Жермену де Кастельно, архидиакону Памье, приближенному к Монсеньору епископу, чтобы все эти люди делали что-нибудь для освобождения его брата. И он сказал, что в течение года он раздал названным лицам и другим 14 000 су для освобождения своего брата, но ничего не добился, ибо, как он говорил, Монсеньор епископ - очень злой человек, и просить его тщетно, ибо он не уступил еще ни одной просьбе. И чем больше его просят, тем меньше от него добиваются…
Азалаис Фор, выслушанная по поводу тех же фактов, подтвердила их. Кроме того, она сказала:
Этот Бернард дал четыре тюка шерсти Гарноту, сержанту Мура, и начиная с того времени он делал в Муре все, что хотел. Он брал ключи от камер, в которых жили заключенные. Их ему давала Онорс, жена этого Гарнота, когда тот отсутствовал, и Бернард мог говорить с теми заключенными, с которыми желал…
29 ноября Беатрис де Планиссоль дала показания:
Через пятнадцать дней после того, как этого Бернарда отослали в тюрьму замка Аламанс, когда он был на втором этаже башни, а я и другие заключенные женщины были в комнате, которая находится у входа в замок по соседству с этой башней (там есть закрытая дверь, смежная с комнатой, в которой были я и эти женщины), в день, который я не помню, Бернард, который находился в башне, постучался в дверь и позвал Гразиду. Я услышала это и сказала Гразиде:
- Кто это?
Гразида ответила, что это Бернард Клерг. Тогда я и другие женщины освободили место для этой Гразиды, чтобы она могла поговорить с Бернардом. Она нагнулась, приложила ухо к нижней части двери и стала говорить с Бернардом. Потом, когда она оставила это место, то пошла ко мне (я была у окна комнаты, которая выходила на укрепления замка,) и я ее спросила:
- С кем Вы разговаривали?
Она мне сказала, что это был Бернард Клерг, и я у нее спросила:
- Что Вам сказал этот Бернард?
Она ответила, что он сказал ей спросить у меня, хотела бы я с ним поговорить. Я ответила, что нет. Она мне сказала, что Бернард также сказал ей, поговорить со мной и узнать у меня, хотела бы я забрать назад признания, которые я сделала перед Монсеньором епископом, и сказать, что Пьер Азема и Пьер де Гайак научили меня сделать такие признания. Я ответила, что я назад ничего не заберу, поскольку все это правда, и что я не буду никого обвинять в том, что меня чему-то научили, раз такого не было. Ибо, сказала я, как я могу сделать такие признания, если я уже двадцать лет не видела Пьера Азема, никогда не видела Пьера де Гайака, и не знаю, кто это такой. Услышав это, Гразида замолчала, и более не настаивала, чтобы я отозвала свою исповедь.
Бернард Клерг был допрошен впервые 23 ноября 1322 года. Он официально отрицал все, что о нем говорили свидетели в предыдущих показаниях. Он еще раз был допрошен 26 ноября, а окончательно выслушан 9 декабря.
После чего, в означенный год, в девятый день месяца декабря, в день, когда его привели в суд, как по причине занятости Монсеньора епископа, так и потому, что все это время Монсеньор епископ и брат Гальярд де Помьес часто побуждали признаться означенного Бернарда Клерга, и выявить правду о фактах, которые он совершил в области ереси, и в чем он еще полностью не признался, а также о том, что он совершил после того, как был заключен в Мур замка Аламанс, что изложено ниже, у означенного Бернарда, вызванного перед Монсеньором епископом в этот день, чтобы дать перед ним показания в судебном порядке, Монсеньор епископ потребовал, чтобы он заранее принес присягу, если хочет выявить и признать правду о фактах относительно преступлений ереси и его пособничества, как о себе, так и о других. Он ответил, что не может ничего сказать, кроме того, что написано выше. …
Епископ предложил ему возможность защищаться и прочитать показания свидетелей, которые его обвиняли, без имен, которые там фигурировали.
Во время допроса Монсеньор епископ приказал Мэтру Гийому Пьеру Барту, нотариусу, который частично записывал признания и показания тех, кто свидетельствовал против означенного Бернарда, и Мэтру Гийому Надену, нотариусу, который частично записывал признания и показания некоторых лиц, свидетельствовавших против того же Бернарда, чтобы они передали в его распоряжение записи показаний против него, которые его касались, где были скрыты имена означенных лиц, чтобы он их не узнал. Он также приказал означенному Бернарду не покидать пределы города Памье и Мас Сен-Антонен до указанного им термина, пока Монсеньор епископ не скажет, что он готов получить все аргументы защиты, которые между тем составит означенный Бернард, так же, как и его показания, и рассматривать их по возможности день за днем по мере того, как они будут получены от означенного Бернарда…
Однако после этого Монсеньор епископ в качестве верховного судьи означенного Бернарда, а также для того, чтобы он не мог сказать или заявить, что он не мог поговорить о своей защите с компетентными лицами, предписал ему в качестве места ареста всю епархию Памье до указанного дня. Он также дал ему разрешение добраться до Тулузы. Но он запретил ему покидать провинцию Тулузы…
После чего в означенный год [10], в третий день месяца февраля, когда означенному Бернарду Клергу, с которым Монсеньор епископ согласовал указанные способы защиты, так же, как и передачу ему копий показаний лиц, свидетельствовавших против него в области ереси в пособничестве и препятствии работе Инквизиции, было дано время с 9 декабря до октавы следующего праздника Очищения Благословенной Марии, чтобы он мог признаться в том, что он совершил в этой области или защищать себя с помощью копий означенных показаний. Эти копии были сделаны и завершены помощниками, предоставленными по его просьбе, чтобы 16 декабря он мог получить эти копии. Но поскольку этот Бернард не принял решения ни прийти за этими копиями до сего дня, ни послать кого-нибудь за ними, ни иным способом защищаться или свидетельствовать в судебном порядке перед Монсеньором епископом до сего дня, в который он был вызван в суд, то Монсеньор епископ, имея при себе записанные показания свидетелей обвинения, в присутствии меня, нотариуса, и перечисленных ниже свидетелей, предложил, чтобы вышеуказанный Бернард заявил, что он готов получить эти копии, если пожелает, а также изложить аргументы в свою защиту и свои объяснения. И даже если он захочет помощи одного или нескольких адвокатов, то это будет согласовано, и ему разрешат воспользоваться защитой тех, кого он пожелает, согласно тому, что говорит закон, а также согласно обычаю и практике трибунала Инквизиции, после того, как означенный Бернард уплатит им необходимые гонорары. И Монсеньор епископ сразу спросил означенного Бернарда, хочет ли он получить копии показаний, хочет ли он более полно признать правду в вышеуказанных вопросах, хочет ли он защищать себя и предложить аргументы в свою защиту, хочет ли он получить помощь одного или нескольких адвокатов, чтобы они могли дать ему советы в области, касающейся его поведения и действий, в которых он обвиняется, согласно тому, что говорит закон, а также согласно обычаю и практике трибунала Инквизиции.
Бернард отвечал, что он не знает, что сказать. Монсеньор епископ дал ему время на раздумья с сего дня до октавы Очищения [11], говоря, что он может регулярно подавать сведения в свою защиту до того дня, если он желает предоставить эти аргументы и свои объяснения. Монсеньор епископ также пожелал, чтобы тем временем, каждый раз, когда означенный Бернард потребует записей показаний против него, таковые были бы переданы ему Мэтром Гийомом Пьером Бартом и мною, Гийомом Наденом, вышеуказанными нотариусами…
9 февраля 1323 года, в оговоренный день, Бернард Клерг был вызван свидетельствовать в судебном порядке, и не мог ответить ни да, ни нет. Жак Фурнье дал ему еще одну отсрочку, до 12 марта 1323 года, добавив:
Если он желает иметь адвоката, или прокурора, или советника для своей защиты, то ему их предоставят, и эти лица окажут ему помощь немедленно, получив за это подходящий гонорар, который будет вычтен из его имущества людьми Монсеньора графа де Фуа.
Если он не желает защищаться, то это значит, что он не желает использовать какую-либо защиту, тогда означенное дело может быть закончено. И когда означенный Бернард сказал,, что он желает подумать весь этот день и посоветоваться с несколькими адвокатами, чтобы знать, следует ли ему или нет принять предложенные средства защиты, то Монсеньор епископ предоставил ему возможность подумать весь нынешний день и встретиться с адвокатами, и все показания свидетелей были ему переданы, чтобы он смог лучше обдумать и лучше понять дело, самостоятельно или с адвокатами, и стоит ли ему защищаться. или нет.
В тот же день, в час вечерни, означенный Бернард сказал, что он говорил с Мэтром Жаком Камель и Мэтром Угоном де Бийер, юрисконсультами Памье, которые ему сказали, как он заявил, что они не будут адвокатами в этом деле до того, как они поговорят с Монсеньором епископом и он их об этом не попросит.
Когда означенный Мэтр Жак пришел и Монсеньор епископ в присутствии означенного Бернарда, меня, нотариуса Арнода де Кальмель, гражданина Памье, Брата Бернарда де Тэ, монаха из Фонфруад, Мэтра Гийома Птера Барта, нотариуса Монсеньора епископа, и Раймонда Ремета, приближенного Монсеньора инквизитора Каркассона, велел Мэтру Жаку Камелю быть адвокатом вышеупомянутого Бернарда в его защите(после оплаты означенному Мэтру Жаку означенного гонорара), согласно форме и способу, который используют адвокаты в своей работе по защите лиц, подозреваемых и обвиняемых в ереси [12], если эти лица, сколько у них не требовали, отказывались признать истину.
Этот Мэтр Жак заявил, что он готов советовать означенному Бернарду признать истину согласно вышеупомянутым форме и способу, и что для этого он добровольно стал его адвокатом. Означенный Бернард тогда сказал, что он не желает, ни чтобы упомянутый Мэтр Жак стал его адвокатом, ни кто-либо другой, по крайней мере, до тех пор, пока ему не откроют имена лиц, которые делали признания и давали показания против него. И что если бы он мог знать, что сказали или сделали свидетели, дающие показания против него, то он бы исповедался Монсеньору епископу, а не Мэтру Жаку.
Жак Фурнье вновь дал ему время на размышления до 10 февраля, и в тот день, в третьем часу [13] Бернард Клерг вновь предстал перед судом и вновь потребовал имена свидетелей.
Монсеньор епископ сказал ему, что это не в обычаях Инквизиции в этих краях [14] сообщать имена лиц, которые дают показания или признания в области ереси по причине опасности, которая может угрожать дающим показания и тем, кто признается, если их имена откроются тем, кто желает защищаться против них. И эта опасность особенно явственна и очевидна для многочисленных бедных и слабых лиц, свидетельствовавших против означенного Бернарда, если их имена будут выявлены, по причине могущества и образованности означенного Бернарда, который уже серьезно угрожал нескольким людям, подозреваемым им в том, что они давали показания против него, и множество друзей означенного Бернарда происходят из тех мест, где проживает большая часть лиц, дававших показания против него.
И означенный Бернард закончил данное дело, положившись на милосердие Монсеньора епископа и инквизитора.
31 марта, в день, когда Бернарда вновь привели к епископу, он не давал показания, но явился его брат Раймонд Клерг, сказав, что тот очень болен, и передал епископу копии показаний, подтвердив, что Бернард не имеет намерений защищаться и полагается на его правосудие.
7 августа 1324 года Бернард Клерг последний раз давал показания перед Жаком Фурнье и Жаном Дю Пра, новым инквизитора Каркссона после смерти Жана из Бона. Он ограничился тем, что подтвердил свои предыдущие заявления. Некоторое время спустя он умер в Муре Аламанс, будучи 13 августа 1324 года осужденным на «тесный» Мур (с кандалами, на хлебе и воде).
[1] Адвокат из Тараскона, давший весьма интересные показания перед Жоффре д’Абли. А еще он не погнушался давать лживые свидетельства против своих врагов. Дела такого рода находятся в конце реестра.
[2] Как мы видели выше, такое смягчение приговоров было весьма необычным. Кажется, что более распространенным была замена простого Мура на ношение крестов в течение трех лет, что происходило регулярно, по крайней мере, в то время.
[3] Торжественное Сермон 2 августа 1321 года в Памье.
[4] То, что она хотела сказать, означает, что Жан Гиляберт, ее отец, знал о еретикации своего сына и, в связи с этим, он мог подвергнуться инквизиторским наказаниям и конфискации имущества. Но в реестре не упоминается о том, допрашивали ли его.
[5] Гразида Лизье.
[6] Он шпионил в Аксе и окрестностях для епископа Памье.
[7] Луп II де Фуа-Рабат, сын Лупа де Фуа, внебрачного сына Раймонда Рожера и Лувы де Пеннонтье. Как и его отец, он был сеньором Савердена, откуда происходил Жак Фурнье, и по этой причине мог иметь с ним хорошие отношения.
[8] Представитель аббатства Лаграсса, которое имело владение в Рабате.
[9] Исходя из даты, речь идет все же о его сыне.
[10] Для нас это уже 1323 год. Нотариусы Инквизиции начинали новый год с 25 марта (так называемый стиль Воплощения)
[11] 9 февраля.
[12] Эта роль ограничивалась тем, что адвокаты давали совет подзащитному признаться. Не стоит даже говорить о том, что обращение к официальным адвокатам были редчайшими, практически не встречающимися случаями. Наоборот, на практике люди неофициально обращались к юристам, хорошо знающим инквизиторскую процедуру. Иногда таким юристам приходилось за это поплатиться. Так произошло с юрисконсультом Гийомом Гарриком из Каркассона, который был осужден.
[13] Девять часов утра.
[14] И ни в каких других. Это обвиняемый должен был назвать своих смертельных врагов, что действительно могло сделать их показания против него юридически ничтожными. Многочисленные убийства доносчиков оправдывали эту меру, но в то же время она давала возможность для злоупотребления лжесвидетелям, хотя их ожидали суровые кары.
В том году, на праздник Магдалины, этот Бернард и я были вместе в башне Аламанс, и однажды, я точно не помню, когда, он мне сказал, когда мы говорили наедине, что если я сделаю то, что он мне скажет и это принесет результат, то он вознаградит меня так, что я ни в чем не буду нуждаться до конца моей жизни. Я ему ответил, что я охотно его выслушаю, и что сделаю все, что он мне скажет, с одним условием - что это не будет против веры и моей присяги. Он мне ответил, что такого не будет, а затем попросил меня пойти и если это возможно поговорить с Беатрис, вдовой Отона де Ляглейза, которая была заключена в том же Муре, и уговорить ее отказаться от всего, что она показала против Пьера Клерга, ректора Монтайю и брата этого Бернарда. И если я смогу добиться этого отказа от показаний, то он даст мне сто флоринов золотом, которые я получу, потому что он знает, где найти свои деньги. Я сказал ему: «Если Беатрис откажется от своей исповеди, не сожгут ли ее?» Он ответил, что нет, потому что она может сказать, что Пьер де Гайак [1] из Тараскона повлиял на нее и внушил ей все, что она показала против его брата и все, что она показала против него, и так, запуганная этим Пьером де Гайаком, она показала все это, хотя это - совершенная неправда. И, сказал мне этот Бернард, он уверен в том, что это так и было, поскольку епископ Памье снял кресты [2] с жены Пьера де Гайака, чтобы этот Пьер повлиял на эту Беатрис, и заставил ее показать то, что она показала против его брата.
Я сказал ему тогда, что я не буду делать этого никоим образом, потому что не смог бы этого сделать, даже если бы хотел, и что я поклялся в верности Монсеньору епископу.
Услышав это, Бернард весь задрожал и попросил меня ни в коем случае не рассказывать то, о чем он говорил. Я ответил ему, что не расскажу.
Восемь дней спустя после последнего Дня Милосердия [3], совершенного Монсеньором епископом Памье, во время которого он осудил как рецидивиста Гийома Форта из Монтайю и того сожгли, я сидел на солнце в башне Аламанс, и Бернард Клерг пришел ко мне, приведя с собой заключенную Азалаис, жену Арнода Форе из Монтайю. И когда мы вместе сидели на солнце, Бернард показал на горы Сабартес и земли д’Айю и сказал, что там - их земля. Азалаис ответила ему, что от этой земли у нее не осталось ничего, и Бернард:
- Кума, у вас есть еще кое-что, потому что ваш отец вас выкупит.
Азалаис сказала тогда:
- Он плохой отец для нас, потому что если б он захотел, мы бы здесь не оказались; он должен был нас удержать, ибо весь край уже оледенел от ужаса и был запуган; но, несмотря на это, он вверг нас в несчастье.
Слушая это, Бернард посмотрел на меня и толкнул локтем Азалаис, чтобы та замолчала [4]. Она тут же замолчала и вся побледнела, а потом спустилась вниз с башни, и я остался в этом месте с Бернардом один. Я ему сказал тогда:
- Бернард, слова, которые сказала ваша кума, плохие и еретические слова.
Он мне ответил:
- Конечно, да, но посмотрим, не произойдет ли несчастья с нами.
Сказав это, он вышел из башни, где я остался, и пошел в комнату, где жили означенная Азалаис и ее мать Аламанда, и я слышал с этой башни, как он говорит с женщинами. Я слышал, как Аламанда плакала и плача говорила:
- Этого не удастся замолчать, хотя она и так уже принесла нам много зла!
И больше я ничего не слышал. В тот же день вечером я проходил мимо комнаты этой Азалаис; она вышла из комнаты, и скрестив руки на груди, стала умолять меня не причинять ей зла и не делать так, чтобы к ней пришло несчастье из-за того, что она сказала на этой башне, и чтобы я ее не выдавал. Я сказал ей, что она говорила плохие слова, но если Бернард Клерг не донесет на нее, то я не буду свидетельствовать против нее. Она ответила, что если этот Бернард скажет хоть что-нибудь против нее, то она наговорит достаточно против него, ибо в этом деле именно он и его семья сделались причиной всех несчастий в Монтайю; еретики жили, ели и пили в их доме, они проводили их через всю деревню и в разные дома; и я слышал то же от Аламанды, матери этой Азалаис в присутствии последней.
Через два или три дня после Дня Милосердия Бернард заговорил с Азалаис и Аламандой на галерее замка, возле комнаты, в которой эти женщины жили (они не знали, что я их слушаю, потому что я спрятался за дверью комнаты возле башни), и я слышал, как эти женщин говорили, что они радуются тому, что этот Бернард здесь. Он сказал тогда, что он может пройти через ход в башню замка и сделает для них все возможное. Бернард и эти две женщины говорили, что на самом деле это было фальшивое «милосердие» - то, что совершал Монсеньор епископ. Аламанда сказала:
- Все бы было хорошо, если бы мой брат (Гийом Форт) не умер в этот день милосердия.
Бернард сказал тогда, что смерть этого человека была очень плохим делом. «Но все это, - сказал он, - произошло из-за того, что сделала ваша дочь, присутствующая тут (говоря об Азалаис), и не только это несчастье, но также и многое другое, потому что она призналась, что была любовницей моего брата кюре, хотя могла бы этого и не говорить». Он добавил, что она хорошо бы сделала, если бы взяла назад свои слова и все, что она показала против его брата-кюре.
Тогда они заплакали вместе, говоря, что если этот епископ Памье будет долго жить, то они все умрут, потому что он - дьявол, пришедший на землю.
Бернард Клерг сказал мне тогда в комнате, где мы жили вместе, попросить эту Азалаис взять назад то, что она показала против кюре, его брата, и сказать этой Азалаис, чтоб она сказала, что Пьер Азема подкупил ее, чтобы она дала эти показания, хотя они не являются правдой. Я ответил, что я не скажу этой женщине ничего подобного. Он мне сказал тогда, что хочет, по крайней мере, чтобы я присутствовал при том, как она будет брать назад свою исповедь, потому что она уже обещала ему это сделать. Я ответил ему, что я охотно это сделаю, потом пошел за ним и обнаружил, что он уже говорит с этой Азалаис на верху лестницы. Когда я подошел к ним, Бернард говорил плачущей Азалаис:
- Теперь скажите перед господином кюре то, в чем Вы мне уже признались.
Она ответила:
- Что я скажу? Ничего из этого не выйдет, ибо Ваш брат кюре и я прекрасно знаем, что мы делали.
Бернард сказал тогда:
- Как Вы можете говорить, что мой брат познал Вас телесно?
Она отвечала, что кюре и она прекрасно это знают. Бернард ей сказал тогда:
- Ну Вы и сука, Вы настолько подлая, что хотите сказать, будто он сделал Вас любовницей, хотя Вы ею не были!
При этих словах эта женщина поднялась и плача оставила нас. И я сказал Бернарду:
- Вас это не смущает? Это только навлечет на Вас несчастье.
Я слышал, как Бернард говорил мне, так же, как Азалаис и Аламанде, что На Лозера [5] и На Мойшена, так же, как и другие, имен которых я не помню, забрали назад то, что они показали перед Монсеньором епископом, когда Монсеньор инквизитор Каркассона прибыл в Монтайю, и сказали, что Пьер Азема угрозами заставил их дать такие показания, хотя это неправда.
Когда Пьер Азема и Пьер де Гайак были арестованы в тот год людьми Монсеньора инквизитора, Бернард и я находились в башне Аламанс, и Бернард, стоя на коленях и подняв руки к небу, говорил:
- Вот теперь я возрадуюсь, ибо эти двое арестованы. И это из-за меня они арестованы, из-за меня, потому что этому способствовали мои друзья. Арест этих двоих предателей дорогого мне стоил, потому что они навлекли несчастья на наш дом и моего брата кюре, и они приводили людей свидетельствовать перед Монсеньором епископом. Но теперь они арестованы, и они попадут в плохое место, из которого они не выйдут, как бы многочисленны и могущественны ни были их друзья. Я это прекрасно знаю - ибо Мэтр Жак, стражник Мура, мой друг - что с ними будут плохо обходиться в Муре Каркассона, и если бы я смог туда попасть, то с ними еще хуже обходились бы. Есть еще двое, арест которых меня бы осчастливил, но один уже здесь: а именно Раймонд Вайссьер, (я бы хотел, чтобы его сожгли). А другой - Гийом Маттей - злобный лжец и предатель [6]. Эти двое дали показания против моего брата, и если б я мог выйти из этого места, то сделал бы все возможное, чтобы Гийом Маттей был арестован, и его бы посадили туда же, куда и Пьера Азема и Пьера де Гайака.
В другие дни и даже чаще Бернард говорил мне, что он дал огромное количество денег разным лицам, чтобы они помогли освободить его брата кюре из тюрьмы Монсеньора епископа. Он говорил, что светскому сеньору Мирпуа, который в том году поехал в Каркассон, он дал триста ливров, а его шурину, который поехал с этим сеньором, он оплатил расходы на поездку, и тот потратил по дороге 150 турских ливров, которые он ему дал. Он также подарил мула мадам Констанс, даме де Мирпуа, чтобы она просила Монсеньора епископа освободить его брата. И он говорил, что сеньор де Мирпуа получил от некоторых кардиналов и от других важных лиц Римской курии четыре письма, адресованных Монсеньору епископу, с просьбой освободить его брата. Однако Монсеньор епископ не желал удовлетворять просьбу этих сеньоров.
Он мне говорил, что дал Лупу де Фуа [7] огромную сумму денег и пообещал ему дать еще столько же, если тот сможет добиться, чтобы Монсеньор епископ выпустил его брата из тюрьмы. Он также сказал мне, что дал сумму денег, количество которых не уточнил, прево Рабата [8], другу Монсеньора епископа, чтобы освободить своего брата.
Он также сказал, что дал еще некоторую сумму денег покойному Арноду Сикре из Тараскона [9]. Он не уточнял, сколько.
Он мне еще сказал, что дал большую сумму денег Монсеньору Жермену де Кастельно, архидиакону Памье, приближенному к Монсеньору епископу, чтобы все эти люди делали что-нибудь для освобождения его брата. И он сказал, что в течение года он раздал названным лицам и другим 14 000 су для освобождения своего брата, но ничего не добился, ибо, как он говорил, Монсеньор епископ - очень злой человек, и просить его тщетно, ибо он не уступил еще ни одной просьбе. И чем больше его просят, тем меньше от него добиваются…
Азалаис Фор, выслушанная по поводу тех же фактов, подтвердила их. Кроме того, она сказала:
Этот Бернард дал четыре тюка шерсти Гарноту, сержанту Мура, и начиная с того времени он делал в Муре все, что хотел. Он брал ключи от камер, в которых жили заключенные. Их ему давала Онорс, жена этого Гарнота, когда тот отсутствовал, и Бернард мог говорить с теми заключенными, с которыми желал…
29 ноября Беатрис де Планиссоль дала показания:
Через пятнадцать дней после того, как этого Бернарда отослали в тюрьму замка Аламанс, когда он был на втором этаже башни, а я и другие заключенные женщины были в комнате, которая находится у входа в замок по соседству с этой башней (там есть закрытая дверь, смежная с комнатой, в которой были я и эти женщины), в день, который я не помню, Бернард, который находился в башне, постучался в дверь и позвал Гразиду. Я услышала это и сказала Гразиде:
- Кто это?
Гразида ответила, что это Бернард Клерг. Тогда я и другие женщины освободили место для этой Гразиды, чтобы она могла поговорить с Бернардом. Она нагнулась, приложила ухо к нижней части двери и стала говорить с Бернардом. Потом, когда она оставила это место, то пошла ко мне (я была у окна комнаты, которая выходила на укрепления замка,) и я ее спросила:
- С кем Вы разговаривали?
Она мне сказала, что это был Бернард Клерг, и я у нее спросила:
- Что Вам сказал этот Бернард?
Она ответила, что он сказал ей спросить у меня, хотела бы я с ним поговорить. Я ответила, что нет. Она мне сказала, что Бернард также сказал ей, поговорить со мной и узнать у меня, хотела бы я забрать назад признания, которые я сделала перед Монсеньором епископом, и сказать, что Пьер Азема и Пьер де Гайак научили меня сделать такие признания. Я ответила, что я назад ничего не заберу, поскольку все это правда, и что я не буду никого обвинять в том, что меня чему-то научили, раз такого не было. Ибо, сказала я, как я могу сделать такие признания, если я уже двадцать лет не видела Пьера Азема, никогда не видела Пьера де Гайака, и не знаю, кто это такой. Услышав это, Гразида замолчала, и более не настаивала, чтобы я отозвала свою исповедь.
Бернард Клерг был допрошен впервые 23 ноября 1322 года. Он официально отрицал все, что о нем говорили свидетели в предыдущих показаниях. Он еще раз был допрошен 26 ноября, а окончательно выслушан 9 декабря.
После чего, в означенный год, в девятый день месяца декабря, в день, когда его привели в суд, как по причине занятости Монсеньора епископа, так и потому, что все это время Монсеньор епископ и брат Гальярд де Помьес часто побуждали признаться означенного Бернарда Клерга, и выявить правду о фактах, которые он совершил в области ереси, и в чем он еще полностью не признался, а также о том, что он совершил после того, как был заключен в Мур замка Аламанс, что изложено ниже, у означенного Бернарда, вызванного перед Монсеньором епископом в этот день, чтобы дать перед ним показания в судебном порядке, Монсеньор епископ потребовал, чтобы он заранее принес присягу, если хочет выявить и признать правду о фактах относительно преступлений ереси и его пособничества, как о себе, так и о других. Он ответил, что не может ничего сказать, кроме того, что написано выше. …
Епископ предложил ему возможность защищаться и прочитать показания свидетелей, которые его обвиняли, без имен, которые там фигурировали.
Во время допроса Монсеньор епископ приказал Мэтру Гийому Пьеру Барту, нотариусу, который частично записывал признания и показания тех, кто свидетельствовал против означенного Бернарда, и Мэтру Гийому Надену, нотариусу, который частично записывал признания и показания некоторых лиц, свидетельствовавших против того же Бернарда, чтобы они передали в его распоряжение записи показаний против него, которые его касались, где были скрыты имена означенных лиц, чтобы он их не узнал. Он также приказал означенному Бернарду не покидать пределы города Памье и Мас Сен-Антонен до указанного им термина, пока Монсеньор епископ не скажет, что он готов получить все аргументы защиты, которые между тем составит означенный Бернард, так же, как и его показания, и рассматривать их по возможности день за днем по мере того, как они будут получены от означенного Бернарда…
Однако после этого Монсеньор епископ в качестве верховного судьи означенного Бернарда, а также для того, чтобы он не мог сказать или заявить, что он не мог поговорить о своей защите с компетентными лицами, предписал ему в качестве места ареста всю епархию Памье до указанного дня. Он также дал ему разрешение добраться до Тулузы. Но он запретил ему покидать провинцию Тулузы…
После чего в означенный год [10], в третий день месяца февраля, когда означенному Бернарду Клергу, с которым Монсеньор епископ согласовал указанные способы защиты, так же, как и передачу ему копий показаний лиц, свидетельствовавших против него в области ереси в пособничестве и препятствии работе Инквизиции, было дано время с 9 декабря до октавы следующего праздника Очищения Благословенной Марии, чтобы он мог признаться в том, что он совершил в этой области или защищать себя с помощью копий означенных показаний. Эти копии были сделаны и завершены помощниками, предоставленными по его просьбе, чтобы 16 декабря он мог получить эти копии. Но поскольку этот Бернард не принял решения ни прийти за этими копиями до сего дня, ни послать кого-нибудь за ними, ни иным способом защищаться или свидетельствовать в судебном порядке перед Монсеньором епископом до сего дня, в который он был вызван в суд, то Монсеньор епископ, имея при себе записанные показания свидетелей обвинения, в присутствии меня, нотариуса, и перечисленных ниже свидетелей, предложил, чтобы вышеуказанный Бернард заявил, что он готов получить эти копии, если пожелает, а также изложить аргументы в свою защиту и свои объяснения. И даже если он захочет помощи одного или нескольких адвокатов, то это будет согласовано, и ему разрешат воспользоваться защитой тех, кого он пожелает, согласно тому, что говорит закон, а также согласно обычаю и практике трибунала Инквизиции, после того, как означенный Бернард уплатит им необходимые гонорары. И Монсеньор епископ сразу спросил означенного Бернарда, хочет ли он получить копии показаний, хочет ли он более полно признать правду в вышеуказанных вопросах, хочет ли он защищать себя и предложить аргументы в свою защиту, хочет ли он получить помощь одного или нескольких адвокатов, чтобы они могли дать ему советы в области, касающейся его поведения и действий, в которых он обвиняется, согласно тому, что говорит закон, а также согласно обычаю и практике трибунала Инквизиции.
Бернард отвечал, что он не знает, что сказать. Монсеньор епископ дал ему время на раздумья с сего дня до октавы Очищения [11], говоря, что он может регулярно подавать сведения в свою защиту до того дня, если он желает предоставить эти аргументы и свои объяснения. Монсеньор епископ также пожелал, чтобы тем временем, каждый раз, когда означенный Бернард потребует записей показаний против него, таковые были бы переданы ему Мэтром Гийомом Пьером Бартом и мною, Гийомом Наденом, вышеуказанными нотариусами…
9 февраля 1323 года, в оговоренный день, Бернард Клерг был вызван свидетельствовать в судебном порядке, и не мог ответить ни да, ни нет. Жак Фурнье дал ему еще одну отсрочку, до 12 марта 1323 года, добавив:
Если он желает иметь адвоката, или прокурора, или советника для своей защиты, то ему их предоставят, и эти лица окажут ему помощь немедленно, получив за это подходящий гонорар, который будет вычтен из его имущества людьми Монсеньора графа де Фуа.
Если он не желает защищаться, то это значит, что он не желает использовать какую-либо защиту, тогда означенное дело может быть закончено. И когда означенный Бернард сказал,, что он желает подумать весь этот день и посоветоваться с несколькими адвокатами, чтобы знать, следует ли ему или нет принять предложенные средства защиты, то Монсеньор епископ предоставил ему возможность подумать весь нынешний день и встретиться с адвокатами, и все показания свидетелей были ему переданы, чтобы он смог лучше обдумать и лучше понять дело, самостоятельно или с адвокатами, и стоит ли ему защищаться. или нет.
В тот же день, в час вечерни, означенный Бернард сказал, что он говорил с Мэтром Жаком Камель и Мэтром Угоном де Бийер, юрисконсультами Памье, которые ему сказали, как он заявил, что они не будут адвокатами в этом деле до того, как они поговорят с Монсеньором епископом и он их об этом не попросит.
Когда означенный Мэтр Жак пришел и Монсеньор епископ в присутствии означенного Бернарда, меня, нотариуса Арнода де Кальмель, гражданина Памье, Брата Бернарда де Тэ, монаха из Фонфруад, Мэтра Гийома Птера Барта, нотариуса Монсеньора епископа, и Раймонда Ремета, приближенного Монсеньора инквизитора Каркассона, велел Мэтру Жаку Камелю быть адвокатом вышеупомянутого Бернарда в его защите(после оплаты означенному Мэтру Жаку означенного гонорара), согласно форме и способу, который используют адвокаты в своей работе по защите лиц, подозреваемых и обвиняемых в ереси [12], если эти лица, сколько у них не требовали, отказывались признать истину.
Этот Мэтр Жак заявил, что он готов советовать означенному Бернарду признать истину согласно вышеупомянутым форме и способу, и что для этого он добровольно стал его адвокатом. Означенный Бернард тогда сказал, что он не желает, ни чтобы упомянутый Мэтр Жак стал его адвокатом, ни кто-либо другой, по крайней мере, до тех пор, пока ему не откроют имена лиц, которые делали признания и давали показания против него. И что если бы он мог знать, что сказали или сделали свидетели, дающие показания против него, то он бы исповедался Монсеньору епископу, а не Мэтру Жаку.
Жак Фурнье вновь дал ему время на размышления до 10 февраля, и в тот день, в третьем часу [13] Бернард Клерг вновь предстал перед судом и вновь потребовал имена свидетелей.
Монсеньор епископ сказал ему, что это не в обычаях Инквизиции в этих краях [14] сообщать имена лиц, которые дают показания или признания в области ереси по причине опасности, которая может угрожать дающим показания и тем, кто признается, если их имена откроются тем, кто желает защищаться против них. И эта опасность особенно явственна и очевидна для многочисленных бедных и слабых лиц, свидетельствовавших против означенного Бернарда, если их имена будут выявлены, по причине могущества и образованности означенного Бернарда, который уже серьезно угрожал нескольким людям, подозреваемым им в том, что они давали показания против него, и множество друзей означенного Бернарда происходят из тех мест, где проживает большая часть лиц, дававших показания против него.
И означенный Бернард закончил данное дело, положившись на милосердие Монсеньора епископа и инквизитора.
31 марта, в день, когда Бернарда вновь привели к епископу, он не давал показания, но явился его брат Раймонд Клерг, сказав, что тот очень болен, и передал епископу копии показаний, подтвердив, что Бернард не имеет намерений защищаться и полагается на его правосудие.
7 августа 1324 года Бернард Клерг последний раз давал показания перед Жаком Фурнье и Жаном Дю Пра, новым инквизитора Каркссона после смерти Жана из Бона. Он ограничился тем, что подтвердил свои предыдущие заявления. Некоторое время спустя он умер в Муре Аламанс, будучи 13 августа 1324 года осужденным на «тесный» Мур (с кандалами, на хлебе и воде).
[1] Адвокат из Тараскона, давший весьма интересные показания перед Жоффре д’Абли. А еще он не погнушался давать лживые свидетельства против своих врагов. Дела такого рода находятся в конце реестра.
[2] Как мы видели выше, такое смягчение приговоров было весьма необычным. Кажется, что более распространенным была замена простого Мура на ношение крестов в течение трех лет, что происходило регулярно, по крайней мере, в то время.
[3] Торжественное Сермон 2 августа 1321 года в Памье.
[4] То, что она хотела сказать, означает, что Жан Гиляберт, ее отец, знал о еретикации своего сына и, в связи с этим, он мог подвергнуться инквизиторским наказаниям и конфискации имущества. Но в реестре не упоминается о том, допрашивали ли его.
[5] Гразида Лизье.
[6] Он шпионил в Аксе и окрестностях для епископа Памье.
[7] Луп II де Фуа-Рабат, сын Лупа де Фуа, внебрачного сына Раймонда Рожера и Лувы де Пеннонтье. Как и его отец, он был сеньором Савердена, откуда происходил Жак Фурнье, и по этой причине мог иметь с ним хорошие отношения.
[8] Представитель аббатства Лаграсса, которое имело владение в Рабате.
[9] Исходя из даты, речь идет все же о его сыне.
[10] Для нас это уже 1323 год. Нотариусы Инквизиции начинали новый год с 25 марта (так называемый стиль Воплощения)
[11] 9 февраля.
[12] Эта роль ограничивалась тем, что адвокаты давали совет подзащитному признаться. Не стоит даже говорить о том, что обращение к официальным адвокатам были редчайшими, практически не встречающимися случаями. Наоборот, на практике люди неофициально обращались к юристам, хорошо знающим инквизиторскую процедуру. Иногда таким юристам приходилось за это поплатиться. Так произошло с юрисконсультом Гийомом Гарриком из Каркассона, который был осужден.
[13] Девять часов утра.
[14] И ни в каких других. Это обвиняемый должен был назвать своих смертельных врагов, что действительно могло сделать их показания против него юридически ничтожными. Многочисленные убийства доносчиков оправдывали эту меру, но в то же время она давала возможность для злоупотребления лжесвидетелям, хотя их ожидали суровые кары.