Религиозная власть в городе?
Могла ли катарская Церковь, распространяясь по разветвлениям семейных кланов сеньоральной знати и консульской буржуазии двенадцатого века, представлять собой настоящую группу влияния, «партию» или «лобби» в сферах тогдашней политической власти? Этот вопрос заслуживает тем большего внимания, чем большее влияние имела в Лангедоке катарская «интеллигенция».
Разумеется, сама Церковь стремилась только к спасению душ и распространению среди населения послания Спасения, депозитарием которого она была. Когда великая дама, рыцарь и даже сеньор решали сделаться Совершенными, как Бланш де Лаурак, Пьер и Фей де Дюрфор или Паган де Лабесед, то они принимали обеты и становились монахами и монахинями, не обладая более никакой собственностью, подчинившись правилам евангельской жизни. Они даже обязаны были жить трудом своих рук. Женщина или мужчина, посвященные Богу, отказывались от всякого материального интереса, всякой воли к владению и власти. Но оставался еще тесный и постоянный контакт с представителями их аристократической среды, которая была более открыта к их словам и в целом состояла из добрых верующих их Церкви. Как в таком случае можно было избежать влияния? Наиболее прямым и непосредственным влиянием, которое Совершенные мужчины и женщины могли оказывать на свои семьи, было, без сомнения, поощрение их естественного антиклерикализма. Представители этих семей открывали для себя множество причин не уважать больше эту Римскую Церковь, которую они справедливо рассматривали как врага - и прежде всего, в экономической области. В отличие от катарской Церкви, Римская Церковь имела аппетит к обладанию земельными владениями, а еще претендовала на то, чтобы взимать налоги с плодов работы христианского народа. Папа Римский и его прелаты даже считали себя арбитрами в области европейской политики и порядка. Добрые Люди не испытывали затруднений в том, чтобы объяснить, что истинная Церковь Христова не гонится за материальными благами, что так называемая святая облатка - это всего-навсего хлеб, и что клирики Римские не говорят ничего ценного во время мессы, за исключением Pater и Евангелия…
Именно поэтому катарская «интеллигенция», как Совершенные, так и верующие, навлекли на себя гнев Рима. Но, возможно, опасность для установленного порядка была еще более серьезной? Только Совершенные, мужчины и женщины, следовали своим обетам и исполнению запретов, предписанных правилами евангельской жизни: не убивать даже животных… Не приносить клятв… Не судить…
[1] Однако, это была иная идеология, чем та, которую Рим пытался сделать доминирующей среди просвещенных слоев окситанских сеньорий. Нет сомнения в том, что привыкнув к языку, проповедям, разговорам и рассуждениям Совершенных, представители властной олигархии и их близкие понемногу начинали смотреть другими глазами на основание самого своего христианского и феодального общества: на присягу, скрепляющую всякий акт, на феодальное правосудие в области важных и мелких дел, в том числе и на смертную казнь, и особенно на идею вмешательства Бога в дела этого мира…
Припомним также, что катаризм был носителем и распространителем идеи десакрализации видимого, и происходило это в самом сердце средневекового христианского общества. И это вполне совпадало со средиземноморским вкусом к светским и профанным порядкам. И благодаря этим порядкам, женщины, как оказалось, обладающие такой же благой и божественной душой, как и мужчина, подняли голову и взяли слово.
Церковь Добрых Христиан вовсе не собиралась взять в руки бразды правления в этом мире, а просто привести к Богу заблудших овец и направить малую отару по дороге в рай. Но то, что религиозные дома катаров становились частью сеньоральных структур castrum, могло, по той же логике евангельского послания, установить новые нормы. Нормы обычного катаризма… Так, некий Пьер Сатурнен, каменщик по профессии, придя в Лаурак во времена «золотого века», чтобы возвести каменный портал над воротами городских укреплений, по-видимому, по поручению муниципалитета, был определен вместе со всей своей артелью означенным консульским муниципалитетом, на проживание с полным пансионом в дом диакона Изарна де Кастра и его товарищей: de mandato communitatis ejusdem ville, смысл этих слов достаточно ясен
[2]. Представьте себе, что мэрия вашего города или деревни во время ремонтных работ по поручению той же мэрии селит и кормит бригаду каменщиков в доме приходского священника. Разумеется, в те времена Церковь и государство не были разделены. Но для общественных властей, которые представлял муниципалитет, официальной Церковью, с которой можно было разделить даже такие тяготы, была именно катарская Церковь.
Кроме этой неоспоримой роли гостеприимства, которое могло осуществляться в хорошо управляемых религиозных домах, Совершенные, мужчины и женщины, исполняли в городах функцию вспомоществования и благотворительности, неотъемлемую от их монашеского состояния. Они ухаживали за больными, в любом месте и в любое время несли пастырское служение, а также занимались разного рода ремеслами, как того требовали их правила. Таким образом, они участвовали в жизни общества и были воспринимаемы соседями. Но в собственно социальную организацию они вмешивались разве что на уровне правосудия. Они пытались заключать мирные соглашения между сторонами, которые, без их вмешательства, начали бы выяснять отношения с помощью оружия или бесконечных судебных тяжб. Роль Совершенных как примирителей упоминается во многих местах. Так, в Монсегюре было заключено такое соглашение между Раймоном де Перейлем и Пейре Роже де Мирпуа; в Сен-Мартен-Лаланд - между Миром Лаланд и Бернаром Миром Асезат; в Праделлес-Кабарде - между семьями Пьера и Бернара Дайд.
«Властью Совершенных и из их рук они приняли мир и согласие между собой, и в знак мира обменялись между собой взаимным поцелуем»
[3].
Добрые Христиане несли в город мир, умиротворение. Так что, фактически, именно социальная позиция их Церкви давала им дополнительный авторитет, а не наоборот.
[1] Речь идет о заповедях Нагорной проповеди (Евангелие от святого Матфея). .
[2] Показания Пьера Сатурнена из Ма-Сен-Пуэлль в Ms 609 f 24 b.
[3] Показания Пьера Дайд из Праделлес-Кабарде в 24 томе Doat. См. главу 15.