Анн Бренон. Катарские женщины. Ч.4. Катарские семьи.15. Богатые и бедные
15
КАТАРСКИЕ СЕМЬИ
Богатые и бедные
Теперь в этом изложении можно вполне справедливо немного отойти от всего, что производит на нас впечатление светскости, даже элегантности. Кажется, что это путешествие в самое сердце окситанского катаризма приводит нас почти исключительно в семьи высшего общества. Поэтому следует расставить все по своим местам. Нет сомнений в том, что увлечение катаризмом мелкой лангедокской знатью привело к тому, что он стал распространен повсеместно. Кроме того, к концу XII века, когда дамы из Лаурак, Ма или Пьюлоранс становились Совершенными и катарскими матриархинями, управляя религиозными домами, (совсем как в XVII веке, когда модницы содержали литературные салоны, где принимали дам своего круга) все окситанское общество уже было проникнуто катаризмом. И уже тогда горожанки, жены ремесленников и даже крестьян жили вместе с дамами в домах Совершенных.
И чаще всего, разумеется, это происходило из-за вовлеченности женщин. Нужно ли говорить, что катаризм никогда не был просто общественной модой, каким-то интеллектуальным феминизмом? Он был христианством, отвечающим идеалам всего общества и удовлетворяющим рефлексиям культурной элиты… Пьер Бофиль, из Кассес, к примеру, рассказывает инквизитору в 1245 году о своем весьма показательном детстве. Мы ничего не знаем о его социальном происхождении - но семья была явно не благородных кровей. Это была «буржуазная» семья, но неизвестно, до какой степени. В любом случае, до 1205 года его отец, Бернар Бофиль, дядя Пьер и брат Бонфис (хороший сын) были катарскими Совершенными, а он, будучи ребенком, жил вместе с ними в их доме. Этот его брат, Бонфильс или Бофиль [1] даже сделал карьеру в Церкви Тулузен, потому что кроме всего прочего он был известен еще и как диакон Сан-Фелис и Монмар между 1205 и 1239 годами.
Семья Арруфат из Кастельнодари, кажется, тоже не была по-настоящему аристократической, но по-видимому, принадлежала к богатой и уважаемой прослойке общества. Раймон Арруфат дает показания в 1245 году, в возрасте сорока семи лет - он называет точную цифру [2] . Так же точно он вспоминает, что в детстве, перед приходом крестоносцев, он часто и повсюду в общественных местах в Кастельнодари встречал катаров и вальденсов. Катары и вальденсы довольно часто посещали дом его отца, Раймона Арруфата Старшего. Они приходили туда есть и спать, и вся семья собиралась вокруг них в духе толерантности и даже некоего экуменизма - не очень частый пример, поскольку сами катары и вальденсы не очень воспринимали друг друга взаимно, считая оппонентов еретиками.
Детство Раймона Арруфата было отмечено, как и детство других людей, печальными воспоминаниями. И в самом деле, в те времена смерть присутствовала повсюду, косила людей всех возрастов, и существование выглядело намного более хрупким, чем оно представляется нам сегодня. Но это вовсе не означает, что люди в Средние века жили в печали. Мы еще будем говорить об улыбках дам, о смехе самих Добрых Людей! Но в 1204 году маленький семилетний мальчик потерял мать. Он видел, как Совершенный Раймон Бернард и его товарищ унесли ее, умирающую, в Сен-Мартен-Лаланд, где она достигла на их руках счастливого конца, получив утешение в одном из религиозных домов. Затем наступила очередь его брата Жана, который вначале слег, а потом попросил consolament для умирающих. Раймон видел, как те же Добрые Люди унесли его в дом в Сен-Мартен-Лаланд, где были с ним до его последних дней.
Возможно, старший брат Раймона, Пьер Арруфат, участвовал в военных столкновениях между отрядами враждующих сеньоров - ведь и до прибытия крестоносцев не все на свете жили в согласии. Раймонду пришлось видеть, как брата, смертельно раненного, принесли в дом его отца. Рыцари, на стороне которых он, очевидно, боролся, обеспокоились спасением его души: Гийом Альрик перевез его к себе, а Эстуд де Рокевилль, именитый человек и тулузский рыцарь, привел к его ложу Совершенного Арнода Арруфата, возможно, его кузена, диакона Верфей, с его soci, которые уделили ему consolament для умирающих. Раймон Арруфат отец присутствовал при этом и был с этим согласен.
Две сестры юного Раймона, Жоанна и Эрменгарда, тоже сделались Совершенными. Но их отец Раймон Арруфат, несмотря на всю дружбу и взаимопонимание, которое он демонстрировал по отношению к монахам всех орденов и конфессий, возможно, не согласился с тем, что его дом слишком внезапно опустел. Применив свою отцовскую власть, он вернул их в мир и выдал замуж. Короче говоря, перед крестовым походом семья Раймона Арруфата уже посвятила катарской Церкви мать и двух братьев, получивших утешение, двух сестер, хоть временно, но бывших Совершеными, не говоря уже о родственнике -диаконе Арноде из Верфей.
Раймон Арруфат вспоминает также, как около 1220 года он еще встречал группы Совершенных мужчин и женщин в домах родственников, которые он посещал. В Ласборде, у своей кузины Алазаис Ружье он видел также трех сестер этой Алазаис, и все три были еретичками. И он знает, что ее муж, Пьер Ружье, позже тоже сделался Добрым Христианином. Снова-таки в Ласборде, но уже у Пьера Бодрига, мужа его племянницы Жироды, он видел мать и сестру этого Пьера, обеих Совершенных, которые там были. В домах бургов, как и в залах благородных жилищ, катаризм укоренился внутри семьи.
Но если Бофили из Кассес явно были именитыми людьми, и если Арруфаты из Кастельнодари имели тесные связи с рыцарями, то Ружье и Бодрига из Ласбордес, без сомнения, принадлежали к скромным семьям. Ремесленников и работников из Ма-Сен-Пуэлль в 1245 году вызывали к инквизитору свидетельствовать по поводу ереси, точно так же и в то же самое время, как и представителей аристократического сословия совладельцев и бюргеров - консулов castrum. В 1245 году, во время того же следствия, житель Сен-Полет, в Лаурагэ, говорил о простой жизни крестьянина, на которой катаризм оставил глубокий отпечаток, так же, как и на многих других жизнях.
Понс Вигуйе в 1215 году был совсем молодым человеком. Однажды, когда он работал на виноградниках, его мать Одиарт, с которой он жил вместе, получила consolament посвящения в доме Домерков в Сан-Полет. Потом она вернулась домой и жила там около месяца, будучи Совершенной, вместе со своим сыном. Не стоит особо доверять притворному удивлению Понса Вигуйе, который заявляет о своей невиновности. Нет сомнений в том, что здесь не было ни внезапных решений, ни спонтанных consolament: Одиарт Вигуйе, скорее всего, во время этого события будучи вдовой, должна была долго к нему готовиться и обучаться, прежде чем стать Совершенной. И еще через тридцать лет, несмотря на подполье и преследования, Церковь не одобряла слишком поспешных посвящений и требовала испытательного срока как минимум в течение года (три поста), чтобы послушник мог привыкнуть к катарским обрядам, постам и воздержаниям, а также чтобы он мог получить хотя бы минимальное теологическое образование.
Итак, в течение месяца новоиспеченная Совершенная жила в доме своего сына, пока, в конце концов, по-видимому, не вступила в более-менее многочисленную женскую общину. Дважды ее сын Понс приносил ей еду. Только два раза. Он объясняет это так.
«Поскольку у меня ничего не было, из бедности. Если бы у меня было больше, то я дал бы ей намного больше, какой бы еретичкой она ни была.»
Не забудем, что свою речь он адресует инквизитору. Его искренность в этом случае выглядит еще более трогательной. Он добавил также, что он вовсе не колебался ночевать в одном доме со своей матерью, хотя тогда уже прекрасно знал, что она была Совершенной.
Когда его мать стала Совершенной, ему было более тридцати лет. Понс Вигуйе, работник на виноградниках, продолжал жить, как он говорил. Женился, у него появились дети. Но отныне Церковь Добрых Христиан ушла в подполье и была преследуема. Он и дальше, постоянно и втайне, виделся с Совершенными, мужчинами и женщинами, у соседей в Сен-Полет, в Монмор, по ночам, в лесу, в полях… Его сын Пьер вырос, и между 1230 и 40 годами тоже почувствовал призвание, и однажды, когда Понса не было дома, убежал к еретикам. Еще раз расставим всё по своим местам. Понс Вигуйе пытается максимально обелить себя в глазах инквизитора. И, разумеется, он никогда ничего не знает о религиозном выборе своих близких, матери и сына, которые всегда пользуются его отсутствием, чтобы податься к еретикам. Юный Совершенный Пьер Вигуйе, вероятно, пользовался благосклонностью местных именитых людей, особенно Арнода де Клеренс, рыцаря из Сен-Полет, который был очень сильно замешан в защиту еретиков, и в то время, как Понс Вигуйе дает показания в 1245 году, находится в тюрьме Нарбоннского замка в Тулузе.
«Однажды, пожелав поговорить с отцом, мой сын Пьер, еретик, послал ко мне Арнода де Клеренс. Послушавшись уговоров этого Арнода де Клеренс, я последовал за ним в ночь. Я встретим моего сына Пьера и смог с ним поговорить в присутствии Арнода де Клеренс и его жены. Я сказал ему, чтобы он оставил секту еретиков и пошел за мной, но он отказался. Он тоже попросил меня поклониться ему, но я отказался. Я больше никогда его не видел.»
Июнь 1246 года. Понс Вигуйе завершил первую свою исповедь [3]
«В том же месяце моя жена решила оставить меня, и я уверен, что она стала еретичкой. Но я не знаю, где она, и больше ее не видел…»
[1] Тогда, в XIII веке, из прозвищ рождались имена, фамилии, а прозвища часто происходили от названия ремесел. И не всегда легко найти аналоги этого явления в современном языке. Вспомним, к примеру, предыдущую главу, где мы встречали брата и сестру, которых звали, соответственно, Бернард Мир и Бернарда Миорнетта. Почти во всех случаях прозвища феминизировались, когда они применялись к женщинам. И также были случаи, когда прозвища порождали имена и даже фамилии. К примеру, мы будем иметь возможность встретиться на этих страницах с Совершенной, называемой Когуля. Но когда мы сравниваем различные показания, то оказывается, что речь идет о Риксенде Грейль, супруге Бернарда Кагуля.
[2] Показания Пьера Бофиль из Кассес, Раймона Арруфат из Кастельнодари и Понса Вигюе из Сен-Полет находятся в MS 609 de Toulouse, f 225 b, 250 b, 227 b.
[3] В декабре того же года он свидетельствует во второй раз и добавляет некоторые детали, демонстрирующие, что на самом деле он всегда был хорошим верующим.