14
ВРЕМЕНА ВОВЛЕЧЕНИЯ
Это было подвижное, открытое общество. Феодалы, крупные или мелкие, бедные, но, тем не менее, благородные, составляли аристократическое сословие, удерживавшее первое место в обществе благодаря блестящей светской культуре. Оно создавало моду, сохраняя первенство в общинах бургов. Рядом с ними, окружая их, взрастали новые буржуазные порядки, где царили обменные письма и логика коммерции. В одних и тех же городах развивались городские свободы и муниципальные установления, которые могли противостоять как епископу, так и сеньору. Система городских Кутюмов, где были четко регламентированы права наиболее сильных и обязанности наиболее бедных, сопротивлялась, как могла, разнообразному произволу. И весь этот народ, состоящий из крестьян, ремесленников, пастухов, торговцев, вместе с их женами, питал уважение к нотариусам, людям закона, и банкирам, а также к их богатым супругам. Но все они при этом устремляли взгляды на рыцарей, на аристократов, на их дам, разодетых в разноцветные ткани, на их вдов, одетых в черное, на их духовных лиц, более религиозных, чем попы.
Порядок победителей
Этот схематический набросок жизни окситанского общества на каждой последующей странице будет, разумеется, корректироваться и наполняться жизнью и красками. Но именно это самое общество городов и бургов, окситанских castra, во всем его многообразии, вызвало гнев Римской Церкви. В 1209 году папа Иннокентий III призвал великих князей Западной Европы к крестовому походу на христианские, а не на сарацинские земли - против графа Тулузского Раймона VI, против Раймона Роже Тренкавеля, виконта Каркассона, Лиму, Безье и Альби, и против всех их вассалов, виновных в том, что они терпят, и даже открыто защищают общины Церкви, получившей официальную репутацию еретической.
Эта книга не претендует на то, чтобы быть завершенным трактатом о катаризме, и тем более на то, чтобы представить историю эпопеи катаров
[1]. И потому достаточно здесь напомнить о том, что крестовый поход, то есть война с несомненно религиозными мотивами, длившаяся двадцать лет, с 1209 по 1229 год, превратилась в завоевательную войну, и что король Франции, который вел себя вначале очень сдержанно, предпочел вмешаться в благоприятный для себя момент, тем более, когда у него появилась возможность обратить ситуацию в свою пользу. В 1229 году, после того, как различные события поворачивались к победе и надеждам то одного, то другого лагеря, был подписан окончательный мир и настал новый европейский порядок. Было покончено с фактической независимостью крупных окситанских княжеств. Будучи наследником Монфора, завоевателя первых лет крестового похода, канувшего в Историю, король Франции непосредственно аннексировал виконтство Тренкавель, назначил своих сенешалей и офицеров в Каркассоне и Бокере и предъявил весомые претензии на графство Тулузское. Всем было известно, что аннексия графства Тулузского это вопрос времени. В 1229 году Раймонд VII Тулузский, полностью разгромленный, подписал ограничительные положения, которые практически неотвратимо вели его прекрасное графство к королевской аннексии, путем брака его дочери и единственной наследницы Жанны с одним из младших братьев короля Людовика IX, впоследствии прозванного Людовиком Святым.
Тем не менее, двадцать лет жесточайшей религиозной войны привели только к тем результатам, к которым приводят все войны: к политическим потрясениям. Границы были перекроены, земли поменяли хозяев, но в религиозной области результаты оказались нулевыми. В 1229 году, несмотря на массовые казни на костре во время крестовых походов, когда было уничтожено от полутора до двух тысяч Совершенных обоего пола, катарская Церковь жила и здравствовала. В 1226 году она даже организовала новое епископство для общин Разес. Но и в этом смысле 1229 год стал поворотным моментом.
Начиная с 1229 года, обширным виконтством Тренкавель управлял королевский сенешаль. Граф Тулузский, находящийся под бдительным присмотром, сам обязался стать безжалостным врагом запрещенной Церкви. Большинство местных сеньоральных линьяжей, представлявших собой основной фундамент поддержки и даже источник пополнения катарских общин, было уничтожено во время войны, как, например, род виконта де Тренкавель, или стали фаидитами, лишенными собственности в пользу новых династий по праву завоевания, или, что было реже, перешли на сторону победителя. Церковь же Добрых Людей, потеряв своих естественных защитников, со всей своей иерархией и инфраструктурой, была обречена на подполье, в то время, как католические и римские власти наконец-то получили свободу действий.
Эти власти действовали с умом, решимостью и эффективностью. Они извлекли урок из предыдущих поражений и организовали на землях, отданных на их милость, кампанию контр-проповедей нищенствующих орденов, доминиканцев и францисканцев, созданных недавно по внешнему образцу евангельских еретиков, и доверили им грозное бюрократическое оружие - Инквизицию. После поворота 1229 года и трактата Мо-Париж, в этих покоренных войной землях в 1233-1235 годах наступили времена Инквизиции. Насилие стало более замаскированным. Больше не было - за редкими исключениями - этих огромных костров, где в пламени погибали целые катарские общины, выведенные из разграбленных павших городов, когда по две или четыре сотни еретиков посылали в ад одним махом. Теперь работала медленная и терпеливая машина, перемалывавшая сознание, религиозный трибунал, подчинявшийся лишь Папе, и систематически прочесывавший города и села для искоренения ереси, путем исповедей, обращений, доносов и систематического уничтожения всех Совершенных, мужчин и женщин, которых одного за другим выявляли, обнаруживали, ловили и ставили перед выбором - отречение или смерть.
Прошло еще сто лет, и дело было сделано: Церковь, постепенно теряя самое главное, превращаясь в подпольную Церковь, лишенную всех пастырей, погружалась в забвение, на которое ее осудили. Последние казненные за катарскую ересь в Лангедоке были сожжены живьем в Каркассоне в 1329 году. Четверо мужчин. Пос ледняя женщина была сожжена, опять-таки в Каркассоне, в 1325 году. Нам известно ее имя: Гильельма Турнье. Но она была доброй верующей. Последняя известная нам Совершенная тоже, разумеется, была сожжена, но посмертно. Ее звали Ода Буррель, из Лиму.
И до самого конца здесь присутствуют женщины. Полтора столетия истории женщин связаны с историей катаризма, вначале мирной и процветающей, а потом обреченной на человеческое насилие и ужасы подполья. Эти тысячи человеческих историй, тысячи голосов, лиц, которых мы не видим, все еще могут долететь до нас, несмотря на времена войны, Инквизиции и забвения.
[1] Отсылаю читателя для более полного анализа и знакомства со всеми необходимыми и точными подробностями относительно истории и политических, военных и даже религиозных событий завоевания Лангедока и ассимиляции его французами, к прекрасной Сумме Мишеля Рокбера, четвертый том.