Анн Бренон. Катарские женщины. Ч.3.Окситанские женщины. 12. Продолжение 1. Дома Бланши
Дома Бланши
Катарские монахи и монахини, живя в своих домах, самым неукоснительным образом следовали своим евангельским и монашеским правилам, соблюдая принесенные обеты: бедности, послушания и абсолютного воздержания (полного целомудрия и строгого вегетарианства), работы, общинной жизни, уважения заповедей Нового Завета. Но эти монахи и монахини, кроме того, имели еще и священнические обязанности - совершение крещения Спасения, осуществление теологического обучения и проповеди. Можно сказать, что катарские дома намного больше, чем простые монастыри католического типа, представляли собой центры распространения катаризма. Они представляли собой ячейки Церкви, открытые в городах и деревнях, где они играли экономическую, а также некоторую социальную и культурную роль.
Так, скорее всего, было и в замке Фанжу, к которому мы еще вернемся, чтобы поговорить об искусстве Любви, - этой радости любви трубадуров, процветавшей среди смеха и песен, при небольших дворах сеньоров почти по всей Окситании. Замок или castrum Фанжу находился как в сфере влияния графа Тулузского, так и виконта Каркассона, у ворот Лаурагэ, на пороге высокогорья. Он был населенной сеньорией, улицы которой оглашали звуки ремесел, а права на нее делили многочисленные совладельцы, находясь между собой в разной степени родства.
Фанжу даже может служить символом прекрасной интеграции катарской Церкви в светское общество сельской знати, демонстрируя нам, что в большинстве бургов и castra Тулузен, Альбижуа и Каркассес происходили подобные явления. С конца XII столетия Старший Сын епископа Тулузен Гвиберт де Кастр предпочитал жить в Фанжу. Две его сестры тоже управляли домами Совершенных Женщин, а его брат, Изарн де Кастр, был катарским диаконом в Лаурагэ и в основном жил в Ма-Сен-Пуэлль. Под конец XII века в Фанжу христианство Добрых Людей было вскормлено любовью аристократов к интеллектуальным беседам, в то время, как ритуальный труд Совершенных Мужчин и Женщин наполнял лавки и рынки ремесленной продукцией, тем самым внося свой вклад в несельскохозяйственную сферу народной жизни.
Дома Совершенных Мужчин и Женщин в городе фактически представляли собой мастерские, небольшие производственные центры. Строго придерживаясь обета работать, Добрые Мужчины и Добрые Дамы, согласно выбранной профессии, пряли, ткали, рубили, шили, работали по дереву или металлу, рогу или камню, или делали изделия из соломы. В Фанжу они очень часто были ткачами, и некоторые сведения от людей, допрашиваемых Инквизицией в середине XIII века, говорят о том, что дающие показания, будучи детьми, приносили Христианам мотки шерсти, а те в свою очередь давали им орехи, немудреные лакомства, а также говорили доброе слово Божье…
Будучи домами-мастерскими и даже в какой-то степени лавками - хотя очень часто Добрые Мужчины и Добрые Дамы, давшие обеты личной бедности, дарили своим верующим и друзьям в случае нужды разные вещи: перчатки, гребни, камзолы и рубахи, которые они делали - катарские дома, таким образом, были очень открыты к общественной жизни. В более или менее многочисленных общинах Совершенных Женщин, впрочем, жили не одни Добрые Дамы. Рядом с ними обитали неофитки - молодые девушки, решившие рано или поздно отдаться Церкви из религиозного призвания. Но там жили также и другие девушки, например, бесприданницы, которых поместили туда из нужды их семьи. Они становились Добрыми Христианками, возможно, без особого сознательного выбора, как вот обе сестры Ламот. Но также там были малоимущие вдовы, и даже несчастливые в браке жены, приходившие в дом Совершенных Женщин для того, чтобы независимо жить трудом своих рук, и тоже, рано или поздно, произносившие обеты посвящения.
Добрые Мужчины и Добрые Дамы, общины которых активно распространялись по деревням, таким образом, не испытывали никаких трудностей с интеграцией, поскольку привлекали новых членов прямо на месте. Конечно, дома Церкви иногда открывали и иерархи, известные лица, как Гвиберт и Изарн из семьи сеньоров де Кастр, и две их сестры. Но к этому ядру присоединялись местные семьи, из которых в основном и состояли общины: туда приходила то благородная овдовевшая дама, заботящаяся о том, чтобы посвятить Богу последние годы своей жизни, то юная сирота без средств к существованию. Катарские дома во всех смыслах этого слова были «монастырями» в городе.
Сам дом, то есть строение, могло принадлежать Церкви: иерархия решала, следует ли строить дом на собственные деньги [1], но, как правило, такое строение было подарком или сдавалось в аренду благочестивым верным. В таком случае иерархия, по-видимому, посылала туда нескольких Добрых Мужчин или Добрых Дам, вокруг которых понемногу формировалась община. Чаще всего, по крайней мере, в случае домов Совершенных Женщин, сам катарский дом открывался вследствие личного решения какой-нибудь дамы отдаться Церкви. Так было в первые годы XIII века с Гарсендой, дамой Ма-Сен-Пуэлль, или Бланшей, дамой Лаурак, которые, овдовев, на закате бурной жизни приняли монашеские обеты, но при этом не удалились от мира в буквальном смысле этого слова, а открыли катарский дом у себя дома, то есть в своем собственном доме, в сердце castrum… Если быть точными, мы здесь встречаем ту самую древнюю средиземноморскую традицию, которую уже упоминали: когда высокорожденные вдовы, посвящая себя Богу, одевали монашеские одежды в собственном доме, поскольку вблизи не было женских монастырей.
Обе они, Гарсенда дю Ма и Бланш де Лаурак, вовлекли в свои духовные поиски младших незамужних дочерей, Гайларду и Мабилию. Возможно, и в том, и в другом случае мать и дочь, Гарсенда и Гайларда, Бланш и Мабилия, сформировали первый зачаток общины. И это не отдельные случаи, потому что примеры матерей и дочерей, одновременно становящихся Совершенными, весьма многочисленны в показаниях перед Инквизицией. Иногда молодые девушки, посвященные слишком рано и не очень мотивированные к религиозной жизни, в конце концов, через несколько лет оставляли общество Совершенных, чтобы выйти замуж и обзавестись детьми, но все равно оставались добрыми верующими Церкви. Так, например, поступила Азалаис, дочь Доброй Дамы Фурньеры де Перейль. А иногда, наоборот, они принимали свою религиозную жизнь в самом абсолютном смысле этого слова, то есть, идя до конца, до костра, как, скорее всего, Гайларда дю Ма и уж точно Мабилия де Лаурак.
[1] Добрые Христиане были индивидуально бедными и вели евангельскую жизнь, но катарские Церкви владели и распоряжались денежными средствами, продукцией работы общин и различными дарами и пожертвованиями. В период кризиса эти деньги - «сокровище» или «банк» Церквей оказались очень полезными для оплаты подпольных агентов, проводников и даже вооруженной защиты. Потому «сокровище Монсегюра» не имеет никакого таинственного характера.