ВОЙНА ГРАФА
Монсегюр и присоединение Лангедока к Франции
Красивый маленький замок на вершине пог - или пеш - Монсегюр - вообще не имеет отношения к эпохе катаров. Он был построен в конце XIII или начале XIV века наследником Ги де Леви, боевого товарища Симона де Монфора, завладевшим Мирпуа и землями д’Ольме по праву завоевания. Монсегюр Раймонда де Перейля, который был взят во время осады 1244 года, был горным castrum, фортифицированной деревней, окружавшей феодальную башню, где проживало около пятисот человек, двести из которых были катарскими монахами и монахинями. Археологические раскопки и исследования вернули истинный облик этой деревне, размещенной на склонах отвесных террас, и обнаружили скромные предметы ее повседневной жизни.
Граф Тулузский долго пытался сбросить ярмо Трактата 1229 года, подчинившего его папе и королю. Он пробовал выстроить стратегию повторного брака с Санси де Прованс или Маргаритой де ла Марш, с целью родить наследников. Но его замыслы постоянно расстраивал Святой Престол. Всё, чего он добился, то это лишь развода с Санси Арагонской, и с тех пор он был вынужден жить в полном целибате. А когда он передал все права на наследство дочери Жанне, его игра была полностью проиграна. Однако Раймонд VII мог еще рассчитывать на поддержку населения Юга, которое не очень то любило инквизиторский террор. Настоящий народный бунт начался даже в Тулузе в 1235 г., когда инквизиторы-доминиканцы начали фактически перерывать кладбища, чтобы сжигать на кострах эксгумированные трупы людей, на которых доносили как на еретиков. Граф пытался действовать и мыслить как политик, заключая союзы против короля Франции с королем Англии и графом де ла Марш и, наконец, в мае 1242 г. он послал сигнал к народному восстанию, долженствующему перерасти в войну.
Этот сигнал поступил из Монсегюра. Им была казнь инквизиторов, остановившихся со своей свитой в городке Авиньонет в Лаурагэ, отрядом фаидитов. Судьи - францисканец и доминиканец - были уничтожены, их реестры изорваны в клочья, а страна восстала с верой в окончательное освобождение от Инквизиции. Но союзники Тулузы потерпели поражение от французской армии под Саинте и Тайллебургом в мае 1243 г. Тогда граф подписал в Лоррис новый мирный договор с Людовиком IХ, где обязался окончательно обезглавить дракона. Гидра ереси, коварные головы которой вырастают вновь и вновь, символизировал в глазах королевских и католических властей восставший castrum Монсегюр.
Он стал «средоточием и престолом» еретической Церкви в 1232году, когда катарские епископы Тулузы и Разес добились приюта у сеньора этих мест, Раймонда де Перейля. Монсегюр стал также штаб-квартирой решительно настроенных фаидитов, преданных интересам графа Тулузского и жаждущих воевать с Инквизицией. Именно это рыцарство Монсегюра подало сигнал к восстанию экспедицией в Авиньонет, чего папство никогда ему не простило.
Монсегюр защищало его географическое положение и отвесные склоны. Пятнадцать рыцарей и пятьдесят солдат смогли почти год противостоять армии из нескольких тысяч хорошо вооруженных людей (наверху - каменная стела с изображением так называемой «осады»). После костра в Монсегюре 16 марта 1244 года Инквизиция стала допрашивать выживших. Благодаря этим свидетельствам, а также археологическим раскопкам, из-под хлама фальшивых мистерий открылась, наконец, подлинная история Монсегюра.
Будучи побежденным, Раймонд VII не мог помешать тому, чтобы огромная армия крестоносцев под руководством королевского сенешаля Каркассона взяла Монсегюр в кольцо осады летом 1243 года. Падение Монсегюра, происшедшее 16 марта 1244 года, когда на костре погибли более двух сотен Добрых Мужчин и Добрых Женщин, означало конец попыток графа Тулузского к сопротивлению. Он умер в 1249 году, уже и не пытаясь бороться с неотвратимыми последствиями договора в Мо (Парижского договора). Его единственная дочь, графиня Жанна, и его зять, Альфонс де Пуатье, который, как это и предполагалось, стал его преемником, умерли в 1271 году, не оставив наследника. С тех пор графство Тулузское стало королевским сенешальством, как это произошло полвека назад с Каркассоном и Безье. Крестовый поход, священная война, провозглашенная папой против защитников еретиков-альбигойцев, завершилась присоединением Лангедока к Франции Людовика Святого.
Вооружившись практикой Инквизиции, а также разрабатывая новые догматические нормы христианства, распространившийся по всей Европе доминиканский орден стал отныне главным орудием Воинствующей Церкви, Ecclesia militans, победившей и устанавливающей свои порядки Церкви (внизу).
ПОСЛЕ МОНСЕГЮРА
Последнее подполье
В пламени костра Монсегюра исчезли не только жившие там религиозные общины, но и все Церкви окситанского катаризма, имевшие епископальную иерархию: епископ Тулузский, Бертран Марти, епископ Разес, Раймонд Агулье, их Сыновья, их диаконы. Этот костер знаменовал собою конец организованный катарских Церквей в Лангедоке. Последнее подполье было децентрализованным. Этим подпольщикам, если они хотели выжить, оставалось либо бегство, либо отречение.
Слишком скопрометированные верующие и изолированные друг от друга Добрые Христиане стали бежать в Италию, где конфликт Гиббелинов, сторонников императора Фридриха, с Гвельфами, сторонниками папы, очень долгое время давал катарскому христианству возможность выжить. Хорошо ли, плохо ли, но окситанская церковная иерархия смогла там восстановиться. Некоторые мужественные Добрые Люди крестились, чтобы вернуться и нести доброе слово на родину. Однако Инквизиция уже не встречала сопротивления, и их предприятие было равнозначно тому, чтобы самим лезть в петлю, потому что последние проявления солидарности в этом разделенном и постоянно проверяемом обществе были вырваны с корнем. Проповеди нищенствующих орденов, обязательные мессы по воскресеньям заменили собой запретный евангелизм Добрых Людей. В то же время теологические Суммы доминиканца Фомы Аквинского стали интеллектуальным средством схоластики, нацеленной на создание и построение новой, кодифицированной ортодоксии в жестко замкнутых рамках. Во второй половине XIII столетия уничтожение катаризма было предрешено.
Этот средневековый рисунок, сделанный в очень реалистичной манере, демонстрирует, как привязывали к столбу осужденных на костер, связывая им руки за спиной. Реестры инквизитора Жака Фурнье говорят нам о подобных обстоятельствах казней. Так, во время одной из казней на городской площади Памье в начале XIV века, еретик (вальденский диакон) Раймонд де ла Коста, когда языки пламени пережгли веревки, которыми он был привязан, поднял перед собой руки, чтобы помолиться и благословить толпу. «Это преступление - сжигать такого доброго христианина», - зароптала толпа.