Анн Бренон. Жизнь и смерть. Ч.5. Существуют ли еще катары сегодня?
24. Существуют ли еще катары сегодня?
Мужественный читатель, выдержавший все двадцать три предыдущих главы этой книжечки в форме вопросов-ответов, вовсе не будет удивлен таким последним ясным, четким и негативным ответом: нет, катаров сегодня больше не существует. Однако, вопрос этот все равно ставится. И он ставится со столь упрямой настойчивостью и с некоторой скрытой и тайной надеждой по окончании всяких публичных конференций и дискуссий, посвященных катаризму, что письменно обосновать этот разбивающий сердце ответ, наверное, необходимо.
Катаров сегодня больше не существует, потому что катаризм был искоренен из истории под конец Средневековья. Потому что катарская религия была уничтожена, катарская Церковь обезглавлена, а мы не можем теоретически представить себе катаризм, переживший свою Церковь.
В Окситании, в том регионе Европы, где социальное укоренение катаризма было наиболее динамичным и завершенным, человеческие привязанности в его рамках - наиболее горячими, орден его Церкви был оборван в первой трети XIV века. Не так уж важно, был ли последним Добрым Человеком Гийом Белибаст, который, несмотря на свои патетические заблуждения, взошел на костер в 1321 году, или более достойный Пьер Отье, сожженный в Тулузе в апреле 1310 года, или какой-нибудь Пьер Санс, забытый среди лакун средневековых архивов. Не так уж важно его лицо или имя. Если мы будем следовать внутренней логике катаризма, в тот день, когда последний апостол исчезнет из этого мира, цепь передачи Духа от первой Церкви Христовой прервется. Итальянский путь был закрыт. Сами итальянские верующие пытались уйти в Боснию для получения ордена, да и хрупкий боснийский путь, в конце концов, был перерезан захватническим исламом. В Окситании книга приговоров Инквизиции Каркассона донесла до нас имя последней известной верующей: Гильельмы Турнье, сожженной как вновь впавшая в ересь в 1325 году за то, что она, будучи в застенках, вслух слишком хорошо отзывалась об исчезнувших Добрых Людях; а также последних верующих мужчинах: Адама Бодета, из Конке-сюр-Орбье, Гийома Сера из Каркассона и Изарна Райнода из Альби, сожженных в 1329 году.
Оставшись без служителей культа, верующие не могли сами поддерживать жизнь в катарской Церкви. Продолжали ли они еще некоторое время собираться то в одной, то в другой надежной семье, чтобы напомнить друг другу о временах, когда можно было еще слышать голос Добра? Опасность была слишком велика. А игра явно не стоила свеч. Возможно, в подсознании осталась память о катаризме и его преследованиях - приговоры конфискации, разрушения и сожжения домов, эксгумации трупов. Скорее всего, эти воспоминания питали многие средиземноморские поколения, восстанавливая их против доминирующей Церкви и поддерживая глубинный и молчаливый антиклерикализм до самого начала Реформации[1]. Архивы Инквизиции после 1330 года, к сожалению, пропали. До нас дошли только некоторые обрывки, а также очень краткий инвентарный список, датируемый XVII веком. Однако, даже этих обрывков достаточно для того, чтобы проинформировать нас о том, что процессы «о ереси» не прерывались после 1329 года, что их было еще множество в течение XIV века, и они были замещены процессами «о ведовстве» только в начале XV века. Но того немногого, что мы знаем о «ереси» осужденных XIV века, достаточно, чтобы понять, что они все еще хранили память о катаризме. Фактически, в основном им ставилось в вину то, что они отрицали человеческую природу Христа, Его смерть на кресте и Его реальное присутствие в евхаристии[2].
В 1422 г., через десять лет после показаний последних итальянских верующих, зафиксированных инквизитором Фра Джованни из Сузы, и последних итальянских костров, некий Доменик де Берри еще заявлял перед каркассонской Инквизицией:
«… Что негоже верить в то, что (Иисус Христос) пострадал и умер во искупление рода человеческого; что Иисус Христос не был воплощен и не родился от Девы Марии; и еще другие ереси, которых он придерживался, и ему угрожали, что если он будет в этом упорствовать, то его сожгут.» [3].
Верующие погибшей Церкви Добрых Людей пережили ее на какое-то время, передавая друг другу, как могли, то, что они поняли и хранили из проповедей погибших - и, кажется, что катарский докетизм удержался в них лучше, чем дуализм. В этом нет ничего удивительного, но после костра Белибаста ни в одном тексте уже не говорилось ни об одном живом и действующем Добром Человеке: верующие были оставлены на произвол судьбы.
Вера была еще жива, люди хранили мужество, но Церковь умерла, - сказал Жан Дювернуа. Ну, хорошо, воскликнут некоторые, но если?...
Если бы какой-нибудь Добрый Человек смог выскользнуть из сетей и спрятаться надолго - Пьер Санс в какой-нибудь Гаскони, Понс Бэйль Бог знает где? И… Слишком велико искушение представить себе, что существовало какое-то тайное место, где микро-подпольная Церковь скрывала свою хрупкую, но стойкую цепь крещений Духом, упорно придерживаясь пути праведности и истины в каком-нибудь забытом миром и его преследователями хуторе. Теоретически, в этом нет ничего невозможного. Но если бы так было, мы бы об этом узнали. Короче говоря, катаризм не был инициатическим обществом, кучкой избранных, воображающих себя пупом земли. Это была Церковь, она осознавала себя Церковью Христовой и желала ею быть - Церковью, на которую возложена обязанность Спасения душ в этом мире. Рано или поздно это призвание толкнуло бы ее выйти наружу, осуществить, наконец, свою универсалистскую миссию в новых условиях. Но никакая катарская Церковь больше не объявлялась.
Когда Лангедок сотряс ураган реформации, когда Пьер Унод де Ланта, потомок стольких Добрых Мужчин и Добрых Женщин, сожженных в XIII веке, бежал по улицам Тулузы во главе гугенотов в 1562 году, никакие катары не вышли из тени. Когда Французская революция провозгласила, наконец, свободу религиозных культов, никакая катарская Церковь не явилась, чтобы возобновить публичное пастырское служение.
Совсем недавно, со времен романтизации и популяризации катаризма, а именно с конца XIX века, несколько сект попыталось присвоить себе духовное наследие сожженных. Но, к несчастью, они практически абсолютно не имеют понятия о том, чем в реальности был катаризм, и пытаются ассимилировать его с собственными фантазиями - народами Атлантиды, мистериями Озириса, люциферианскими культами или гиперборейскими мифами, что только демонстрирует тщету их претензий. Насколько я знаю, никто никогда не осмеливался требовать истинного катаризма, вот этого:
«… еретики, называющие себя Добрыми Людьми, не лгут, не убивают, не познают женщин телесно; когда их ударяют в одну щеку, подставляют другую; если у них попросят рубаху, отдают и плащ; и они говорят также, что есть две Церкви, одна благая, а другая злобная: а благая это та, где есть Добрые Мужчины и Добрые Женщины…»[4].
Да, именно это называется просто христианством. Слишком заурядно, слишком тускло, слишком банально. Это не то, о чем вы мечтали и это не продается, друзья мои…
[1] На эту тему есть прекрасная книжка Мишеля Жаса Michel Jas, “Braises cathares”, Toulouse, Loubatieres, 1992.
[2] Подробности в моей статье “Смерть и искоренение катаризма”, в Etudes Theologiques et Religieuses, Факультет протестантской теологииn Монпелье, т.69, 1994/1, pр. 67-79.
[3] In ibid., p.78..
[4] Опись пропавших архивов Инквизиции Каркассона. In ibid, р.76.