Ч. 5. Преследование катаризма. Кому были выгодны репрессии?

Apr 16, 2012 17:18


20. Кому на самом деле были выгодны эти репрессии?

Репрессии не могли бы быть такими грозными и эффективными без союза короля и папства, которые на протяжении всего XIII века занимались реорганизацией Европы и установлением порядка в христианском мире.

Крестовый поход баронов, вассалов короля Франции и Германского императора, спустившийся по долине Роны в начале лета 1309 года под командованием папского легата Арнода Амори, аббата Сито, мог так и остаться авантюрой без будущего[1]. На протяжении пятнадцати лет, с июля 1209 по 1224 год, от резни в Безье до резни в Марманд, эта война опустошила весь край. Замки были захвачены, молодой виконт Тренкавель предательски убит, массовые казни на кострах уничтожили целые общины Добрых Мужчин и Добрых Женщин в Минерве, Лаворе, Кассес и других местах; большинство местных линьяжей мелких сеньоров были лишены своей собственности в пользу французских рыцарей; король Арагона, сам Педро Католик, был побежден Симоном де Монфором при Мюре в сентябре 1213 года, а Симон де Монфор, благодаря Иннокентию III, сделался виконтом Каркассона и графом Тулузским на Латеранском Соборе 1215 года. Однако в долине Гаронны и приронских территориях расцвело новое чувство, которое, во имя paratge [2], подняло народ и князей на настоящую реконкисту, вернувшую фаидитам или их детям - castra, Раймонду VI и юному графу - Тулузу, а подростку Раймонду Тренкавелю - Каркассон.



Катарские Церкви, понесшие тяжелые потери в связи с массовыми убийствами, смогли реконструироваться, реорганизоваться и восстановиться, благодаря действиям таких выдающихся лиц, как Гвиберт де Кастр, епископ Тулузский, или его Старший Сын Бернард де Ламот. В 1226 году даже было создано пятое окситанское епископство - Разес, выделившееся из Церкви Каркассес.

После пятнадцати лет войн и репрессий, всё, казалось, возвращается на круги своя. Побежденный Амори де Монфор забрал с собой в Иль-де-Франс тело убитого в 1218 году под стенами Тулузы отца, Симона де Монфора. Дома Добрых Мужчин и Добрых Женщин снова открылись на улицах бургов и castra, а новые религиозные призвания родились из памяти сожженных. Война сама по себе не смогла убить веру, настолько укоренившуюся в обществе.

Но всё изменилось с тех пор, как в игру вступил король Франции, Людовик VIII. Его вторжение в 1228 году посеяло ужас в Окситании. Наверное, во внезапном и трудно объяснимом подчинении большого количества Южных феодалов, среди которых был и воинственный Раймонд VII Тулузский, стоит видеть, согласно Мишелю Рокберу, последствия престижа, окружавшего Капетингов, тавматургических[3] королей, освященных в Сен-Дени, и несущих перед собой орифламму Монжей. В 1229 году, сначала в Мо, затем в Париже, граф Тулузский подписал с французской короной мирный договор, благословленный папским легатом. Отныне французская корона в лице короля-подростка Людовика IX, будущего Людовика Святого, от имени которого правила регентша Бланка Кастильская, всячески пыталась завоевать благосклонность Святого Престола. Для французского королевства это была крупная политическая игра, где оно выступало на стороне папства против короля Англии и Германского императора. Для окситанского Юга и его еретического или толерантного христианства это был неотвратимый сигнал приближения бури и разрушения.

1229 год завершил длинную историю крестовых походов против альбигойцев: крестового похода баронов и королевского крестового похода. Двадцать лет войны перевернули всё. Виконтства Тренкавель больше не существовало, один королевский сенешаль устроился в Бокере-Ниме, другой - в Каркассоне-Безье, в то время, как юный Тренкавель удалился в арагонское изгнание. Покоренный граф Тулузский теперь стал преследовать ересь. Он разоружил замки и крепости, а самое главное, выдал замуж свою единственную дочь Жанну за младшего сына регентши Франции, Альфонса де Пуатье, одного из многочисленных братьев Людовика Святого. От этой пары теперь зависело будущее графства. Раймонд VII пошел на то, чтобы признать единственными наследниками Жанну и ее мужа, даже в том случае, если у него самого родится сын. И если Жанна и ее муж умрут без наследников, то графство Тулузское унаследует французский король…

В то время, когда Церкви и общины Добрых Мужчин и Добрых Женщин ушли в подполье, поскольку их естественные защитники были уничтожены или покорились, в то время, как папство ввело в подчиненном краю трибуналы Инквизиции, граф Тулузский тщетно пытался сбросить ярмо, которое он так неосмотрительно надел. Между 1230 и 1244 гг. он пробовал заключать политические союзы против французского владычества, а также искал себе невесту, которая, как он надеялся, сможет родить ему наследника мужского пола, что поставит под сомнение право наследования Жанны. Но, разумеется, папство, имевшее лучшую вооруженную поддержку в лице династии Капетингов, вмешивалось всякий раз, запрещая любые возможные союзы по каноническим, кровно-родственным или иным причинам. Но Раймонд VII, даже оставшись один, смог, тем не менее, поднять политические и военные силы против французского королевства. Едва его племянник Раймонд Тренкавель, после тщетных попыток вернуть Каркассон, вернулся за Пиренеи в 1240 году, как Раймонд VII смог объединить против французского короля своего дядю, английского короля, графов де Ла Марш и де Лузеньян. В 1242 году военный сигнал от графа Тулузского был доставлен в Монсегюр…

С 1232 года горный castrum Монсегюр, где несколько религиозных домов катаров лепилось вокруг дома сеньора Раймонда де Перейля и его семьи, стал центром двойного сопротивления. Оставаясь нетронутым благодаря своему положению над театром военных действий, как из-за своей стратегической позиции, так и из-за несколько двусмысленной защиты графа Тулузского, Монсегюр, в конце концов, приютил высшую иерархию катарских Церквей Тулузен, Ажене и Разес, так же, как и рыцарей-фаидитов, не покорившихся королю. Из Монсегюра запрещенная Церковь сумела реорганизовать подпольную пастырскую деятельность, осуществляла новые посвящения, обеспечивала заботу о душах, внушала надежду на лучшие дни. А граф Тулузский мог рассчитывать на Монсегюр как на вооруженный оплот верных людей, во главе с Раймоном де Перейлем и его зятем Пьером Роже де Мирпуа[4].

В мае 1242 года он послал призыв своим воителям. Сигналом к настоящему народному восстанию, поднявшемуся в Лаурагэ, Тулузен и землях Мирпуа, послужила казнь в Авиньонет двух инквизиторов, терорризировавших край - доминиканца Гийома Арнода и францисканца Этьена де Сен-Тьибери, остановившихся в этом местечке со своей свитой. Вооруженный отряд вышел из Монсегюра и вернулся в Монсегюр. Но народные надежды, взметнувшиеся так высоко, сразу же угасли. «Мы думали, что страна теперь свободна», - свидетельствовали чуть позже окситанские крестьяне, поставленные перед трибуналом. Союзники графа Тулузского были разбиты в далеких западных марках королевской французской армией, в Сентес и Тайебурге, и граф Тулузский вновь вынужден был покориться Франции, в 1243 году, подписав мирный договор в Лорри. Он отступился от Монсегюра, выглядевшего в глазах папы Римского и короля Франции «гидрой, которую следует обезглавить».

Осада и взятие Монсегюра между маем 1243 и мартом 1244 годов огромной армией крестоносцев, созванной епископами Юга и возглавляемой королевским сенешалем Каркассона, означали конец последних политических надежд графа Тулузского. Действительно ли он пытался, как, по крайней мере, уверяли осажденных посланцы графа, привлечь на свою сторону - и к защите Монсегюра - императора Фридриха, знаменитого врага Святого Престола, с которым он встречался в Провансе весной 1244 года? Последние годы правления Раймонда VII, лишенного всякой надежды, были мрачными. Когда он умер в 1249 году, Жанна и ее муж сделались графом и графиней Тулузскими. А когда и они умерли, не оставив наследника, с интервалом в несколько недель в 1271 году, графство Тулузское сделалось королевским сенешальством Франции. Процесс, приведенный в действие в 1229 году, пришел к своему завершению.

В то же самое время катарские Церкви Окситании, оставшись без иерархии и основных сил после аутодафе 16 марта 1244 года в Монсегюре, были обречены на долгие скитания в подполье, и, в конце концов, на неутешительный выбор между итальянским изгнанием и отречением в отчаянии. То были времена охоты на людей, травли и доносов, возведенных в систему, времена публичных казней на костре перед порталами кафедральных соборов, времена, когда рутинные бюрократические процедуры разбивали семьи и ссорили соседей, грозя призраками допросов, тюрьмы, конфискации имущества и позора. Союз Капетингов и папства привел к передаче Лангедока в руки короля Франции, победителя в войне. А король Франции заставил Лангедок покориться Церкви.

Тогда по всей Зпадной Европе устанавливался новый международный порядок: династия Капетингов, будучи правой вооруженной рукой Церкви, выступила в Италии против имперских сил. В Италии в течение всей первой половины XIII века война гиббелинов, сторонников императора, против гвельфов, сторонников папы, давала возможность еретикам, естественным союзникам гиббелинов, жить в ненадежном, но относительном спокойствии. Но император Фридрих II Гогеншауфен, двор которого находился в Палермо, умер в 1250 году. И сразу же папа Климент IV воззвал к своему старому капетингскому союзнику, одному из младших братьев Людовика Святого, Карлу Анжуйскому, который вторгся в Неаполитанское королевство и на Сицилию в 1265 году. Интервенция Капетингов завершилась в 1268 году уничтожением двух потенциальных наследников Фридриха - вначале Манфреда, затем Конрадина. Несмотря на Сицилийскую Вечерню, которая изгнала Карла I в Неаполитанское королевство, а также поражение последнего в крестовом походе против Арагона, поддержка Капетингами папы в Италии обеспечила окончательный триумф гвельфов, а это, в свою очередь, развязало руки Церкви, внедрившей и в итальянских городах процедуры искоренения ереси. Тогда инквизиторы, перед носом которых еще в 1245 году Флоренция гордо захлопнула ворота, смогли теперь открыть свои толстые книги для записи принудительных исповедей, и стали выносить приговоры в Италии, разве что на поколение или два позже, чем в Окситании.

Из союза между папами и Капетингами обе стороны вышли победителями, умножившими свои силы. Конечно, вскоре времена изменятся, и Капетинг Филипп Красивый восторжествовал над папой, еще до того, как грянули «семь казней египетских» позднего Средневековья. Но пока что крестовый поход папы против ереси отдал в руки короля Франции Лангедок, а судьбу Италии - в руки этой династии. Таким образом, при поддержке королевской армии еретики были отданы во власть Церкви. Вот что позволило привести «умиротворенные» территории к религиозной стандартизации: радикальные меры Инквизиции, достававшие до печенок, контрпропаганда пастырской деятельности нищенствующих орденов, и новые догматические методы томизма и аристотелевской схоластики. В то время, как по всей Европе, и особенно в регионах сильного укоренения катаризма, еретических проповедников заставили окончательно замолчать, нищенствующие ордена - францисканцы и доминиканцы - заняли всю территорию. На Латеранском Соборе 1215 года, где были одобрены средиземноморские завоевания Монфора и его баронов, Доминик и его первые товарищи уже были признаны официальными проповедниками, особенно в Тулузском епископстве. Иннокентий III согласился с тем, что Братья-Проповедники станут настоящим монашеским орденом, а его преемник Гонорий III принял их правила и устав. Когда Доминик умер в 1221 году, Братья-Проповедники, вооружившись теологически в лучших университетах, от Парижа до Болоньи, уже возглавили религиозную реконкисту против ереси. Что же до Франциска Ассизского, окруженного с 1209 года товарищами в бедности и евангелизме, то он продолжал до самой смерти - в 1226 году - удерживать свое братство от соскальзывания в религиозный орден. Но после его смерти, несмотря на его достаточно едкое завещание, его община получила устав по типу доминиканского, и так был образован орден братьев-миноритов, францисканцев, которым папство вместе с Братьями-Проповедниками доверило внедрение в жизнь Инквизиции.

Братья-минориты и Братья-проповедники переняли у еретиков два весьма новаторских монашеских принципа: монастыри в городе или даже в деревне, долженствующие обеспечивать и множить присутствие обновленной католической религиозности; и манеру проповедей обращений, с использованием разного рода историй - exempla - и ясных четких ссылок на Писания, в чем доминиканцы особенно преуспели. Конечно, организовывая свою пастырскую деятельность по следам колесниц Инквизиции, Братья-Проповедники не смогли похвастаться тем, чего пытался достичь святой Доминик, то есть единственно возможным способом обращения еретиков путем доказательств и убеждения. В Окситании были назначены доминиканские епископы и каноники, и в то время, как пастырская деятельность катаров была задушена, доминиканская контр-проповедь, наоборот, обогатилась интеллектуальными теологическими трудами их ученых.

Прежде всего, они работали над изучением аргументов еретиков. Середина XIII века была временем, когда появились знаменитые Суммы доминиканской ересиологии, прежде всего в Италии, имевшие целью кодифицировать ересь, для того, чтобы лучше опровергнуть ее аргументы и разоблачить подпольных пастырей. Следствием этой работы был Учебник инквизитора, Practica Inquisitionis, авторства Бернарда Ги, инквизитора Тулузы с 1307 по 1323 год. Но эта ересиология послужила также источником обширных доктринальных трудов Суммы теологии, написанной между 1266 и 1273 годом доминиканцем Фомой Аквинским, магистром богословия и Доктором Церкви. Обновив схоластику систематическим изучением Аристотеля и не столь интуитивной логикой, ужесточив ортодоксию в доктринальном плане, томизм основал новый базис Римского христианства на многие столетия, отбросив катаризм далеко во тьму архаической религиозности…

Особый вклад Франциска Ассизского и братьев-миноритов в обновлении средневекового христианства был иным, чем доминиканская догматика, но прекрасно ее дополнял. Францисканская мистика, можно сказать, преобладала в духовном бурлении XIII века, сосредоточившись на страдающей и человеческой природе Христа, что было непосредственной реакцией против бесплотного «монофизитства», проповедуемого катарами. Догмат о преосуществлении во время евхаристии, как и стигматы Христа на окровавленных ладонях Франциска, целование прокаженных, а вскоре и процессии флагеллантов заменили суровое христианство Добрых Людей в религиозном сознании того времени.

И действительно, в Окситании и Италии голос травимых Инквизицией Добрых Людей был слышен уже лишь на одиноких горных пастбищах или возле бедного очага какого-нибудь верного в пригороде бастиды. Отныне порядок в Европе устанавливал союз Капетингов и папства.

[1]Целью настоящей книги, посвященной религии катаров, не является углубление в подробности военных и политических событий крестового похода против альбигойцев, тем более, что эти события известны нам из другой литературы. Интересующимся очень советую обратиться к коллекции Мишеля Рокбера - Michel Roquebert, L’epopee cathare,  4 vol., Toulouse, Privat, 1971-1989.

[2] Буквальный перевод: разделить (с кем-то) или сравняться в (высоком) родстве, происхождении. Эта куртуазная, литературная и политическая ценность стала символом благородства духа тулузцев, независимо от их социального происхождения, в противопоставлении жадному эгоизму крестоносцев. Ключевая тема Песни о крестовом походе против альбигойцев.

[3] Тавматургия - от греческого «чудотворная сила», «творение чудес» (Прим. переводчика) .

[4] Об истории Монсегюра отсылаю вас к 4-ому тому Эпопеи катаров Мишеля Рокбера: Умереть в Монсегюре; и моей книге Монсегюр, еретическая память.

Анн Бренон. Жизнь и смерть, Анн Бренон книги

Previous post Next post
Up