6. Катары, альбигойцы, богомилы, патарены, публикане… Как в них разобраться? И вальденсы?
Мы достаточно подробно проследили, как христианство Добрых Людей понемногу приобретало характерные для него черты, проявляясь из тумана неортодоксальных тенденций и диссидентских требований латинского и греческого христианства между X и XII веками. Эти отличительные, характерные черты позволяют нам сегодня, через призму времени и, используя перекрестное сравнение документов, различить идентичность этих групп за многочисленными фантастическими наименованиями.
Они появляются в Истории под ярлыком еретиков. Сами же они, согласно наиболее древним источникам, кажется, всегда называли себя простым именем христиан: христиане или христополитане, граждане Христовы - так в восточных источниках называют себя богомилы. Сам термин богомил является, возможно, просто перепевом имени собственного Теофил/Богомил/Друг Божий, которое носил один из их первых проповедников, и которое было распространено на все движение. Но следует отметить, что выражение Друзья Божьи или Друзья Добра иногда появляется в свидетельствах перед Инквизицией как признак того, что окситанские еретики называли так себя во времена преследований.
В восточной части Византийской империи, в Малой Азии, сторонние наблюдатели называли богомилов XI века фаундагиатами или фаундагиагитами, что означает «носящие суму», поскольку они своим видом напоминали странствующих монахов. Но сами себя они именовали христианами.
В Западной Европе наиболее древним названием, которым именовались еретики, по-видимому, было апостолы. Противники пытались обыгрывать это название, именуя их псевдо-апостолами или апостолами Сатаны. Называясь апостолами, они фактически настаивали на своей прямой связи с ранней Церковью, то есть, Церковью Христа и апостолов, из-за своего апостольского образа жизни. Эвервин из Штайнфельда отмечает, что они также называют себя Бедняками Христовыми, но этот термин больше нигде не встречается.
Тот же Эвервин, как впрочем, и каноники Льежа в 1135 году, свидетельствуют, что еретики разделены на три группы: слушатели, верующие и христиане или избранные. Термины христианин/ка и избранный/ая означали исключительно представителей еретического клира, как они сами себя называли: именно тех, кого Инквизиция XIII века называла просто еретиками, а иногда совершенными. Простые верные, миряне, всегда назывались в терминах своей Церкви верующими. Названия слушатели и избранные в позднейших текстах не появляются.
Документы, позволяющие говорить простым еретическим верующим, то есть, архивы Инквизиции XIII века, констатируют, что верные обращались к своему клиру христиан как к Добрым Христианам, Истинным Христианам, или Добрым Мужчинам и Добрым Женщинам. Эти последние слова немного напоминают выражение «самых честных правил», которое, между прочим, часто использовалось в словаре той эпохи для определения честных мужчин и женщин. И наоборот, говоря о своих верных, Добрые Люди применяли определение Добрые Верующие. Епископа, по-видимому, называли Монсеньором, как и его католического коллегу. Во времена преследований верующие, говоря о подпольных Добрых Людях, называли их между собой Господа…
А вот если мы станем на точку зрения их противников, то деноминации еретиков выглядят более разнообразными, фантастическими и менее связными. Вот, например, термин катары. Наиболее древним обозначением, наравне с еретиками и фальшивыми пророками, которым клирики и монахи великой Церкви определяли тех, кого они исключали и осуждали, был термин манихейцы. Он появляется в первых реляциях эпохи Тысячелетия. Следует ли думать, что в тот момент в Восточную и Западную Европу ринулись орды манихейцев? Со всей очевидностью ясно, что термин манихейцы употребляется хронистами просто для обозначения еретиков в целом. Манихеец, особенно благодаря посредничеству трудов святого Августина, в средневековом религиозном сознании обозначает еретика по определению. Иногда употребляется также термин ариане, как взаимозаменяемый с манихейцами: в те времена мало представляли себе разницу между двумя великими ересями античности.
Под словами манихеец или даже арианин религиозное сознание тех времен подразумевало то, что эти еретики не были просто «деревенскими колдунами», но что их ересь была более ученой, а не просто делом чудодейственного порошка, приготовленного во время ночных оргий.
Через столетия с лишним слово манихеец снова появляется вначале под пером Бернара из Клерво, потом Экберта из Шёнау, но употребляли ли они его в более точном смысле? Конечно, Экберт напрямую связал этот термин с чертой ереси, которую он открыл у апостолов Сатаны, то есть, с дуализмом их концепции творения, и использованием ими мифа о падении ангелов. Но Бернар из Клерво судит о них, особенно после отчета, полученного от Эвервина из Штайнфельда, и его подробной аргументации, таким образом: эти еретики хуже манихейцев, уверяет он, потому что у их истоков нет никакого человека-ересиарха, каким был Мани для манихейцев - а это свидетельствует об их дьявольском происхождении. Однако, Бернар из Клерво считает, что эта современная ересь является наследницей античных ересей, и сближает псевдо-апостолов с античными манихейцами, благодаря их воздержанию от определенных видов пищи. Таким образом, слово манихеец до начала XIII века было распространенным оскорблением, используемым для дискредитации еретиков перед христианским народом. Но католические лидеры борьбы против ереси быстро поняли, что применять против катаров старые аргументы, применяемые Отцами Церкви против манихеев и ариан III-V веков, не очень-то эффективно.
В XII веке в разных европейских регионах и у разных авторов применяются разные названия. Экберт из Шёнау замечает: «У нас, в германских землях, их называют катарами, но во Фландрии их называют фифлами, а во Франции ткачами, из-за их связи с ткачеством». Мы не знаем точно, что означает слово фифл: следует ли видеть в нем искаженное слово Pfeifer, игрок на свирели, жонглер? Что до ткача, то подобное слово использовалось повсюду в Альбижуа, где уже в середине XII века власти относились к еретическим общинам достаточно толерантно, чтобы те могли открывать религиозные дома в бургадах и практиковать такой стабильный апостольский труд, как у ткачей, где требуется усидчивость.
В Шампани, Бургундии, землях Луары они получили таинственное название публикан. Аллюзия ли это на библейских публикан? Но ассимилировать, как это иногда делается, публикан или попеликан латинских текстов с восточными павликианами - нереалистичное и этимологически неверное дело. В Северной Италии в основном использовался термин патарены наравне с катарами. У этого слова есть своя история: в XI веке, на заре Грегорианской Реформы в некоторых городах Северной Италии возникло движение народного возмущения против злоупотреблений высшего клира. Pataria, подавляемая там как ересь, была воспринята реформаторским папством как естественная союзница. Например, в Милане, некоторые вожди патаренов были даже беатифицированы. Потому в этих городах термин патарен более означал «святой», чем «еретик». Под конец XII столетия, итальянские города с патаренской традицией, как правило, употребляли слово катары, чтобы обозначить своих еретиков, в то же самое время старое слово патарен по закону противодействия обозначало тех же самых еретиков в городах, не знавших исторических патаренов XI века. Поэтому говорили о патаренах во Флоренции, но о катарах в Милане. И ни в коем случае не стоит смешивать патаренов XI века, которые были народными реформаторами, и патаренов XII и XIII вв., которые были катарами.
Но остается известное слово альбигойцы, ставшее знаменитым из-за названия «Песни о крестовом походе против альбигойцев», и которое распространил в XIX веке Клод Форьель. В XIII веке его же употреблял в своей хронике Пьер де Во де Серней: История альбигойцев. То же слово пропагандировалось в кругу Бернара из Клерво в 1145 г., когда была отправлена последняя цистерцианская миссия на Юг современной Франции. Оно отражало - и по-видимому, справедливо - сильное впечатление, которое произвела на папских легатов и французских клириков массовая и активная концентрация еретиков в землях Альбижуа. Напомним, что катарский епископ был в Альбижуа еще до миссии Никиты в 1147 г. Наверное, можно предположить существование первоначального очага укоренения и организации окситанского катаризма в этом регионе. Термин альбигойцы, таким образом, вовсе не был преувеличением.
Фифлы, публикане, ткачи, патарены, катары или альбигойцы, богомилы или фаундагиагиты, все это одно и то же. Разнообразие названий не означает разницы в реальности, никаких других нюансов, кроме географического разделения людей, которые сами себя называли исключительно христианами, и исповедовали ту же веру и практиковали те же обряды. Совсем другое дело - вальденсы, Лионские Бедные или Ломбардские Бедные (не путать с Бедняками Христовыми), принадлежащие совсем к другой реальности. В первой четверти XII века появилось другое религиозное течение, просто реформаторское. Его можно различить по документам в Рейнских землях, как писал Эвервин. В Дофинэ это был Пьер де Брюи, в Аквитании - монах Генрих, в Италии - Арнольд из Брешии. Эти движения выкристаллизовались под конец XII века вокруг товарищей Вальдо из Лиона и итальянских диссидентов, возможно, арнольдистов, и постепенно завоевали всю Европу.
Эти Бедные или вальденсы, в отличие от Добрых Людей, ограничивались реформистской критикой обычаев клира Римской Церкви, а также требованием абсолютной бедности - они нищенствовали, в то время, как катары работали - и свободной проповеди Слова Божьего, даже для мирян, тогда как в катарской Церкви только клир Добрых Мужчин и Добрых Женщин имел право проповедовать. С самого начала между катарами и вальденсами была напряженная атмосфера и велись острые дискуссии. Нужно было дождаться начала XIV века, чтобы родилась определенная солидарность преследуемых, и настал день, когда, может быть, кто-нибудь из последних и травимых Добрых Людей прятался в вальденских общинах в итальянских Альпах или Гаскони.
В окситанских бургадах первых годов XIII века, Лионские Бедные и Добрые Люди - как например, катарский диакон Изарн де Кастр и вальденс Бернард Прим однажды в 1208 г. в Лаураке - конкурируя, проповедовали Слово Божье…