«Хартия Никвинты»
Я хочу посвятить специальный параграф этому отдельному документу, чуть более позднему, чем проповеди Экберта де Шонау, потому что он уникален в своем роде, и его нельзя отнести ни к какой категории. Строго говоря, его следовало бы поместить среди текстов катарского происхождения, поскольку его можно определить как счастливо сохранившийся отрывок хартии катарской Церкви Каркассес, если таковая хартия когда-либо существовала. Но чисто описательный и юридический характер этого документа - который, собственно, и является хартией, определяющей границы - сильно отличается от других текстов катарского происхождения, дошедших до нас, которые представляют собой фрагменты теологических или литургических книг.
Я не буду останавливаться здесь подробно на волнениях, которые вот уже несколько десятилетий вызывает этот документ в научном сообществе, связанных с вопросом об аутентичности этой хартии. Оригинал этого документа исчез, возможно, был утерян в XVII столетии, историком Гийомом Бессе, который взял его у архивиста кафедрального собора Тулузы, и опубликовал его в своей Истории герцогов Нарбоннских в 1660 году. Сегодня можно подвести итоги этого спора и констатировать, что аутентичность этого документа может быть защищена самой его обыкновенностью - фальшивка должна быть более сенсационной и яркой. Кроме того, неопровержимым фактом является то, что некоторые описанные в тексте персонажи, как отец Никита, епископ Марк Ломбардский, или епископ Каркассес Пьер Изарн, неизвестные в XVII веке, упоминаются в других, недавно открытых документах
[1].
Этот документ состоит из двух частей: рассказа о религиозном собрании, произошедшем в Сан-Фелис в Лаурагэ в мае 1167 года, объединившем общины или представителей шести западноевропейских катарских Церквей под председательством богомильского иерарха, Никиты, еще известного как катарский епископ Константинополя; и юридического акта собственно раздела границ между катарскими епархиями Каркассона и Тулузы. Текст данной хартии является копией для использования Церковью Каркассона.
Этот уникальный документ представляет для нас интерес еще и потому, что в то время, когда очаги катаризма в Рейнских землях были подвергнуты жестоким репрессиям, окситанские общины переживали период роста и развития, и стали организовываться в Церкви наподобие раннехристианских епископств. Уже в 1143 году Рейнские общины имели епископа: Эвервин рассказывает нам, как тот был сожжен в Кельне вместе со своим товарищем. Другие епископы - архикатары Экберта - были сожжены в 1163 году в Кельне и Бонне. Через несколько лет, во время Ассамблеи в Сан-Фелис, Рейнские общины были, скорее всего, практически уничтожены репрессиями, потому что они не прислали ни одного представителя. Акт собрания в Сан-Фелис представляет собой что-то вроде фотоснимка состояния развития Церквей Добрых Людей по всей Европе во второй половине XII века.
В замке - то есть в castrum - Сан-Фелис, на границах виконтства Тренкавель-Альби и графства Тулузского, по приглашению Тулузской Церкви, собрались делегаты: Церкви Франции, у которой уже был епископ, Робер д’Эпернон; Церкви Италии с епископом Марком; и общины четырех Церквей Окситании - Церкви Альбижуа, у которой тоже был епископ, Сикард Селлерье, и Церквей Тулузен, Каркассес и Аженэ.
По совету почетного гостя, Отца или Папы (в тексте сказано Papa) Никиты, прибывшего в Западную Европу, чтобы принести плоды опыта богомильских сестер-Церквей, общины, у которых еще не было епископов, избрали их, по обычаю ранней Церкви, а все прежние или новые епископы затем получили посвящение или повторное посвящение от епископа Константинополя. Все присутствующие Добрые Мужчины и Добрые Женщины наново получили возложение рук. После чего Никита сказал торжественную проповедь перед Ассамблеей собравшихся Церквей, призывая их жить в мире между собой, по примеру пяти восточных Церквей, которые, будучи в Далмации, Македонии, Болгарии, Греции и Константинополе, «отделены и разграничены, и никакая из них не делает ничего, что могло бы быть воспринято как нарушение прав другой». Понятно, что следуя этой логике процедуры разграничения, копии Хартии с описанием границ распространялись среди окситанских Церквей.
Таким образом, катарская Церковь представляла собой объединение некоторого количества автономных Церквей-сестер. «Хартия Никвинты» отмечает, что во второй половине XII века существовала единственная Церковь на неопределенно широкой территории под названием «Франция», где историк может различить, по факту казней, подпольные общины Шампани, Бургундии и Фландрии. В Италии тогда была одна Церковь, ставшая источником пяти епископств, образовавшихся уже к концу XII века, как из-за динамики и роста численности, так и из-за расколов по персональным причинам, начиная с Церкви Марка. И разоренная Церковь Рейнских земель.
Жизненность и динамизм, по крайней мере, окситанских Церквей, шли рука об руку со значительной толерантностью светских властей Тулузен и Альбижуа в отношении ереси - хотя там же, в Тулузе, чуть позже эпохи Тысячелетия, жгли «манихейцев». Великая Ассамблея катарских Церквей в Сан-Фелис была, в общем, публичной и официальной, и проходила с согласия местных сеньоров. «Я не могу ничего сделать», - жаловался в 1177 году граф Тулузский Раймонд V генеральному капитулу Сито, - «все мои вассалы и вассалы моих вассалов склоняются к ереси». Уже из отчета Жоффре из Оксерр о не очень удачной миссии святого Бернара в Тулузен и Альбижуа в 1145 году видно, до какой степени были связаны аристократические классы и ересь. Эти отличительные черты нашли свое ясное подтверждение.
В тишине и спокойствии, в стороне от преследований в других европейских странах, наступили благодатные и немного чудесные времена от второй половины XII века до начала репрессий XIII века, когда выкристаллизовалось христианство Добрых Людей в Лангедоке и, до определенной степени, в Северной Италии. В то время и на тех территориях Церкви открыто организовывались и структурировались, живя в мире; а их теологи могли сочинять трактаты и писать книги. Но уже повсюду, от Англии до Бургундии, от Рейнских земель до Шампани, Римская Церковь пыталась решить проблему силой, собирая соборы и синоды, узаконивая принятые меры буллами и декреталиями, ограничивая рамки веры, вне которых не могло быть для еретиков никакого Спасения.
[1] Об этом вопросе см. статью Пилар Хименес-Санчес, «Прочтение наново Хартии Никвинты. 1. Происхождение и проблематика Хартии», Heresis, № 22, 1994, рр. 1-26; «2. Смысл и содержание Хартии», Heresis, № 23, 1994, рр. 1-28.