Несколько эпизодов о старообрядцах XVIII века
Оригинал взят у gayaz_samigulov в Несколько эпизодов о старообрядцах XVIII века
Этот текст публиковался достаточно давно, сейчас я его чуть подправил.
Тема истории русского населения неразрывно связана с историей православия. А одной из самых значительных линий в истории православия на Урале и в Зауралье XVIII в., была линия старообрядческая, или, если угодно, борьбы официального православия и государства со старообрядчеством. Так получилось, что работ, посвященных истории раскола в наших краях немного, и мы очень мало знаем об этом. Я постараюсь на нескольких примерах показать, как же обстояло дело собственно в Челябинске и в близлежащих местах, хотя картина будет очень фрагментарная…
Собственно, когда начинаешь читать документы, а также работы исследователей (в первую очередь Н.Н. Покровского), то начинаешь понимать, что деление на старообрядцев и прихожан официальной церкви для Зауралья XVIII в. зачастую было условным - многие люди числились приверженцами официального православия не по убеждению, а потому что «записным» старообрядцам жилось тяжелее. Староверы платили двойную подушную подать (отсюда и слово «двоеданы»), им нельзя было занимать официальных, в том числе и выборных, постов. Поэтому было очень велико число «скрытых» старообрядцев - тех, кто формально был прихожанином официальной церкви, оставаясь приверженцем старой веры. Но во время «ревизии», то есть переписи населения 1743-1747 гг., а также и после ее окончания количество старообрядцев на территории Исетской провинции, центром которой был Челябинск, стало неуклонно увеличиваться. Причиной тому стал неверно понятый указ, предварявший проведение ревизии - население поняло его так, что можно записываться старообрядцем и за это ничего не будет. Духовные власти в Тобольске были встревожены этой тенденцией и требовали от светских властей арестовывать и «увещевать» «новозаписанных раскольников», чтобы убедить их вернуться в «истинное православие».
В 1749 г., в числе группы раскольников был взят для «увещевания» челябинский казак Иван Варзин. Он оказался одним из довольно много знающих «раскольников», но при этом не очень твердым в вере - сидя в тюрьме, он регулярно писал подробные «доношения», где рассказывал об известных ему старообрядцах, проповедниках и пр. В одном из таких доношений, в 1750 г., он сообщил митрополиту Тобольскому и Сибирскому Сильверсту, что челябинские казаки-раскольники поставили деревню на реке Увелке специально для того, чтобы иметь укромное место вдали от властей и что в этой деревне проводятся тайные службы по старому обряду. Жители деревни были допрошены и как показал один из них, Андрей Домнин, «построена оная деревня назад тому года с три по прошению его, Домнина с товарищи… от крепости (Челябинской - Г.С.) деревня отстоит в шестидесяти шести верстах и называется Увелскою». В деревне было 72 или 73 двора, из которых двадцать пять старообрядческих, а в остальных жили «православные» казаки и крестьяне. Основатель деревни утверждал, что они поставили ее «для того чтоб населить тамошнее пустое место и ради близости к поставке в Чилябинскую крепость провианта». Андрей Домнин объяснял, что никаких тайников для укрывательства тайных «раскольничьих попов и лжеучителей» в деревне нет, а у него на дворе прятать никого невозможно, поскольку он стоит на большой проезжей дороге. Аргументация Домнина была не очень убедительна - провиант в Челябинск возили со стороны Сибири, через Увелку могли поставлять провиант в крепости Уйской линии, да и то, что двор стоит на дороге, вовсе не гарантирует «прозрачности» его обитателей. Но жители деревни, в том числе и прихожане официальной церкви, упорно отрицали наличие тайников и самих фактов приезда старообрядческих учителей. При этом в избушке на дворе того же Домнина были найдены причастие, потир, ложечка для причастия и богослужебные дореформенные книги - предметы, использовавшиеся в богослужении. Увельская деревня стала позже называться Коельской крепостью, а сейчас известна нам как Коелга. Об
В том же, 1750 году, руководитель Челябинского заказа священник Петр Флоровский жаловался митрополиту Тобольскому и Сибирскому Сильвестру на одного из жителей Челябинска, Сергея Хохлова. Хохлов занимал должность таможенного откупщика и бургомистра (руководителя) Челябинской таможни. Встретив в канцелярии Исетской провинции Флоровского, откупщик заявил ему, чтобы он не присылал больше своего дьячка к приказчику Хохлова, Ивану Дружинину. Дружинин незадолго до этого крестился из раскола в православие и теперь должен был ходить в церковь на каждую службу, но больше ни разу там не появился. Хохлов заявил Флоровскому, что его приказчик в церковь не ходил и ходить не будет, и что с того времени как людей стали заставлять ходить в церковь, у них скот пал и люди начали голодать. Дело в том, что «Духовным регламентом» 1721 г. православному населению было вменено в обязанность обязательное посещение церкви, исповедь и причастие. Если кто-то не был в течение года у исповеди, то его как минимум штрафовали, а если такое повторялось подряд два-три года - устраивали допрос, чтобы выяснить: уж не старообрядец ли он? Священники ежегодно составляли отчеты о «небывших у исповеди и святаго причастия». Именно это и имел в виду Сергей Хохлов, когда выговаривал Флоровскому. А поскольку по должности своей Хохлов и его приказчик, Дружинин, подчинялись не Исетской провинциальной канцелярии, а Оренбургскому губернскому правлению, то способов воздействовать на них у Челябинского духовного заказчика не было и он апеллировал к митрополиту Сильвестру. Петр Флоровский объяснял, «аще ж оной Хохлов останется в ненаказании то впредь от него … может произойтить церкви святей презрение и уничижение», а казаки перешедшие из раскола в православие могут обратиться обратно, да и «правоверные» прихожане могут свернуть «к погибельному пути». Чем закончилось это дело, не известно, но Сергей Хохлов здравствовал и через несколько лет после этого.
И еще один небольшой сюжет. В 1769 г. челябинские горожане выбрали на службу «у приема соли» посадского (купца) Ивана Егорова. Поскольку тот был старообрядцем, то Челябинское заказное духовное правление отказалось привести его к присяге. Из Челябинской ратуши послали письмо в Тобольскую духовную консисторию, объясняя, что при приеме в челябинское купечество 7 ноября 1763 года, Иван Егоров был приведен к присяге в Свято-Никольском соборе (Никольской церкви), поэтому совершенно непонятно, - почему нельзя привести его к присяге сейчас? Тобольская консистория, опираясь на тот же «Духовный регламент» ответила «что раскольников яко неприятелей к делам определять не следует, а надлежит быть православным».
Лишь в 1785 г. вышел указ Екатерины II, разрешавший старообрядцам (и то не всем) занимать выборные должности. Лишь в 1906 г. старообрядцы были официально признаны и уравнены в правах с прочими конфессиями. Что характерно, долгий период гонений и репрессий старообрядческой церкви получил свое продолжение в советское время. В результате многовековой пропагандистской обработки у большинства людей сложилось устойчивое убеждение, что старообрядцы - это мракобесы, темные, невежественные люди. А то, что к старообрядцам принадлежали многие выдающиеся представители купечества, промышленники, меценаты обычно остается в тени… Сейчас о старообрядчестве вообще мало кто знает и это тем печальнее, что в истории нашего края они сыграли большую роль. Уже хотя бы потому, что среди тех, кто здесь жил, работал, бунтовал и т.д. представителей «древлего православия» было немало. Выставки, посвященные старообрядчеству, статьи, книги - все это необходимо для того, чтобы восстановить даже не страницу, а большую главу российской истории.
Этот текст публиковался достаточно давно, сейчас я его чуть подправил.
Тема истории русского населения неразрывно связана с историей православия. А одной из самых значительных линий в истории православия на Урале и в Зауралье XVIII в., была линия старообрядческая, или, если угодно, борьбы официального православия и государства со старообрядчеством. Так получилось, что работ, посвященных истории раскола в наших краях немного, и мы очень мало знаем об этом. Я постараюсь на нескольких примерах показать, как же обстояло дело собственно в Челябинске и в близлежащих местах, хотя картина будет очень фрагментарная…
Собственно, когда начинаешь читать документы, а также работы исследователей (в первую очередь Н.Н. Покровского), то начинаешь понимать, что деление на старообрядцев и прихожан официальной церкви для Зауралья XVIII в. зачастую было условным - многие люди числились приверженцами официального православия не по убеждению, а потому что «записным» старообрядцам жилось тяжелее. Староверы платили двойную подушную подать (отсюда и слово «двоеданы»), им нельзя было занимать официальных, в том числе и выборных, постов. Поэтому было очень велико число «скрытых» старообрядцев - тех, кто формально был прихожанином официальной церкви, оставаясь приверженцем старой веры. Но во время «ревизии», то есть переписи населения 1743-1747 гг., а также и после ее окончания количество старообрядцев на территории Исетской провинции, центром которой был Челябинск, стало неуклонно увеличиваться. Причиной тому стал неверно понятый указ, предварявший проведение ревизии - население поняло его так, что можно записываться старообрядцем и за это ничего не будет. Духовные власти в Тобольске были встревожены этой тенденцией и требовали от светских властей арестовывать и «увещевать» «новозаписанных раскольников», чтобы убедить их вернуться в «истинное православие».
В 1749 г., в числе группы раскольников был взят для «увещевания» челябинский казак Иван Варзин. Он оказался одним из довольно много знающих «раскольников», но при этом не очень твердым в вере - сидя в тюрьме, он регулярно писал подробные «доношения», где рассказывал об известных ему старообрядцах, проповедниках и пр. В одном из таких доношений, в 1750 г., он сообщил митрополиту Тобольскому и Сибирскому Сильверсту, что челябинские казаки-раскольники поставили деревню на реке Увелке специально для того, чтобы иметь укромное место вдали от властей и что в этой деревне проводятся тайные службы по старому обряду. Жители деревни были допрошены и как показал один из них, Андрей Домнин, «построена оная деревня назад тому года с три по прошению его, Домнина с товарищи… от крепости (Челябинской - Г.С.) деревня отстоит в шестидесяти шести верстах и называется Увелскою». В деревне было 72 или 73 двора, из которых двадцать пять старообрядческих, а в остальных жили «православные» казаки и крестьяне. Основатель деревни утверждал, что они поставили ее «для того чтоб населить тамошнее пустое место и ради близости к поставке в Чилябинскую крепость провианта». Андрей Домнин объяснял, что никаких тайников для укрывательства тайных «раскольничьих попов и лжеучителей» в деревне нет, а у него на дворе прятать никого невозможно, поскольку он стоит на большой проезжей дороге. Аргументация Домнина была не очень убедительна - провиант в Челябинск возили со стороны Сибири, через Увелку могли поставлять провиант в крепости Уйской линии, да и то, что двор стоит на дороге, вовсе не гарантирует «прозрачности» его обитателей. Но жители деревни, в том числе и прихожане официальной церкви, упорно отрицали наличие тайников и самих фактов приезда старообрядческих учителей. При этом в избушке на дворе того же Домнина были найдены причастие, потир, ложечка для причастия и богослужебные дореформенные книги - предметы, использовавшиеся в богослужении. Увельская деревня стала позже называться Коельской крепостью, а сейчас известна нам как Коелга. Об
В том же, 1750 году, руководитель Челябинского заказа священник Петр Флоровский жаловался митрополиту Тобольскому и Сибирскому Сильвестру на одного из жителей Челябинска, Сергея Хохлова. Хохлов занимал должность таможенного откупщика и бургомистра (руководителя) Челябинской таможни. Встретив в канцелярии Исетской провинции Флоровского, откупщик заявил ему, чтобы он не присылал больше своего дьячка к приказчику Хохлова, Ивану Дружинину. Дружинин незадолго до этого крестился из раскола в православие и теперь должен был ходить в церковь на каждую службу, но больше ни разу там не появился. Хохлов заявил Флоровскому, что его приказчик в церковь не ходил и ходить не будет, и что с того времени как людей стали заставлять ходить в церковь, у них скот пал и люди начали голодать. Дело в том, что «Духовным регламентом» 1721 г. православному населению было вменено в обязанность обязательное посещение церкви, исповедь и причастие. Если кто-то не был в течение года у исповеди, то его как минимум штрафовали, а если такое повторялось подряд два-три года - устраивали допрос, чтобы выяснить: уж не старообрядец ли он? Священники ежегодно составляли отчеты о «небывших у исповеди и святаго причастия». Именно это и имел в виду Сергей Хохлов, когда выговаривал Флоровскому. А поскольку по должности своей Хохлов и его приказчик, Дружинин, подчинялись не Исетской провинциальной канцелярии, а Оренбургскому губернскому правлению, то способов воздействовать на них у Челябинского духовного заказчика не было и он апеллировал к митрополиту Сильвестру. Петр Флоровский объяснял, «аще ж оной Хохлов останется в ненаказании то впредь от него … может произойтить церкви святей презрение и уничижение», а казаки перешедшие из раскола в православие могут обратиться обратно, да и «правоверные» прихожане могут свернуть «к погибельному пути». Чем закончилось это дело, не известно, но Сергей Хохлов здравствовал и через несколько лет после этого.
И еще один небольшой сюжет. В 1769 г. челябинские горожане выбрали на службу «у приема соли» посадского (купца) Ивана Егорова. Поскольку тот был старообрядцем, то Челябинское заказное духовное правление отказалось привести его к присяге. Из Челябинской ратуши послали письмо в Тобольскую духовную консисторию, объясняя, что при приеме в челябинское купечество 7 ноября 1763 года, Иван Егоров был приведен к присяге в Свято-Никольском соборе (Никольской церкви), поэтому совершенно непонятно, - почему нельзя привести его к присяге сейчас? Тобольская консистория, опираясь на тот же «Духовный регламент» ответила «что раскольников яко неприятелей к делам определять не следует, а надлежит быть православным».
Лишь в 1785 г. вышел указ Екатерины II, разрешавший старообрядцам (и то не всем) занимать выборные должности. Лишь в 1906 г. старообрядцы были официально признаны и уравнены в правах с прочими конфессиями. Что характерно, долгий период гонений и репрессий старообрядческой церкви получил свое продолжение в советское время. В результате многовековой пропагандистской обработки у большинства людей сложилось устойчивое убеждение, что старообрядцы - это мракобесы, темные, невежественные люди. А то, что к старообрядцам принадлежали многие выдающиеся представители купечества, промышленники, меценаты обычно остается в тени… Сейчас о старообрядчестве вообще мало кто знает и это тем печальнее, что в истории нашего края они сыграли большую роль. Уже хотя бы потому, что среди тех, кто здесь жил, работал, бунтовал и т.д. представителей «древлего православия» было немало. Выставки, посвященные старообрядчеству, статьи, книги - все это необходимо для того, чтобы восстановить даже не страницу, а большую главу российской истории.