Смутьяна Такая, кому "Кись!", а кому "Брысь!"
Фамилию она носит как псевдоним. И за неё не страшно даже в волчьем лесу. Интеллигентка в двенадцатом колене, Такая на каждом углу кричит: «Храните гордое молчанье!» И плюет на всё, кроме зеркала. Времена приходят и уходят, а на её улице всегда Татьянин день. И сколько помню, всё: «Такая, да растакая!»
Столько люди не живут! Разве библейские дщери…
Женщина-писатель - и не писатель, и не женщина. А Такая не сёстры Бронтэ. И не братья Гонкуры. Пробивается в одиночку! И ей некому сказать: «Бросай писать, разводи пчёл!» А самой - некогда. Написала она много. Не написав ничего. Потому что писала локтями. А думала меж строк. И без бутылки не разобраться, кто у неё кысь, а кто не кысь. Зато Такая идёт в ногу со временем: намутила фэнтези а ля рю, стилизовав под детские страшилки. «В тех лесах живёт кысь. Сидит она на тёмных ветвях и кричит так дико и жалобно: кы-ысь, кы-ысь… Пойдёт человек в лес, а она ему на шею-то сзади: хоп! и в хребтину зубами: хрусь! - и весь разум из человека и выйдет».
Жесть! Или это автопортрет?
Сейчас Смутьяна работает над автобиографической эпопеей «Крысь!» Но дорога к читателю ей по-прежнему заказана. Только в издательства. И ко мне.
Родилась Смутьяна в клетке. И крутила кукиш в кармане, когда за это уже не крутили хвосты. А чуть клетка открылась, упорхнула за море. Но Таких там своих хватает. Другая бы сдохла от ностальгии, отравилась бы вискарём. Однако Такая, как рыба, ищет где глубже, и, как пыль, легка на подъём. Улетала журавлём в небе, а вернулась синицей в руке. И эта рука засунула её в «ящик», быть телезаведующей. Смутьяна учит в нём злословию и точит зубки, не опасаясь, что их выбьют. Правда, Шеридан в её школе уснул. А Уайльд застрелился. И с тех пор к ней никто не ходит. Вот и приглашает Такая людей из «Энциклопудии».