Ролан Барт | Мифологии: Striptease
стриптиз основан на противоречии: обнажаясь, женщина одновременно де-сексуализируется. следовательно, можно сказать, что это пугающий спектакль, некая "страшилка", что эротизм остается здесь в состоянии сладостного ужаса, который достаточно лишь ритуально обозначить, чтобы одновременно вызвать идею сексуальности и заклясть её
роль публики как подглядывающего определяется лишь длительностью раздевания, как и в любом другом мистифицирующем спектакле, исходная провокативность сюжета отрицается его декорациями, аксессуарами и всякого рода стереотипами, доводящими ее до полной незначительности. зло выставляют напоказ, дабы тем самым ограничить и заклясть его. это похоже на то, когда публика получает прививку небольшой дозы зла, чтобы затем погрузиться в иммунизированное Моральное Благо. ничтожные атомы эротизма, определяемые самой природой данного зрелища, фактически поглощаются успокоительным ритуалом, где все плотское устраняется столь же надежно, как недуг либо грех фиксируются и сдерживаются с помощью прививки или же табу
по мере того как женщина якобы обнажает свое тело, на него накидываются все новые и новые покрывала. первым из этих дистанцирующих факторов является экзотика, ибо она здесь всякий раз условная, переносящая тело в баснословно-романическую даль, - все это служит для того, чтобы с самого начала представить женщину в виде маскарадного персонажа; и тогда цель стриптиза - не извлечь на свет нечто глубинно-скрытое, а обозначить наготу, освобожденную от причудливо-искусственных нарядов, как природное одеяние женщины, то есть в итоге плоть возвращается в абсолютно целомудренное состояние
с помощью целого ассортимента женских украшений - мехов, вееров, перчаток, плюмажей, ажурных чулок - живое тело все время включается в разряд предметов роскоши, магически обрамляющих человека. выряженная в свои перья и перчатки, женщина демонстрируется здесь как условная принадлежность, и, снимая с себя подобные ритуальные предметы, она не совершает какого-либо невиданного обнажения; даже будучи сняты, плюмаж, меха и перчатки продолжают наполнять ее своей магической силой, она облекается их памятью словно роскошным панцирем; таков очевидный закон - весь стриптиз содержится уже в исходном наряде исполнительницы; если наряд неправдоподобен, то и сменяющая его нагота тоже остается нереальной, гладко-замкнутой, словно какой-то красивый отшлифованный предмет, самой своей необычностью огражденный от всякого человеческого применения
именно в этом глубинный смысл алмазов или блёсток, прикрывающих лобок в самом конце стриптиза, своей чисто-геометрической формой и блестяще-твёрдой материей этот финальный треугольник как бы целомудренным мечом преграждает путь к половому органу и окончательно вытесняет женщину в мир минералов; (драгоценный) камень выступает здесь как неопровержимый образ бесполезной цельности
вопреки бытующему предрассудку, танец, которым сопровождается стриптиз на всем своем протяжении, отнюдь не является эротическим фактором. скорее дело обстоит прямо наоборот: плавно-ритмическое раскачивание тела помогает здесь обуздать страх перед неподвижностью; оно не просто служит в спектакле залогом Искусства (все танцы - сугубо "художественные"), но, главное, создает последнюю и самую эффективную ограду вокруг тела; образуемый условными, уже много раз виденными жестами, танец действует как двигательная косметика - он прячет наготу, скрывает ее под глазурью излишних и вместе с тем насущно важных жестов, так что само снимание одежд отбрасывается в разряд второстепенных действий, осуществляемых где-то в нереальном отдалении. профессиональные исполнительницы стриптиза буквально окутаны, одеты, дистанцированы -волшебной непринужденностью своих движений, холодным равнодушием умелого мастера; они надменно укрываются в своем техническом совершенстве, умение облекает их словно одежда
Леттр Нувель, декабрь 1955 г., №33
роль публики как подглядывающего определяется лишь длительностью раздевания, как и в любом другом мистифицирующем спектакле, исходная провокативность сюжета отрицается его декорациями, аксессуарами и всякого рода стереотипами, доводящими ее до полной незначительности. зло выставляют напоказ, дабы тем самым ограничить и заклясть его. это похоже на то, когда публика получает прививку небольшой дозы зла, чтобы затем погрузиться в иммунизированное Моральное Благо. ничтожные атомы эротизма, определяемые самой природой данного зрелища, фактически поглощаются успокоительным ритуалом, где все плотское устраняется столь же надежно, как недуг либо грех фиксируются и сдерживаются с помощью прививки или же табу
по мере того как женщина якобы обнажает свое тело, на него накидываются все новые и новые покрывала. первым из этих дистанцирующих факторов является экзотика, ибо она здесь всякий раз условная, переносящая тело в баснословно-романическую даль, - все это служит для того, чтобы с самого начала представить женщину в виде маскарадного персонажа; и тогда цель стриптиза - не извлечь на свет нечто глубинно-скрытое, а обозначить наготу, освобожденную от причудливо-искусственных нарядов, как природное одеяние женщины, то есть в итоге плоть возвращается в абсолютно целомудренное состояние
с помощью целого ассортимента женских украшений - мехов, вееров, перчаток, плюмажей, ажурных чулок - живое тело все время включается в разряд предметов роскоши, магически обрамляющих человека. выряженная в свои перья и перчатки, женщина демонстрируется здесь как условная принадлежность, и, снимая с себя подобные ритуальные предметы, она не совершает какого-либо невиданного обнажения; даже будучи сняты, плюмаж, меха и перчатки продолжают наполнять ее своей магической силой, она облекается их памятью словно роскошным панцирем; таков очевидный закон - весь стриптиз содержится уже в исходном наряде исполнительницы; если наряд неправдоподобен, то и сменяющая его нагота тоже остается нереальной, гладко-замкнутой, словно какой-то красивый отшлифованный предмет, самой своей необычностью огражденный от всякого человеческого применения
именно в этом глубинный смысл алмазов или блёсток, прикрывающих лобок в самом конце стриптиза, своей чисто-геометрической формой и блестяще-твёрдой материей этот финальный треугольник как бы целомудренным мечом преграждает путь к половому органу и окончательно вытесняет женщину в мир минералов; (драгоценный) камень выступает здесь как неопровержимый образ бесполезной цельности
вопреки бытующему предрассудку, танец, которым сопровождается стриптиз на всем своем протяжении, отнюдь не является эротическим фактором. скорее дело обстоит прямо наоборот: плавно-ритмическое раскачивание тела помогает здесь обуздать страх перед неподвижностью; оно не просто служит в спектакле залогом Искусства (все танцы - сугубо "художественные"), но, главное, создает последнюю и самую эффективную ограду вокруг тела; образуемый условными, уже много раз виденными жестами, танец действует как двигательная косметика - он прячет наготу, скрывает ее под глазурью излишних и вместе с тем насущно важных жестов, так что само снимание одежд отбрасывается в разряд второстепенных действий, осуществляемых где-то в нереальном отдалении. профессиональные исполнительницы стриптиза буквально окутаны, одеты, дистанцированы -волшебной непринужденностью своих движений, холодным равнодушием умелого мастера; они надменно укрываются в своем техническом совершенстве, умение облекает их словно одежда
Леттр Нувель, декабрь 1955 г., №33