немного о Робин Гуде
в самом начале "Золотой ветви" Джеймс Фрезер рассказывает историю архаичного культа богини Дианы в Неми
На северном берегу озера, прямо под отвесными утесами, к которым притулилась деревушка Неми, находились священная роща и святилище Немийской, или Лесной, Дианы <...> В священной роще росло дерево, и вокруг него весь день до глубокой ночи крадущейся походкой ходила мрачная фигура человека. Он держал в руке обнаженный меч и внимательно оглядывался вокруг, как будто в любой момент ожидал нападения врага. Это был убийца-жрец, а тот, кого он дожидался, должен был рано или поздно тоже убить его и занять его место. Таков был закон святилища. Претендент на место жреца мог добиться его только одним способом - убив своего предшественника, и удерживал он эту должность до тех пор, пока его не убивал более сильный и ловкий конкурент
Должность эта, обладание которой было столь зыбким, приносила с собой царский титул. Но ни одна коронованная особа не была мучима более мрачными мыслями, чем Немийский жрец. Из года в год зимой и летом, в хорошую и плохую погоду, нес он свою одинокую вахту и только с риском для жизни урывками погружался в беспокойную дрему. Малейшее ослабление бдительности, проявление телесной немощи и утрата искусства владеть мечом ставили его жизнь под угрозу: седина означала для него смертный приговор <...>
Закон наследования титула жреца в Неми не имеет параллелей в классической древности. Для того чтобы найти ему объяснение, следует заглянуть дальше в глубь веков <...> Согласно одному из преданий, культ Дианы Немийской был учрежден Орестом, который, убив Фаоса (Thaos), царя Херсонеса Таврического (the Crimea), бежал с сестрой в Италию; в связке веток он привез с собой изображение Дианы Таврической. После смерти его останки были перевезены из Ариции в Рим и захоронены на склоне Капитолийского холма перед храмом Сатурна (рядом с храмом Согласия). Знатокам древности знаком кровавый ритуал, который предание связывает с Дианой Таврической. Оно гласит: каждый чужестранец, который высаживается на берег, приносится в жертву на ее алтаре. Впрочем, будучи перенесен на италийскую почву, этот ритуал вылился в более мягкую форму. В немийском святилище произрастало некое дерево, и с него не могла быть сорвана ни единая ветвь. Лишь беглому рабу, если ему это удастся, позволялось сломать одну из ветвей. В случае удачи ему предоставлялось право сразиться в единоборстве со жрецом и при условии победы занять его место и унаследовать титул Царя Леса (Rex Nemorensis)
Giuseppe Maria Crespi, Aeneas with the Sybil and Charon
1700-05 Art History Museum, Vienna
По общему мнению древних, этой роковой веткой была та самая Золотая ветвь, которую Эней по наущению Сибиллы сорвал перед тем, как предпринять опасное путешествие в страну мертвых. Бегство раба символизировало, по преданию, бегство Ореста, а его поединок со жрецом был отголоском человеческих жертвоприношений, когда-то приносившихся Диане Таврической. Закон наследования по праву меча соблюдался вплоть до имперских времен. Среди прочих выходок Калигулы была такая: решив, что жрец Неми оставался на своем посту слишком долго, он нанял для его убийства дюжего головореза. Кроме того, греческий путешественник, посетивший Италию в эпоху Антонинов (I-II вв.), писал, что наследование титула жреца по-прежнему добывается победой в поединке
Основные черты культа Дианы в Неми еще подлежат выявлению. Из обнаруженных там остатков жертвоприношений явствует, что древние считали ее, во-первых, охотницей, во-вторых, благословляющей людей потомством, в-третьих, дарующей женщинам легкие роды. Огонь, по-видимому, играл в ее культе особо важную роль. Во время ежегодного праздника, посвященного Диане и приходившегося на самое жаркое время года (13 августа), ее роща озарялась светом многочисленных факелов, ярко-красный отблеск которых ложился на поверхности озера. В этот день по всей Италии у каждого домашнего очага свершались священные обряды
в средневековой полуязыческой Англии подобный титул "супруга" Лесной богини-охотницы, божественного любовника (или даже ребенка), умирающего и возрождающегося каждый год так же, как это делает зелень в лесу, сассоциировался с Робин Гудом, "Хозяином Леса", задолго до того, прежде чем его фигура стала олицетворением преступника, бросившего вызов традиционному обществу. при этом, посвящение Робина некоей Богине - не только языческая, но впоследствии (конкретно после первых Крестовых походов (Третьего в особенности) - и христианская черта; в некоторых ранних балладах любовь Робин Гуда посвящена Деве Марии, к которой, впрочем, он часто относится как к "дорогой леди"; наконец, позже, в XIV - XV вв. к каноническому образу Р.Г. добавляется фигура Девы Мариан, "Майской королевы", олицетворения Богини-нимфы (см. ниже)
Фрезер полагал, что титул "Король Леса" / "Повелитель деревьев" и проч. в данном случае был широко распространенным среди германских и скандинавских народов архетипом умирающего/воскресающего бога. Момент возрождения обычно сопровождался битвой с противником и Фрезер дает несколько убедительных примеров народных обычаев, в которых персонифицированное Лето, одетое в зелень, сражается с Зимой, наряженной в шкуры и меха. один из самых ярких примеров - битва Робин Гуда и Гая Гисборна. Дэвид Уйалс, изучавшие исторические записи о Майских играх, в своей монографии делает вывод, что английские крестьяне благодаря этим праздникам "с самой ранней поры стали отождествлять преступника Робина Гуда с Майским Королем, анархическим жрецом языческого духа лета"
к XV в. практически во всей Англии повсеместно Лето персонифицировалось в образе Робин Гуда. Т.н. "Майские игры" с его участием отмечались в различных регионах и в различное время, начиная с апреля, наиболее же популярными были День Св.Троицы, приходящийся на седьмую неделю после Пасхи и Иванов День, тесно связанный с летним солнцестоянием
Историк литературы Сандра Биллингтон рассматривает в исследовании "Midsummer: A Cultural Subtext from Chretien de Troyes to Jean Michel" летние праздничные обычаи Северной Европы и преемственность языческого контекста христианским. согласно Биллингтон, все эти обычаи с их венками по воде, магическими гаданиями, горящими колёсами и чучелами царей и богов, прыжками через огонь и речными баталиями и проч., восходят к древнеримским Фортуналиям, совершаемым 24 июня и обоготворявшим случайности, непредвиденные стечения обстоятельств, шире - неотвратимость Судьбы (что, собственно, и символизировало "пороговое" стояние Солнца). Римляне также считали, что любую власть - особенно, если она была склонна к греху высокомерия - изменчивая богиня Фортуна вольна забрать в любой заблагорассудившийся ей момент, поэтому совершали ритуальное плавание по Тибру - по и против течения, что символизировало сначала отказ от своей воли, а затем - преодоление превратностей судьбы
Биллингтон рассматривает баллады из цикла о Робин Гуде ("Robin Hood and the Curtal Friar" и "Robin Hood and Little John") и кроме связи средневековых языческих обрядов с древнеримскими, обращает внимание и на их ассимиляцию христианством; так, Маленький Джон впоследствии становится очевидно связан с фигурой Иоанна Крестителя (равно как и День солнцестояния - с Ивановым днем)
продолжение следует
На северном берегу озера, прямо под отвесными утесами, к которым притулилась деревушка Неми, находились священная роща и святилище Немийской, или Лесной, Дианы <...> В священной роще росло дерево, и вокруг него весь день до глубокой ночи крадущейся походкой ходила мрачная фигура человека. Он держал в руке обнаженный меч и внимательно оглядывался вокруг, как будто в любой момент ожидал нападения врага. Это был убийца-жрец, а тот, кого он дожидался, должен был рано или поздно тоже убить его и занять его место. Таков был закон святилища. Претендент на место жреца мог добиться его только одним способом - убив своего предшественника, и удерживал он эту должность до тех пор, пока его не убивал более сильный и ловкий конкурент
Должность эта, обладание которой было столь зыбким, приносила с собой царский титул. Но ни одна коронованная особа не была мучима более мрачными мыслями, чем Немийский жрец. Из года в год зимой и летом, в хорошую и плохую погоду, нес он свою одинокую вахту и только с риском для жизни урывками погружался в беспокойную дрему. Малейшее ослабление бдительности, проявление телесной немощи и утрата искусства владеть мечом ставили его жизнь под угрозу: седина означала для него смертный приговор <...>
Закон наследования титула жреца в Неми не имеет параллелей в классической древности. Для того чтобы найти ему объяснение, следует заглянуть дальше в глубь веков <...> Согласно одному из преданий, культ Дианы Немийской был учрежден Орестом, который, убив Фаоса (Thaos), царя Херсонеса Таврического (the Crimea), бежал с сестрой в Италию; в связке веток он привез с собой изображение Дианы Таврической. После смерти его останки были перевезены из Ариции в Рим и захоронены на склоне Капитолийского холма перед храмом Сатурна (рядом с храмом Согласия). Знатокам древности знаком кровавый ритуал, который предание связывает с Дианой Таврической. Оно гласит: каждый чужестранец, который высаживается на берег, приносится в жертву на ее алтаре. Впрочем, будучи перенесен на италийскую почву, этот ритуал вылился в более мягкую форму. В немийском святилище произрастало некое дерево, и с него не могла быть сорвана ни единая ветвь. Лишь беглому рабу, если ему это удастся, позволялось сломать одну из ветвей. В случае удачи ему предоставлялось право сразиться в единоборстве со жрецом и при условии победы занять его место и унаследовать титул Царя Леса (Rex Nemorensis)
Giuseppe Maria Crespi, Aeneas with the Sybil and Charon
1700-05 Art History Museum, Vienna
По общему мнению древних, этой роковой веткой была та самая Золотая ветвь, которую Эней по наущению Сибиллы сорвал перед тем, как предпринять опасное путешествие в страну мертвых. Бегство раба символизировало, по преданию, бегство Ореста, а его поединок со жрецом был отголоском человеческих жертвоприношений, когда-то приносившихся Диане Таврической. Закон наследования по праву меча соблюдался вплоть до имперских времен. Среди прочих выходок Калигулы была такая: решив, что жрец Неми оставался на своем посту слишком долго, он нанял для его убийства дюжего головореза. Кроме того, греческий путешественник, посетивший Италию в эпоху Антонинов (I-II вв.), писал, что наследование титула жреца по-прежнему добывается победой в поединке
Основные черты культа Дианы в Неми еще подлежат выявлению. Из обнаруженных там остатков жертвоприношений явствует, что древние считали ее, во-первых, охотницей, во-вторых, благословляющей людей потомством, в-третьих, дарующей женщинам легкие роды. Огонь, по-видимому, играл в ее культе особо важную роль. Во время ежегодного праздника, посвященного Диане и приходившегося на самое жаркое время года (13 августа), ее роща озарялась светом многочисленных факелов, ярко-красный отблеск которых ложился на поверхности озера. В этот день по всей Италии у каждого домашнего очага свершались священные обряды
в средневековой полуязыческой Англии подобный титул "супруга" Лесной богини-охотницы, божественного любовника (или даже ребенка), умирающего и возрождающегося каждый год так же, как это делает зелень в лесу, сассоциировался с Робин Гудом, "Хозяином Леса", задолго до того, прежде чем его фигура стала олицетворением преступника, бросившего вызов традиционному обществу. при этом, посвящение Робина некоей Богине - не только языческая, но впоследствии (конкретно после первых Крестовых походов (Третьего в особенности) - и христианская черта; в некоторых ранних балладах любовь Робин Гуда посвящена Деве Марии, к которой, впрочем, он часто относится как к "дорогой леди"; наконец, позже, в XIV - XV вв. к каноническому образу Р.Г. добавляется фигура Девы Мариан, "Майской королевы", олицетворения Богини-нимфы (см. ниже)
Фрезер полагал, что титул "Король Леса" / "Повелитель деревьев" и проч. в данном случае был широко распространенным среди германских и скандинавских народов архетипом умирающего/воскресающего бога. Момент возрождения обычно сопровождался битвой с противником и Фрезер дает несколько убедительных примеров народных обычаев, в которых персонифицированное Лето, одетое в зелень, сражается с Зимой, наряженной в шкуры и меха. один из самых ярких примеров - битва Робин Гуда и Гая Гисборна. Дэвид Уйалс, изучавшие исторические записи о Майских играх, в своей монографии делает вывод, что английские крестьяне благодаря этим праздникам "с самой ранней поры стали отождествлять преступника Робина Гуда с Майским Королем, анархическим жрецом языческого духа лета"
к XV в. практически во всей Англии повсеместно Лето персонифицировалось в образе Робин Гуда. Т.н. "Майские игры" с его участием отмечались в различных регионах и в различное время, начиная с апреля, наиболее же популярными были День Св.Троицы, приходящийся на седьмую неделю после Пасхи и Иванов День, тесно связанный с летним солнцестоянием
Историк литературы Сандра Биллингтон рассматривает в исследовании "Midsummer: A Cultural Subtext from Chretien de Troyes to Jean Michel" летние праздничные обычаи Северной Европы и преемственность языческого контекста христианским. согласно Биллингтон, все эти обычаи с их венками по воде, магическими гаданиями, горящими колёсами и чучелами царей и богов, прыжками через огонь и речными баталиями и проч., восходят к древнеримским Фортуналиям, совершаемым 24 июня и обоготворявшим случайности, непредвиденные стечения обстоятельств, шире - неотвратимость Судьбы (что, собственно, и символизировало "пороговое" стояние Солнца). Римляне также считали, что любую власть - особенно, если она была склонна к греху высокомерия - изменчивая богиня Фортуна вольна забрать в любой заблагорассудившийся ей момент, поэтому совершали ритуальное плавание по Тибру - по и против течения, что символизировало сначала отказ от своей воли, а затем - преодоление превратностей судьбы
Биллингтон рассматривает баллады из цикла о Робин Гуде ("Robin Hood and the Curtal Friar" и "Robin Hood and Little John") и кроме связи средневековых языческих обрядов с древнеримскими, обращает внимание и на их ассимиляцию христианством; так, Маленький Джон впоследствии становится очевидно связан с фигурой Иоанна Крестителя (равно как и День солнцестояния - с Ивановым днем)
продолжение следует