"Гусар, который не убит в тридцать лет, - не гусар, а дрянь!"
Сказавший это человек погиб в 40 лет.
Жан Ланн, сын крестьянина(в большом десятитомном энциклопедическом словаре Ларусса о Жана Ланне сказано, что он был "сыном конюха".), ученик красильщика, родился 10 апреля 1769 года - года, подарившего миру Бонапарта, Веллингтона и других талантливых людей. Произошло это в небольшом городке Лектур, департамента Жер, недалеко от Пиренейского полуострова.
Дом, в котором родился Ланн.
Он вступил в королевскую армию в 13 лет, едва выучив основы грамоты - да и то благодаря своему брату Бернару, студенту семинарии, который хоть чему-то научил младшего брата, - и быстро был произведен в сержанты.
Но на этом его карьера едва не закончилась. Из-за своего взрывного характера Ланн ввязался в дуэль. Он был вынужден вернуться в родной Лектур, к красильщику, но его наставник Гильон встретил Жана словами: «В этом деле ты многого не наживешь. Торговец сукном тебе это говорит. Возвращайся в армию, возможно, ты сможешь стать капитаном».
Лишь после революции Ланн бросил окончательно ремесло красильщика и поступил в Пиренейскую волонтерскую армию. Вступив во Второй батальон волонтеров департамента Жер, Ланн вскоре был избран солдатами младшим лейтенантом. Вскоре Второй батальон вошел в Восточно-Пиренейскую армию. Сохранилось свидетельство, подписанное солдатами и офицерами 2-го батальона департамента Жер: «Восточно-Пиренейская армия, 2-я дивизия, бригада генерала Банеля, 2-й батальон департамента Жер. Мы, нижеподписавшиеся офицеры вышеупомянутого батальона подтверждаем, что гражданин Жан Ланн, родившийся в Лектуре, департамента Жер, произведен в чин младшего лейтенанта гренадеров 20 июня 1792 года»
Когда Испания, вошедшая в антифранцузскую коалицию европейских держав, объявила войну революционной Франции Второй батальон вошел в состав так называемой Восточно-Пиренейской армии. 17 мая 1793 года на перевале Сент-Лорен-ен-Сердан младший лейтенант Ланн получил свое первое боевое крещение в боях с испанцами генерала Рикардо. В одном из боев батальон Ланна охватила паника и бойцы обратились в бегство. Молодой офицер бросился в гущу беглецов и крепкими выражениями сумел не только остановить, но даже увлечь солдат в контратаку.
25 сентября 1793 года Ланн получает звание лейтенанта, а месяц спустя, 21 октября, - капитана. Девять дней спустя, Ланн получает свое первое ранение: в бою у Баньюлса пуля попадает ему в левую руку. Он был отправлен в госпиталь, находящийся в Перпиньяне. Когда рана стала заживать, наш герой получил от генерала Бассе лаконичное послание: «Мой дорогой друг, я знаю, что твоя рана заживает и что она позволит тебе сесть на лошадь. Я нуждаюсь в тебе». Этих строк было достаточно, чтобы Ланн, позабыв о своей недолеченной руке, вскочил на коня и прибыл в армию.
19 марта 1795 года состоялось бракосочетание между Жаном Ланном и Полеттой Мерик. Побыв непродолжительное время со своей молодой женой, Ланн возвращается в армию. 21-летняя Полетта упрашивает мужа взять ее с собой. Ланн пытается отговорить ее, приводя несколько убедительных доводов: это армия и женщинам там делать нечего, тем более, что идет война; к тому же, военные действия перекинулись на территорию Испании… Но несмотря на все доводы супруга, Полетта настаивала на своей просьбе и, в конце концов, убедила Ланна. Однако молодую супругу хватило только на два месяца и она, утомленная и недовольная суровостью армейской жизни, отправилась обратно во Францию. Но не под «крылышко» матери в Перпиньян, а в Лектур, в дом своего мужа.
В том же году карьера Ланна едва не закончилась: Итальянская армия встала на зимние квартиры, и Директория решила использовать это время для ее реорганизации. В результате многие талантливые офицеры оказались на половинном жалованье, без определенного командования, что привело к их отставке. 105-я полубригада, которой к этому времени командовал Ланн была переименована в 51-ю полубригаду. Ланн был понижен в должности и получал половинное жалованье. Вскоре его вообще отстранили от командования бригадой и заменили другим офицером. Ланн не смог стерпеть этого и вышел в отставку.
На его счастье, Бонапарт прочел отчеты Ожеро и Шерера, прекрасно отзывавшихся о нем. В результате Ланн оказывается в подчинении у Наполеона. Дальнейшее лучше всего описал будущий французский император в письме к Директории после сражения у Бассано: «Я прошу вас представить к званию бригадного генерала командира бригады Ланна; он первый, кто способствовал поражению противника у Дего, кто перешел мост у Лоди и кто первым вошел в Бассано».
В сражении у Джоверноло Ланн вновь был ранен и отправлен в госпиталь в Милан. Однако накануне Аркольского сражения он сбегает оттуда, чтобы принять участие в битве, и получает новые ранения. После мира в Леобене Бонапарт поручает Ланну особую конфиденциальную миссию. Однако его неуемный и сложный характер чуть не испортил все дело, поставив Ланна в очень затруднительное и неприятное положение. Позже, обдумывая вторжение в Англию, Бонапарт назначает Ланна командующим войсками вторжения: не потому ли, что тот ненавидит все британское и хороший англичанин для него - это только мертвый англичанин? Однако, взвесив все, Наполеон решает нанести удар по Египту.
19 мая 1798 года Ланн в качестве бригадного генерала отправляется с Бонапартом в Египет. Дорога была сложной, многие солдаты и офицеры роптали. Ланн тайно информировал Бонапарта о недовольных и их планах, а также о поведении и высказываниях генерала Мюрата. Впоследствии, ссора между Ланном и Мюратом переросла в открытую неприязнь и даже ненависть друг к другу.
10 мая 1799 года Бонапарт, не дожидаясь подтверждения Директории, своим приказом повысил Ланна до дивизионного генерала.
В середине лета Ланн узнает, что его супруга родила мальчика, отцом которого он никак не мог быть. Поэтому после возвращения из Египта одним из первых дел Ланна становится развод с неверной женой. Полетта Мерик пыталась защищаться, но она так и не смогла объяснить ни сокрытие своей беременности и родов, ни зачем она уехала из Лектура на время родов. На все заявления свидетелей - их было около трех десятков - Полетта отвечала лишь, что это «оскорбление и клевета в ее адрес». 16 июня 1800 года суд вынес постановление: удовлетворить иск генерала Ланна о разводе и считать родившегося сына, именуемого Жан-Клод, «незаконнорожденным».
После расторжения брака Ланн начинает присматриваться к женщинам "двора", созданного Бонапартом. По иронии судьбы, он положил глаз на женщину, к которой проявил интерес его давний недруг, Иоахим Мюрат - на сестру Бонапарта Каролину. Мало того, Каролина и сама относится к Мюрату весьма благосклонно. Ланн просит Бонапарта дать согласие на его брак с Каролиной, но получает отказ.
Однако вскоре Ланн повстречал молодую Луизу-Антонету Шоластик Геэнек. 6 сентября 1800 года был заключен брак между «гражданином Жаном Ланном, дивизионным генералом, командующим Консульской гвардией, 29 лет (В свадебном контракте Ланн убавил себе возраст на два года), родившегося в Лектуре, департамента Жер… и гражданкой Луизой-Антоннеттой Шоластик Геэнек, 18 лет, родившейся в Париже 26 марта 1782 года…».
Луиза сильно повлияла на супруга, особенно на его речь. Благодаря ей Ланн почти избавился от обычных для него резкостей, однако характер его изменился не столь сильно, оставшись таким же неуравновешенным. У супругов было пятеро детей: четыре сына и дочь, Жозефина. Их первенца, Луи Наполеона Леона, крестил папский легат кардинал Капрера. Наполеон часто ставил в пример придворным дамам мадам Ланн, как идеал матери и супруги.
После сметри Ланна остаток жизни герцогиня Монтебелло провела одна. 27-летняя вдова была хороша собой, и к ней сватались многие знатные особы. Среди них был и король Испании Фердинанд VII. Все получили отказ. Когда Луизу спрашивали о причинах ее одиночества, она отвечала просто: «После того, как я была женой Ланна, я не могу принадлежать никому другому».
Ланн вновь отличился в кампании 1800-го года. В сражении у Маренго авангард Ланна потерял чуть меньше половины личного состава. Сам Ланн находился в самом центре сражения, ядром с него сбило шляпу, но сам он не пострадал. Несколько раз он бросался в контратаку, но был вынужден отступать под огнем австрийской артиллерии. В своем рапорте на имя начальника штаба армии Бертье Ланн писал: «Я отходил эшелонами под ожесточенным огнем и обязан действию нашей прекрасной кавалерии. У меня не было ни одной пушки, чтобы прикрыть свое отступление и, несмотря на это, оно производилось в большом порядке». Упорство и твердость Ланна были невероятными: австрийцы потратили не менее трех часов, чтобы заставить его отойти на три километра. Именно Ланну Бонапарт обязан тем, что французы смогли дождаться подхода Дезе.
Первый прохладный ветерок в отношениях Ланна с Бонапартом повеял после намерения Наполеона подписать с римским папой Конкордат, который вернул во Францию религию, запрещенную во время революции. Республиканец до мозга костей, Ланн буквально восстал против этого и устроил скандал в кабинете Наполеона, и все попытки Бонапарта убедить нашего чересчур импульсивного республиканца в правильности этого решения, натыкались на его резкое отрицание и неприятие данного решения. Следующим шагом, усугубившим размолвку, стала кадровая политика Бонапарта, в любом деле ценившего профессионалов и приближавшего к себе тех, чьи советы казались Ланну полной ерундой. Генерал давал другие советы, а на возражения Наполеона, что они противоречат мнению специалистов, требовал не слушать этих людей.
В конце концов произошел случай, ставшей причиной серьезной обиды Ланна на Бонапарта:
Осенью 1802 года командующий Консульской гвардией поделился с Первым консулом радостным известием: в Париже он стал владельцем превосходного особняка. Бонапарт выглядел крайне заинтересованным:
- И когда же состоится первый прием? - поинтересовался он у Ланна.
- Да, есть одна проблема, - ответил генерал и поведал о ней.
Оказалось, что меблировка здания стоит столь дорого, что даже высокого генеральского жалованья не хватит, чтобы достойно обставить все залы и комнаты. И вот Бонапарт сделал предложение, надолго отравившего отношение к нему со стороны Ланна. С самым невинным видом он порекомендовал временно позаимствовать деньги в казне гвардии. «Возьмите, сколько нужно. Мы уладим это дело», - спокойно произнес Первый консул.
Правда, для того, чтобы подобное решение было законным, требовалось согласие Административного совета гвардии. Но что значит такая формальность, когда глава государства говорит: «Мы уладим это дело»?
Мебель, доставленная в особняк Ланна, действительно оказалась превосходной: красное дерево и позолоченная бронза ласкали взгляд. Но радоваться генералу пришлось недолго. Словно по заказу или команде свыше состоялась ревизия финансов гвардии и при этом вскрылась огромная недостача в 400 тысяч франков. «Честный и исполнительный» заместитель командующего гвардией бригадный генерал Бессьер, бывший свидетелем на свадьбе Ланна, тут же довел эту скандальную новость до Первого консула. Бессьер, который был заместителем Ланна, являлся также членом Административного совета гвардии. И в этой должности он мог наблюдать, как расходы сменялись расходами и дыра в бюджете гвардии становилась все больше и больше. Но вместо того, чтобы сказать об этом своему боевому товарищу, который был, помимо всего прочего, еще и его начальником, он решил ничего не говорить Ланну, а «подложить ему свинью» и поведать о неблаговидном поступке своего командира Первому консулу. Бонапарт незамедлительно вызвал к себе Ланна для объяснений: у него, наконец-то, есть повод, чтобы удалить, по крайне мере на какое-то время, слишком популярного и столь опасного генерала.
Пока еще Ланн не испытывает особого беспокойства. Ведь ранее он согласовал свои действия с Бонапартом. Нужно просто напомнить ему о данном обещании помочь.
На этот раз прием, с которым Наполеон встретил соратника, оказался ледяным.
- Недостача, бросающая тень на честь гвардии, должна быть погашена немедленно, - только и сказал он.
- А как же наша договоренность? - заикнулся генерал Ланн.
Ответ Первого консула не оставлял ни малейшей надежды:
- Когда мы обсуждали этот вопрос, то я не имел в виду такую сумму. Она превосходит всякие разумные расчеты.
Между двумя людьми началась словесная перепалка, переходящая на крик, в основном, со стороны Ланна. Все аргументы, которые говорит несчастный командующий гвардией не производят на Первого консула никакого впечатления. Наполеон дает Ланну три недели, чтобы погасить долг; в противном случае генерал престанет перед военным трибуналом, а это - позор, который невозможно смыть; его имя будет осмеяно, запачкано, карьера будет бесповоротно разбита. Последняя попытка убедить Бонапарта - письмо, которое Ланн пишет ему: «Гражданин консул! Командование вашей гвардии вовлекло меня в расходование 400 тысяч франков то ли для обстановки моего особняка, то ли для полиции корпуса, то ли для вознаграждений, сделанных военным. Вы не верите, гражданин генерал, что вы должны были мне простить эту трату, так как это были ваши распоряжения… Вы знаете, гражданин генерал, о моей порядочности; я не богат, я желал бы, чтобы все то, чем я владею перешло в уплату моих долгов; мне же пускай останутся в богатство три пули, два удара сабли и три штыковых раны, полученных на поле чести. Несмотря на все неприятности, которые я перенес с момента командования гвардией, влияния тех, кто сумел отдалить меня от вас, я, тем не менее, остаюсь вашим преданным другом; вы можете, гражданин консул, распоряжаться моей кровью во имя Родины. Так как мои репутация и честь - это то, чем я больше всего дорожу, я прошу вас, гражданин консул, разрешить опубликовать мое письмо, чтобы опровергнуть все слухи, которые распускают обо мне мои недоброжелатели».
Однако ни слова Ланна, ни это письмо не произвели на Бонапарта никакого впечатления: политика все больше преобладала над порядочностью, честью и дружбой.
Но помощь к Ланну пришла довольно неожиданно. Его долг оплатил генерал Ожеро, время от времени позволявший себе широкие жесты. По поводу Ожеро в шутку говорили, что у него всегда имелся в наличие «хорошо наполненный фургон». Не для кого не было секретом, что он воровал на войне с наглостью и беззастенчивостью воришки, однако это не мешало ему быть отзывчивым человеком и никогда не оставлять друзей в беде. Как только Ожеро узнал о несчастиях Ланна, он без всяких колебаний дал тому необходимую сумму. Долг был погашен. Всю свою жизнь Ланн будет признателен Ожеро за этот жест солидарности и помощи, а также всю свою жизнь будет с некоторой долей презрения относиться к своему бывшему другу Бессьеру.
Несмотря на то, что Ланн вернул деньги, Наполеон сместил его с поста командующего Консульской гвардией, и, желая убрать подальше, направил послом в Лиссабон. Последствиями этого стал отказ Ланна в 1807 году возглавить вторжение в Португалию, где среди политической элиты у него были и друзья.
После подписания мирного договора с Австрией, Ланн уехал на родину, в Лектур, где провел большую часть 1806 года. Однако новая война, теперь уже с Пруссией, заставила Ланна покинуть родной город, и в сентябре 1806 года он возглавил 5-й корпус Великой армии. С этим корпусом он участвовал в сражении у Йены, где действовал с той же храбростью и решительностью, с какой действовал всегда и везде. Однако в бюллетене Великой армии о его вкладе в победу, во многом благодаря интригам тщеславного Мюрата, не было практически ни слова. В письме Луизе маршал сетовал на неблагодарность Наполеона, который верил сплетням и интригам Мюрата.
19 марта 1808 года Наполеон жалует маршалу титул герцога Монтебелло, в знак признательности за его победу над австрийцами у одноименного селения.
Взятие неприступной Сарагосы можно по праву поставить в ряд выдающихся достижений Ланна, однако он изменился и больше не ощущал, что служит достойному делу. «Какая война! Быть вынужденным убивать столько храбрых людей или пусть даже сумасшедших людей! Эта победа доставляет только грусть!» - сказал Ланн, обращаясь к свите, когда все они проезжали по улицам, залитого кровью мертвого города.
Уже после Испании, во время встречи с Наполеоном в замке Фохбург, в Германии, Ланн по обыкновению быстро вышел из себя и бросал резкие обвинения прямо в лицо Бонапарту, сравнивая его с Чингиз-ханом, а французов с дикими монгольскими ордами. Герцог Монтебелло настаивал на прекращении новых завоеваний, но скованный воинской дисциплиной, закончил разговор официально сухо: «Сир, я исполню все, что вы мне прикажете».
В конце марта 1809 года Ланн вновь отправляется в родной Лектур. Пока Наполеон увяз в Испании, Австрия решила использовать благоприятный момент. Вооружив и реорганизовав свою армию, она в очередной раз восстает против Наполеона. В кампании 1809 года против Австрии корпус Ланна участвует в сражениях у Абенсберга, Рора, Ландсхута и Экмюля.
20 мая французская армия была сконцентрирована на острове Лобау. На следующий день ее передовые части под командой маршалов Массена и Ланна, перейдя через наведенный понтонный мост, захватили две деревушки: Массена - Асперн, Ланн - Эслинг. Кавалерия Бессьера располагалась между этим двумя населенными пунктами. Таким образом была подготовлена сцена для самого кровопролитного и самого упорного состязания в истории наполеоновских войн.
Утром 21 мая эрцгерцог Карл предпринял наступление против переправившихся французских дивизий. Принужденные к обороне, зависящие от подхода подкреплений и подвоза боеприпасов по одному-единственному мосту, французы вскоре оказались под очень сильным давлением. Деревни несколько раз переходили из рук в руки. Солдаты доставляли боеприпасы со всей возможной скоростью. Ланн отчаянно держался за Эслинг, Массена - за Асперн. Потери с обеих сторон были ужасающими, и в один из моментов битвы предмостные укрепления уже казались потерянными. Увидев возможность для кавалерийской атаки, Ланн послал срочное сообщение находившемуся в центре Бессьеру, «приказывая» ему «биться до последнего». У его адъютанта, тактичного молодого человека, хватило деликатности несколько смягчить эти формулировки, но, услышав об этом, Ланн взорвался от ярости и тотчас же послал другого адъютанта, на этот раз Марбо, строжайше проинструктировав его подчеркнуть слова «приказ» и «до последнего». Бессьер, который уже негодовал, оказавшись в подчинении у Ланна, был в высшей степени оскорблен. «Разве так можно обращаться к маршалу?» - бросил он с несвойственной ему жесткостью. - Приказы! Биться до последнего?» Злосчастный Марбо пробормотал, что, использовав эти слова, он просто выполнял приказ своего начальника. Вернувшись к Ланну, он доложил, при каких обстоятельствах он выполнил свое поручение. Ланн был в восторге, в особенности после того, как все-таки состоявшаяся атака оказалась успешной. «Вы же видите, какой она произвела эффект, - заметил он. - Иначе бы Бессьер пробездельничал весь день!»
Когда наступила ночь, французы продолжали удерживать занятую ими территорию. Наступившая пауза дала возможность Ланну и Бессьеру продолжить свою ссору, и эта ночь стала свидетельницей одного из самых ожесточенных споров между высшими офицерами Великой армии. Ланн случайно встретил Бессьера лицом к лицу, когда тот как раз отчитывал Марбо за грубость, проявленную им днем, и тотчас же бросился выручать своего адъютанта. «Если бы император поставил меня вам под команду, я бы тотчас же вышел в отставку! - вскипел он. - Но раз уж вы находитесь под командой у меня, то отдавать приказы буду я, а вы извольте им подчиняться!» И Ланн подробно объяснил, почему он сформулировал свой приказ именно в таком виде. «Это - потому, что вы бездействовали весь день и даже не приблизились к противнику!» - заявил он. «Но это - оскорбление, - парировал Бессьер, - и вы дадите мне удовлетворение!» Его рука потянулась к ножнам. «Если вам угодно, то хоть сейчас», - ответил Ланн и начал вытаскивать саблю. Нет ни малейшего сомнения, что сейчас могла бы начаться дуэл, если бы не благоразумное вмешательство Массена. «Оружие - в ножны, и немедленно! - загремел он. - Вы - в моем лагере, и я не позволю своим солдатам смотреть, как два маршала тычут друг в друга саблями на глазах у врагов!»
На следующий день на глазах Ланна был убит старый учитель и друг Ланна генерал Позе. Потом наступило временное затишье, и маршал, расстроенный гибелью старого друга, медленно пошел в сторону деревни Энцерсдорф, расположенной неподалеку от кирпичного завода Эслинга, а потом уселся на берегу, погруженный в мрачные раздумья. Через несколько минут к нему приблизилась группа солдат, несущих на плаще тело мертвого друга. Ланн встал и отошел на несколько шагов, а затем снова сел, закинув ногу на ногу. Ядро ударило маршала как раз туда, где скрещивались его ноги, раздробив колено одной и перебив сухожилия другой. «Ничего особенного!» - воскликнул он, пытаясь подняться, но это ему не удалось. Солдаты понесли маршала на перевязочный пункт. Марбо, его адъютант, взяв плащ убитого Позе, собирался подложить его под Ланна. Но тот, хотя и испытывал страшную боль, узнал плащ и не захотел, чтобы его переносили на нем. «На нем кровь моего друга! - запротестовал он. - Несите меня, как несли». В конце концов солдаты соорудили носилки из ружей и донесли его до предмостных укреплений, где доктор Ларрей ампутировал Ланну левую ногу.
В разговоре с доктором Ланнефранком маршал сказал: «Напишите Корвизару, чтобы он попросил мою жену, если она приедет, сильно не волноваться». И после некоторой паузы, посмотрев в глаза врачу, Ланн произнес: «Она приедет». Он не сомневался в том, что его Луиза обязательно приедет к нему. И Ланн не ошибся:как только Луиза узнала о ранении супруга, она бросила все и вместе со своим братом, полковником Геэнек, поехала в Вену.
Она опоздала: 31 мая 1809 Жан Ланн скончался в Вене.
Наполеон порой в минуты откровенности восклицал: «Этот дьявол Ланн обладает всеми качествами выдающегося командира, но он никогда не будет первым, потому что он не может управлять своим характером; эта постоянная драчливость со своими младшими офицерами - огромный недостаток для командира». Например, маршал был глубоко обижен и возмущен похвалами, которые император воздал (и вполне заслуженно) Мюрату за его самоотверженную атаку во главе кавалерии при Эйлау. «Ваш зять - марионетка, паяц, - кричал гасконец. - У него лицо моськи и рисовка пляшущей собачонки!». Во время другого разговора с Наполеоном Ланн вышел из себя, а когда Бонапарт сделал примирительный жест рукой, маршал, полагая, что до него хотят дотронуться, резко изменился в лице и побледнел. «Черт возьми! Только прикоснитесь ко мне!» - и Ланн потянулся к шпаге.
Жан Ланн, сын крестьянина(в большом десятитомном энциклопедическом словаре Ларусса о Жана Ланне сказано, что он был "сыном конюха".), ученик красильщика, родился 10 апреля 1769 года - года, подарившего миру Бонапарта, Веллингтона и других талантливых людей. Произошло это в небольшом городке Лектур, департамента Жер, недалеко от Пиренейского полуострова.
Дом, в котором родился Ланн.
Он вступил в королевскую армию в 13 лет, едва выучив основы грамоты - да и то благодаря своему брату Бернару, студенту семинарии, который хоть чему-то научил младшего брата, - и быстро был произведен в сержанты.
Но на этом его карьера едва не закончилась. Из-за своего взрывного характера Ланн ввязался в дуэль. Он был вынужден вернуться в родной Лектур, к красильщику, но его наставник Гильон встретил Жана словами: «В этом деле ты многого не наживешь. Торговец сукном тебе это говорит. Возвращайся в армию, возможно, ты сможешь стать капитаном».
Лишь после революции Ланн бросил окончательно ремесло красильщика и поступил в Пиренейскую волонтерскую армию. Вступив во Второй батальон волонтеров департамента Жер, Ланн вскоре был избран солдатами младшим лейтенантом. Вскоре Второй батальон вошел в Восточно-Пиренейскую армию. Сохранилось свидетельство, подписанное солдатами и офицерами 2-го батальона департамента Жер: «Восточно-Пиренейская армия, 2-я дивизия, бригада генерала Банеля, 2-й батальон департамента Жер. Мы, нижеподписавшиеся офицеры вышеупомянутого батальона подтверждаем, что гражданин Жан Ланн, родившийся в Лектуре, департамента Жер, произведен в чин младшего лейтенанта гренадеров 20 июня 1792 года»
Когда Испания, вошедшая в антифранцузскую коалицию европейских держав, объявила войну революционной Франции Второй батальон вошел в состав так называемой Восточно-Пиренейской армии. 17 мая 1793 года на перевале Сент-Лорен-ен-Сердан младший лейтенант Ланн получил свое первое боевое крещение в боях с испанцами генерала Рикардо. В одном из боев батальон Ланна охватила паника и бойцы обратились в бегство. Молодой офицер бросился в гущу беглецов и крепкими выражениями сумел не только остановить, но даже увлечь солдат в контратаку.
25 сентября 1793 года Ланн получает звание лейтенанта, а месяц спустя, 21 октября, - капитана. Девять дней спустя, Ланн получает свое первое ранение: в бою у Баньюлса пуля попадает ему в левую руку. Он был отправлен в госпиталь, находящийся в Перпиньяне. Когда рана стала заживать, наш герой получил от генерала Бассе лаконичное послание: «Мой дорогой друг, я знаю, что твоя рана заживает и что она позволит тебе сесть на лошадь. Я нуждаюсь в тебе». Этих строк было достаточно, чтобы Ланн, позабыв о своей недолеченной руке, вскочил на коня и прибыл в армию.
19 марта 1795 года состоялось бракосочетание между Жаном Ланном и Полеттой Мерик. Побыв непродолжительное время со своей молодой женой, Ланн возвращается в армию. 21-летняя Полетта упрашивает мужа взять ее с собой. Ланн пытается отговорить ее, приводя несколько убедительных доводов: это армия и женщинам там делать нечего, тем более, что идет война; к тому же, военные действия перекинулись на территорию Испании… Но несмотря на все доводы супруга, Полетта настаивала на своей просьбе и, в конце концов, убедила Ланна. Однако молодую супругу хватило только на два месяца и она, утомленная и недовольная суровостью армейской жизни, отправилась обратно во Францию. Но не под «крылышко» матери в Перпиньян, а в Лектур, в дом своего мужа.
В том же году карьера Ланна едва не закончилась: Итальянская армия встала на зимние квартиры, и Директория решила использовать это время для ее реорганизации. В результате многие талантливые офицеры оказались на половинном жалованье, без определенного командования, что привело к их отставке. 105-я полубригада, которой к этому времени командовал Ланн была переименована в 51-ю полубригаду. Ланн был понижен в должности и получал половинное жалованье. Вскоре его вообще отстранили от командования бригадой и заменили другим офицером. Ланн не смог стерпеть этого и вышел в отставку.
На его счастье, Бонапарт прочел отчеты Ожеро и Шерера, прекрасно отзывавшихся о нем. В результате Ланн оказывается в подчинении у Наполеона. Дальнейшее лучше всего описал будущий французский император в письме к Директории после сражения у Бассано: «Я прошу вас представить к званию бригадного генерала командира бригады Ланна; он первый, кто способствовал поражению противника у Дего, кто перешел мост у Лоди и кто первым вошел в Бассано».
В сражении у Джоверноло Ланн вновь был ранен и отправлен в госпиталь в Милан. Однако накануне Аркольского сражения он сбегает оттуда, чтобы принять участие в битве, и получает новые ранения. После мира в Леобене Бонапарт поручает Ланну особую конфиденциальную миссию. Однако его неуемный и сложный характер чуть не испортил все дело, поставив Ланна в очень затруднительное и неприятное положение. Позже, обдумывая вторжение в Англию, Бонапарт назначает Ланна командующим войсками вторжения: не потому ли, что тот ненавидит все британское и хороший англичанин для него - это только мертвый англичанин? Однако, взвесив все, Наполеон решает нанести удар по Египту.
19 мая 1798 года Ланн в качестве бригадного генерала отправляется с Бонапартом в Египет. Дорога была сложной, многие солдаты и офицеры роптали. Ланн тайно информировал Бонапарта о недовольных и их планах, а также о поведении и высказываниях генерала Мюрата. Впоследствии, ссора между Ланном и Мюратом переросла в открытую неприязнь и даже ненависть друг к другу.
10 мая 1799 года Бонапарт, не дожидаясь подтверждения Директории, своим приказом повысил Ланна до дивизионного генерала.
В середине лета Ланн узнает, что его супруга родила мальчика, отцом которого он никак не мог быть. Поэтому после возвращения из Египта одним из первых дел Ланна становится развод с неверной женой. Полетта Мерик пыталась защищаться, но она так и не смогла объяснить ни сокрытие своей беременности и родов, ни зачем она уехала из Лектура на время родов. На все заявления свидетелей - их было около трех десятков - Полетта отвечала лишь, что это «оскорбление и клевета в ее адрес». 16 июня 1800 года суд вынес постановление: удовлетворить иск генерала Ланна о разводе и считать родившегося сына, именуемого Жан-Клод, «незаконнорожденным».
После расторжения брака Ланн начинает присматриваться к женщинам "двора", созданного Бонапартом. По иронии судьбы, он положил глаз на женщину, к которой проявил интерес его давний недруг, Иоахим Мюрат - на сестру Бонапарта Каролину. Мало того, Каролина и сама относится к Мюрату весьма благосклонно. Ланн просит Бонапарта дать согласие на его брак с Каролиной, но получает отказ.
Однако вскоре Ланн повстречал молодую Луизу-Антонету Шоластик Геэнек. 6 сентября 1800 года был заключен брак между «гражданином Жаном Ланном, дивизионным генералом, командующим Консульской гвардией, 29 лет (В свадебном контракте Ланн убавил себе возраст на два года), родившегося в Лектуре, департамента Жер… и гражданкой Луизой-Антоннеттой Шоластик Геэнек, 18 лет, родившейся в Париже 26 марта 1782 года…».
Луиза сильно повлияла на супруга, особенно на его речь. Благодаря ей Ланн почти избавился от обычных для него резкостей, однако характер его изменился не столь сильно, оставшись таким же неуравновешенным. У супругов было пятеро детей: четыре сына и дочь, Жозефина. Их первенца, Луи Наполеона Леона, крестил папский легат кардинал Капрера. Наполеон часто ставил в пример придворным дамам мадам Ланн, как идеал матери и супруги.
После сметри Ланна остаток жизни герцогиня Монтебелло провела одна. 27-летняя вдова была хороша собой, и к ней сватались многие знатные особы. Среди них был и король Испании Фердинанд VII. Все получили отказ. Когда Луизу спрашивали о причинах ее одиночества, она отвечала просто: «После того, как я была женой Ланна, я не могу принадлежать никому другому».
Ланн вновь отличился в кампании 1800-го года. В сражении у Маренго авангард Ланна потерял чуть меньше половины личного состава. Сам Ланн находился в самом центре сражения, ядром с него сбило шляпу, но сам он не пострадал. Несколько раз он бросался в контратаку, но был вынужден отступать под огнем австрийской артиллерии. В своем рапорте на имя начальника штаба армии Бертье Ланн писал: «Я отходил эшелонами под ожесточенным огнем и обязан действию нашей прекрасной кавалерии. У меня не было ни одной пушки, чтобы прикрыть свое отступление и, несмотря на это, оно производилось в большом порядке». Упорство и твердость Ланна были невероятными: австрийцы потратили не менее трех часов, чтобы заставить его отойти на три километра. Именно Ланну Бонапарт обязан тем, что французы смогли дождаться подхода Дезе.
Первый прохладный ветерок в отношениях Ланна с Бонапартом повеял после намерения Наполеона подписать с римским папой Конкордат, который вернул во Францию религию, запрещенную во время революции. Республиканец до мозга костей, Ланн буквально восстал против этого и устроил скандал в кабинете Наполеона, и все попытки Бонапарта убедить нашего чересчур импульсивного республиканца в правильности этого решения, натыкались на его резкое отрицание и неприятие данного решения. Следующим шагом, усугубившим размолвку, стала кадровая политика Бонапарта, в любом деле ценившего профессионалов и приближавшего к себе тех, чьи советы казались Ланну полной ерундой. Генерал давал другие советы, а на возражения Наполеона, что они противоречат мнению специалистов, требовал не слушать этих людей.
В конце концов произошел случай, ставшей причиной серьезной обиды Ланна на Бонапарта:
Осенью 1802 года командующий Консульской гвардией поделился с Первым консулом радостным известием: в Париже он стал владельцем превосходного особняка. Бонапарт выглядел крайне заинтересованным:
- И когда же состоится первый прием? - поинтересовался он у Ланна.
- Да, есть одна проблема, - ответил генерал и поведал о ней.
Оказалось, что меблировка здания стоит столь дорого, что даже высокого генеральского жалованья не хватит, чтобы достойно обставить все залы и комнаты. И вот Бонапарт сделал предложение, надолго отравившего отношение к нему со стороны Ланна. С самым невинным видом он порекомендовал временно позаимствовать деньги в казне гвардии. «Возьмите, сколько нужно. Мы уладим это дело», - спокойно произнес Первый консул.
Правда, для того, чтобы подобное решение было законным, требовалось согласие Административного совета гвардии. Но что значит такая формальность, когда глава государства говорит: «Мы уладим это дело»?
Мебель, доставленная в особняк Ланна, действительно оказалась превосходной: красное дерево и позолоченная бронза ласкали взгляд. Но радоваться генералу пришлось недолго. Словно по заказу или команде свыше состоялась ревизия финансов гвардии и при этом вскрылась огромная недостача в 400 тысяч франков. «Честный и исполнительный» заместитель командующего гвардией бригадный генерал Бессьер, бывший свидетелем на свадьбе Ланна, тут же довел эту скандальную новость до Первого консула. Бессьер, который был заместителем Ланна, являлся также членом Административного совета гвардии. И в этой должности он мог наблюдать, как расходы сменялись расходами и дыра в бюджете гвардии становилась все больше и больше. Но вместо того, чтобы сказать об этом своему боевому товарищу, который был, помимо всего прочего, еще и его начальником, он решил ничего не говорить Ланну, а «подложить ему свинью» и поведать о неблаговидном поступке своего командира Первому консулу. Бонапарт незамедлительно вызвал к себе Ланна для объяснений: у него, наконец-то, есть повод, чтобы удалить, по крайне мере на какое-то время, слишком популярного и столь опасного генерала.
Пока еще Ланн не испытывает особого беспокойства. Ведь ранее он согласовал свои действия с Бонапартом. Нужно просто напомнить ему о данном обещании помочь.
На этот раз прием, с которым Наполеон встретил соратника, оказался ледяным.
- Недостача, бросающая тень на честь гвардии, должна быть погашена немедленно, - только и сказал он.
- А как же наша договоренность? - заикнулся генерал Ланн.
Ответ Первого консула не оставлял ни малейшей надежды:
- Когда мы обсуждали этот вопрос, то я не имел в виду такую сумму. Она превосходит всякие разумные расчеты.
Между двумя людьми началась словесная перепалка, переходящая на крик, в основном, со стороны Ланна. Все аргументы, которые говорит несчастный командующий гвардией не производят на Первого консула никакого впечатления. Наполеон дает Ланну три недели, чтобы погасить долг; в противном случае генерал престанет перед военным трибуналом, а это - позор, который невозможно смыть; его имя будет осмеяно, запачкано, карьера будет бесповоротно разбита. Последняя попытка убедить Бонапарта - письмо, которое Ланн пишет ему: «Гражданин консул! Командование вашей гвардии вовлекло меня в расходование 400 тысяч франков то ли для обстановки моего особняка, то ли для полиции корпуса, то ли для вознаграждений, сделанных военным. Вы не верите, гражданин генерал, что вы должны были мне простить эту трату, так как это были ваши распоряжения… Вы знаете, гражданин генерал, о моей порядочности; я не богат, я желал бы, чтобы все то, чем я владею перешло в уплату моих долгов; мне же пускай останутся в богатство три пули, два удара сабли и три штыковых раны, полученных на поле чести. Несмотря на все неприятности, которые я перенес с момента командования гвардией, влияния тех, кто сумел отдалить меня от вас, я, тем не менее, остаюсь вашим преданным другом; вы можете, гражданин консул, распоряжаться моей кровью во имя Родины. Так как мои репутация и честь - это то, чем я больше всего дорожу, я прошу вас, гражданин консул, разрешить опубликовать мое письмо, чтобы опровергнуть все слухи, которые распускают обо мне мои недоброжелатели».
Однако ни слова Ланна, ни это письмо не произвели на Бонапарта никакого впечатления: политика все больше преобладала над порядочностью, честью и дружбой.
Но помощь к Ланну пришла довольно неожиданно. Его долг оплатил генерал Ожеро, время от времени позволявший себе широкие жесты. По поводу Ожеро в шутку говорили, что у него всегда имелся в наличие «хорошо наполненный фургон». Не для кого не было секретом, что он воровал на войне с наглостью и беззастенчивостью воришки, однако это не мешало ему быть отзывчивым человеком и никогда не оставлять друзей в беде. Как только Ожеро узнал о несчастиях Ланна, он без всяких колебаний дал тому необходимую сумму. Долг был погашен. Всю свою жизнь Ланн будет признателен Ожеро за этот жест солидарности и помощи, а также всю свою жизнь будет с некоторой долей презрения относиться к своему бывшему другу Бессьеру.
Несмотря на то, что Ланн вернул деньги, Наполеон сместил его с поста командующего Консульской гвардией, и, желая убрать подальше, направил послом в Лиссабон. Последствиями этого стал отказ Ланна в 1807 году возглавить вторжение в Португалию, где среди политической элиты у него были и друзья.
После подписания мирного договора с Австрией, Ланн уехал на родину, в Лектур, где провел большую часть 1806 года. Однако новая война, теперь уже с Пруссией, заставила Ланна покинуть родной город, и в сентябре 1806 года он возглавил 5-й корпус Великой армии. С этим корпусом он участвовал в сражении у Йены, где действовал с той же храбростью и решительностью, с какой действовал всегда и везде. Однако в бюллетене Великой армии о его вкладе в победу, во многом благодаря интригам тщеславного Мюрата, не было практически ни слова. В письме Луизе маршал сетовал на неблагодарность Наполеона, который верил сплетням и интригам Мюрата.
19 марта 1808 года Наполеон жалует маршалу титул герцога Монтебелло, в знак признательности за его победу над австрийцами у одноименного селения.
Взятие неприступной Сарагосы можно по праву поставить в ряд выдающихся достижений Ланна, однако он изменился и больше не ощущал, что служит достойному делу. «Какая война! Быть вынужденным убивать столько храбрых людей или пусть даже сумасшедших людей! Эта победа доставляет только грусть!» - сказал Ланн, обращаясь к свите, когда все они проезжали по улицам, залитого кровью мертвого города.
Уже после Испании, во время встречи с Наполеоном в замке Фохбург, в Германии, Ланн по обыкновению быстро вышел из себя и бросал резкие обвинения прямо в лицо Бонапарту, сравнивая его с Чингиз-ханом, а французов с дикими монгольскими ордами. Герцог Монтебелло настаивал на прекращении новых завоеваний, но скованный воинской дисциплиной, закончил разговор официально сухо: «Сир, я исполню все, что вы мне прикажете».
В конце марта 1809 года Ланн вновь отправляется в родной Лектур. Пока Наполеон увяз в Испании, Австрия решила использовать благоприятный момент. Вооружив и реорганизовав свою армию, она в очередной раз восстает против Наполеона. В кампании 1809 года против Австрии корпус Ланна участвует в сражениях у Абенсберга, Рора, Ландсхута и Экмюля.
20 мая французская армия была сконцентрирована на острове Лобау. На следующий день ее передовые части под командой маршалов Массена и Ланна, перейдя через наведенный понтонный мост, захватили две деревушки: Массена - Асперн, Ланн - Эслинг. Кавалерия Бессьера располагалась между этим двумя населенными пунктами. Таким образом была подготовлена сцена для самого кровопролитного и самого упорного состязания в истории наполеоновских войн.
Утром 21 мая эрцгерцог Карл предпринял наступление против переправившихся французских дивизий. Принужденные к обороне, зависящие от подхода подкреплений и подвоза боеприпасов по одному-единственному мосту, французы вскоре оказались под очень сильным давлением. Деревни несколько раз переходили из рук в руки. Солдаты доставляли боеприпасы со всей возможной скоростью. Ланн отчаянно держался за Эслинг, Массена - за Асперн. Потери с обеих сторон были ужасающими, и в один из моментов битвы предмостные укрепления уже казались потерянными. Увидев возможность для кавалерийской атаки, Ланн послал срочное сообщение находившемуся в центре Бессьеру, «приказывая» ему «биться до последнего». У его адъютанта, тактичного молодого человека, хватило деликатности несколько смягчить эти формулировки, но, услышав об этом, Ланн взорвался от ярости и тотчас же послал другого адъютанта, на этот раз Марбо, строжайше проинструктировав его подчеркнуть слова «приказ» и «до последнего». Бессьер, который уже негодовал, оказавшись в подчинении у Ланна, был в высшей степени оскорблен. «Разве так можно обращаться к маршалу?» - бросил он с несвойственной ему жесткостью. - Приказы! Биться до последнего?» Злосчастный Марбо пробормотал, что, использовав эти слова, он просто выполнял приказ своего начальника. Вернувшись к Ланну, он доложил, при каких обстоятельствах он выполнил свое поручение. Ланн был в восторге, в особенности после того, как все-таки состоявшаяся атака оказалась успешной. «Вы же видите, какой она произвела эффект, - заметил он. - Иначе бы Бессьер пробездельничал весь день!»
Когда наступила ночь, французы продолжали удерживать занятую ими территорию. Наступившая пауза дала возможность Ланну и Бессьеру продолжить свою ссору, и эта ночь стала свидетельницей одного из самых ожесточенных споров между высшими офицерами Великой армии. Ланн случайно встретил Бессьера лицом к лицу, когда тот как раз отчитывал Марбо за грубость, проявленную им днем, и тотчас же бросился выручать своего адъютанта. «Если бы император поставил меня вам под команду, я бы тотчас же вышел в отставку! - вскипел он. - Но раз уж вы находитесь под командой у меня, то отдавать приказы буду я, а вы извольте им подчиняться!» И Ланн подробно объяснил, почему он сформулировал свой приказ именно в таком виде. «Это - потому, что вы бездействовали весь день и даже не приблизились к противнику!» - заявил он. «Но это - оскорбление, - парировал Бессьер, - и вы дадите мне удовлетворение!» Его рука потянулась к ножнам. «Если вам угодно, то хоть сейчас», - ответил Ланн и начал вытаскивать саблю. Нет ни малейшего сомнения, что сейчас могла бы начаться дуэл, если бы не благоразумное вмешательство Массена. «Оружие - в ножны, и немедленно! - загремел он. - Вы - в моем лагере, и я не позволю своим солдатам смотреть, как два маршала тычут друг в друга саблями на глазах у врагов!»
На следующий день на глазах Ланна был убит старый учитель и друг Ланна генерал Позе. Потом наступило временное затишье, и маршал, расстроенный гибелью старого друга, медленно пошел в сторону деревни Энцерсдорф, расположенной неподалеку от кирпичного завода Эслинга, а потом уселся на берегу, погруженный в мрачные раздумья. Через несколько минут к нему приблизилась группа солдат, несущих на плаще тело мертвого друга. Ланн встал и отошел на несколько шагов, а затем снова сел, закинув ногу на ногу. Ядро ударило маршала как раз туда, где скрещивались его ноги, раздробив колено одной и перебив сухожилия другой. «Ничего особенного!» - воскликнул он, пытаясь подняться, но это ему не удалось. Солдаты понесли маршала на перевязочный пункт. Марбо, его адъютант, взяв плащ убитого Позе, собирался подложить его под Ланна. Но тот, хотя и испытывал страшную боль, узнал плащ и не захотел, чтобы его переносили на нем. «На нем кровь моего друга! - запротестовал он. - Несите меня, как несли». В конце концов солдаты соорудили носилки из ружей и донесли его до предмостных укреплений, где доктор Ларрей ампутировал Ланну левую ногу.
В разговоре с доктором Ланнефранком маршал сказал: «Напишите Корвизару, чтобы он попросил мою жену, если она приедет, сильно не волноваться». И после некоторой паузы, посмотрев в глаза врачу, Ланн произнес: «Она приедет». Он не сомневался в том, что его Луиза обязательно приедет к нему. И Ланн не ошибся:как только Луиза узнала о ранении супруга, она бросила все и вместе со своим братом, полковником Геэнек, поехала в Вену.
Она опоздала: 31 мая 1809 Жан Ланн скончался в Вене.
Наполеон порой в минуты откровенности восклицал: «Этот дьявол Ланн обладает всеми качествами выдающегося командира, но он никогда не будет первым, потому что он не может управлять своим характером; эта постоянная драчливость со своими младшими офицерами - огромный недостаток для командира». Например, маршал был глубоко обижен и возмущен похвалами, которые император воздал (и вполне заслуженно) Мюрату за его самоотверженную атаку во главе кавалерии при Эйлау. «Ваш зять - марионетка, паяц, - кричал гасконец. - У него лицо моськи и рисовка пляшущей собачонки!». Во время другого разговора с Наполеоном Ланн вышел из себя, а когда Бонапарт сделал примирительный жест рукой, маршал, полагая, что до него хотят дотронуться, резко изменился в лице и побледнел. «Черт возьми! Только прикоснитесь ко мне!» - и Ланн потянулся к шпаге.