В России долгое время картина ее революционной эпохи игнорировалась или подправлялась так, чтобы прошлое выглядело хуже настоящего. Сегодня мы отчетливо видим, что некоторые, со всех точек зрения, модернизированные страны Европы возглавляются «отжившими» монархиями, и видим также, что модернизация европейских обществ, на путь которой Россия вступила немногим позже Франции и Германии, не привела эти общества к революциям и к коммунизму.
Это не означает еще того, что практика вернее теорий действительности: и в нашей, и в мировой истории не раз случалось так, что ложной оказывалась как раз практика. Во всяком случае, в отношении современных российских практик подозрения пока оправданы. К теориям же претензии таковы, что ни одна из них случившееся в России, и то положение, в котором мы оказались теперь, не объясняет. Все теории в этом, бесспорно, провалились.
Психоистория предлагает, вооружившись сомнением Декарта, собрать историческую мозаику заново.
Лекции
21. Против глупости… Академическое движение в России в конце XIX - начале XX вв.
Русские вюртембергцы и развитие наук; от Еленинского института до первой русской Нобелевской премии; николаевская модернизация; о даровании университетам автономии; идеи князя С. Н. Трубецкого; В. И. Вернадский о положении интеллектуального класса в России; «о взрослых мужах, отлученных от государственного строительства»; речь Николая II перед земскими представителями; «открытое письмо» Тверского губернского земского собрания.
Один из процессов русской истории, ярко проявившийся на рубеже XIX и XX вв. и доходящий до современной нам истории, трудно отнести к числу привычных предметов историографии: политике, экономике, строительству культуры или к социальным движениям. Этот процесс влиял на все другие явления русской жизни, не совпадая ни с одним из них.
Говоря простым языком, образованная часть российского общества испытывала трудности диалога с другими социальными группами, прежде всего, с бюрократией, хотя более широкий доступ к образованию был частью тех реформ, которые осуществлялись этой бюрократией в интересах модернизации России.
Принадлежавшие к одному элитарному слою, «борцы против глупости» и «сторонники прежней глупости», оказались разделенными по необъясненному наукой критерию. Возможно, этот конфликт представляет собой явление психоистории в наиболее чистом виде, и потому традиционная историография не смогла описать это явление как нечто своеобразное.
22. Споры о модернизации сверху и революция 1905 г.
МВД и Минфин как два начала русской революции; полицейский социализм С. В. Зубатова; технократический взгляд на вещи и роль С. Ю. Витте в расстреле рабочих 9 января 1905 г.; С. В. Зубатов: «революцию у нас делают не революционеры»; революция 1905 г. как столкновение двух бюрократических машин; неожиданная близость политических требований рабочих и академических кругов.
В начале XX века административная мысль России мучительно пыталась сделать выбор между двумя противоположными, но, в равной степени, насущными векторами развития: ускоренным развитием промышленности, не считаясь с социальными издержками, за что ратовал Минфин во главе с С. Ю. Витте, и «подмораживанием» темпов экономического роста ради сохранения социальной стабильности. В пользу стабильности выступала «московская партия», одним из ярких представителей которой был начальник Департамента полиции С. В. Зубатов. Копеечный спор с рабочими Путиловского завода и его кровавая развязка привели к тому, что единство царской администрации было разорвано, а участники подковерной борьбы бюрократических группировок невольно превратились в заложников своих не вполне «законных» союзников.
Революция 1905 г. не привела к выбору между «минфиновской» и «полицейской» концепциями модернизации. Этот принципиальный спор, отражавший фундаментальные характеристики российской хозяйственной системы, переживет и революцию 1917 г., чтобы возродиться в форме конфликта между сторонниками сталинской и бухаринской версий социализма.
23. Царь, бюрократия и общество в первой мировой войне
«Мы бездумно несемся в пропасть, поставив перед собой нечто, закрывающее ее от наших взоров»; о причинах первой мировой войны; тревожность по поводу прогресса; меморандум Кроу; А. А. Брусилов о подготовке Германии к войне: был ли у России выбор; записка П. Н. Дурново о политических последствиях участия России в мировой войне; кризис доверия к монархии: фактор Распутина; другая сторона кризиса: московское земство и требование «ответственного министерства»; царь теряет контроль: сомнительные кадровые решения и ненужные поездки на фронт.
Россия не могла ни отказаться от участия в мировой войне, ни участвовать в ней. И то же самое может быть сказано о действиях царя, его окружения и политической элиты в условиях уже начавшейся войны. Все эти действия предпринимались с целью отсрочить роковой финал, но вели прежнюю Россию к этому финалу, и не могли быть никакими иными. Силы удержания настоящего от будущего - логика, сенсорика и этика - в элитарных кругах были исчерпаны. Российская власть рушилась на глазах не потому, что на нее слишком сильно давили, а потому, что ей нечем было защищаться от любого, даже самого слабого давления. Сила будущего - интуиция, не оставляла никому в России иного выбора, кроме как прожить свой день как придется, потому что завтра начнется совсем другая история. В конце времен история более всего заслуживает имен «судьбы», «рока», более всего выступает в качестве «высшего разума» по отношению к индивиду.
24. Последний год русской монархии. Поражение власти на фоне военных успехов
Военно-промышленные комитеты А. И. Гучкова; политическая программа либералов; ВПК и рабочее движение; октябрь 1916 г.: А. И. Гучков и П. Н. Милюков принимают решение отстранить царя от власти; неудачная попытка поправить имидж монархии: убийство Распутина, показавшее, что царь не в состоянии защитить «Друга»; «хлебный вопрос», переросший в революцию: (почти) совместное восстание либералов и большевиков; ошибка генерала Хабалова: раз хлеб есть, то революций быть не должно; инстинкты военных: казаки стреляют в полицейских; совещания генералитета и лидеров Думы; отречение Николая II.
Существуют веские основания предположить, что февральская революция 1917 г. была ничем иным, как тщательно подготовленной и потому успешной версией восстания 1905 г. Во всяком случае, революционный Февраль следовал тому же принципу: «Пусть тут будет и капиталист, и рабочий, и чиновник, и священник, и доктор, и учитель, - пусть все, кто бы они ни были, изберут своих представителей». В список можно добавить солдат, генералов и великих князей. Однако этот список объединил слишком разные интересы, чтобы февральская конструкция могла оставаться устойчивой в долгосрочной перспективе. На самом деле, она стала рушиться почти сразу после того, как сложилась. К февральской революции 1917 года применима мысль, высказанная Фридрихом Энгельсом в письме Вере Засулич: «...люди, хвалившиеся тем, что сделали революцию, всегда убеждались на второй день, что они не знали, что делали - что сделанная революция совсем не похожа на ту, которую они хотели сделать».
Лекции курса читаются один раз в неделю по скайпу. Для записи: milutinev@rambler.ru Или через личные сообщения в ЖЖ или Фейсбуке.
Об авторе: Евгений Владимирович Милютин, российский дипломат (в прошлом), историк, востоковед, писатель, автор книги
«Психоистория. Экспедиции в неведомое известное». Вы можете комментировать эту и другие мои статьи
в группе любителей психоистории «Зеленая Лампа» в Фейсбук.