Детское
Кстати, отношение к детям с придыханием - это, в общем-то, изобретение двадцатого века, причем довольно позднее, и технические причины его достаточно понятны. В девятнадцатом и ранее ребенок, в строгом соответствии со здравым смыслом, в качестве полноценного и ценного существа не воспринимался. Не, ну т.е. убивать детей и тогда считалось некомильфо, но, в общем-то, не на уровне какого-то особо выделяемого сверхгреха, а просто с точки зрения приличий. Бесланоподобные акции были невозможны не только в силу отсутствия соответствующей концепции терроризма, но и потому, что школа, как особо чувствительный объект нападения обществом не рассматривалась. "Террористы захватили школу! -Ай-яй-яй, бедные детки... Какое ужасное зверство, дикие люди... Но почему не ресторацию? Там хоть люди значительные собираются". Даже индивидуальный киднеппинг - и то явление довольно новое (а в древности при обмене заложниками царской крови так мелкие дети и вовсе мало котировались). Даже в литературе первой половины двадцатого столетия довольно типичная интонация: "шоффер задавил ребенка, ну что за безобразие, родителям нужно внимательнее смотреть за детьми!". Сравните с гибелью человека взрослого, кормильца семьи - вот это несчастье (хотя, конечно, тут еще разобраться надо, кого там задавило: ежели сторожа, то одно, а вот если цельную княгиню...).
Достоевская "слезинка ребенка" - это, с одной стороны, авторский экстремизм и заострение, с другой - на том же месте с тем же успехом могла бы быть слезинка котенка. Ну, не совсем, конечно, не могла бы - в силу тогдашего отношения к котятам, как тварям, душой не снабженным. Но тогдашний ребенок по "нравственному формату" - это примерно нынешний котенок. Теперешняя же трактовка этой самой "слезинки", известной большинству в отрыве от контекста, совершенна переврана (в оригинале там пассаж антиклерикальный, слезинка не абы какая, а конкретно "обращенная к боженьке", а ребенок взят, как пример существа "...еще не умеющего даже осмыслить, что с ним делается").
Ну а у реалиста Толстого все гораздо прозаичнее - "Счастливая мать шестерых детей (еще трое умерли)".
Достоевская "слезинка ребенка" - это, с одной стороны, авторский экстремизм и заострение, с другой - на том же месте с тем же успехом могла бы быть слезинка котенка. Ну, не совсем, конечно, не могла бы - в силу тогдашего отношения к котятам, как тварям, душой не снабженным. Но тогдашний ребенок по "нравственному формату" - это примерно нынешний котенок. Теперешняя же трактовка этой самой "слезинки", известной большинству в отрыве от контекста, совершенна переврана (в оригинале там пассаж антиклерикальный, слезинка не абы какая, а конкретно "обращенная к боженьке", а ребенок взят, как пример существа "...еще не умеющего даже осмыслить, что с ним делается").
Ну а у реалиста Толстого все гораздо прозаичнее - "Счастливая мать шестерых детей (еще трое умерли)".