ШПАЛИКОВ Геннадий Федорович

Jul 28, 2006 02:36




Более 30 лет назад ушел из жизни Геннадий Шпаликов (1937-1974), прекрасный поэт, кинодраматург, автор сценариев "Я шагаю по Москве", "Застава Ильича", "Я родом из детства", "Ты и я", "Пой песню, поэт".

Автор: Владимир Бондаренко

ГЕННАДИЙ ШПАЛИКОВ всегда тянулся к празднику в жизни. К полету ввысь. Он лепил свои легенды из талого льда. Но лед таял, и оставалась почти неуловимая краткость его бессмертия.

Он сам стал скоротечной тающей легендой. Он опередил свое поколение детей 37-го года и нырнул в творчество, в ту пору, когда в литературе еще не господствовало ни иронии, ни игры, никакой двойственности семидесятых.

Он остался в хрупком романтизме военного детства, которое его сформировало. Взрослым он становиться не пожелал, не захотел терять наивный чистый хрупкий взгляд на мир.

Геннадий Шпаликов мог бы стать после своей смерти легендарным героем целой эпохи, знаком шестидесятничества, как Сэлинджер в Америке, но остальные лидеры шестидесятничества не простили ему верность своему времени и своим мечтам.

Он ушел из жизни 1 ноября 1974 года, когда понял, что такой, как есть, он никому не нужен, а меняться Шпаликов не хотел.

Менялся Василий Аксенов, менялся Булат Окуджава, менялась его сверстница Белла Ахмадулина, а он, как талый лед своих романтических надежд, растаял вместе со своим временем, отказавшись от двойничества, амбивалентности и цинизма.

Как ни странно, сломались и предали свое время другие повзрослевшие, заматеревшие творцы оттепели, уютно расположившиеся и в застойной обстановке. Он - самый молодой из них, не захотел принадлежать к надвигающейся эпохе лицемерия и фальши. Как “Чайка по имени Джонатан” Ричарда Баха, он и поныне летает в небе хрупкой мечты детей военного времени.

Его манифест “Я родом из детства” будут читать и смотреть романтики всех будущих поколений.

“Это будет фильм о детстве поколения, - пишет он в сценарии “Я родом из детства”, - к которому так или иначе принадлежат все эти люди, детство у них было разное, но в чем-то удивительно похожее. Может быть, потому что у всех в детстве была война, а это уже много.

И еще, может быть, потому что у половины из них нет отцов - это тоже объединяет”. Не случайно и у Геннадия Шпаликова, и у Владимира Высоцкого самой любимой песней с детства была

“Вставай, страна огромная.
     Вставай на смертный бой
     С фашистской силой темною,
     С проклятою ордой!”

Геннадий Шпаликов вводит эту песню и в свои сценарии, и в свой незавершенный роман.

Для меня загадка, почему Геннадия Шпаликова, ярчайшую легенду шестидесятых, так грубо затеряли и бросили его сотоварищи? Для сверстников, творчески созревших позже, для Распутина или Маканина, он был чересчур наивен и романтичен, в целом поколение детей 37-го года все-таки принадлежит не оттепели, они быстро переболели Хемингуэем и Аксеновым и уже входили в литературу мудрыми скептиками. Созерцателями. Наблюдателями и аналитиками, что с левого, что с правого фланга. С Геннадием Шпаликовым их всех роднит только одно - они дети войны. “...Дети войны. Она, война эта, останется и пребудет до конца дней, и дети ваши, не видевшие ничего, все равно вашими глазами будут смотреть на мир этот, мир - праздничный, зеленый, глазами остриженного наголо подростка около разрытой общей могилы, куда опустили маму его, братьев его, одногодков его...”

Они рано ощутили смерть. Почти такие же зарисовки жизни глазами детей войны есть у Владимира Высоцкого, у Валентина Устинова, у Владимира Маканина.

А сам Геннадий Шпаликов острее других чувствовал это дыхание смерти, эту тоску по отцам не только потому, что его отец Федор Григорьевич Шпаликов, инженер-майор, погиб в Польше в 1945 году; конечно, эта утрата доминировала в его памяти, но еще и окружение его детское концентрировало в нем понимание сиротства, тотальной гибели отцов. В 1947 году, десятилетним пацаном он был отправлен в Киевское суворовское военное училище, куда принимали только детей погибших фронтовиков. И потому на его личные ощущения и страдания накладывались рассказы всех его друзей. Кто-то из них прошел оккупацию, видел виселицы, присутствовал при расстрелах. Вот это постоянное чувство военного детства стало главным в творчестве Шпаликова.

И как контраст с гибелью отцов и братьев - тяга к свету, к мечтам, к романтике.

А в это время зарождался новый стиль в стране, в обществе, в культуре.

Начало творчества Шпаликова соединилось с концом сталинской эпохи. С политикой большей открытости и раскованности, с новым стилем шестидесятых годов.

Это был вдох, новый вдох в искусстве, тогда стали откровением для молодежи “Звездные мальчики” Василия Аксенова, первые песни Булата Окуджавы, не менее знаменитые фильмы “Мне 20 лет” и “Я шагаю по Москве”, поставленные по сценариям Геннадия Шпаликова. Тогда же страна запела незатейливые шпаликовские песенки “Пароход белый-беленький” и “Я шагаю по Москве”.

Пусть песенки были всклоченные, неказистые, какие-то самодельные, но они дышали живой жизнью, они были первичными, почти природными, трогательными, сентиментальными. Конечно, в жизни не было даже такого рая, который ощущался в песнях и сценариях, но подлинна и повсеместна в послевоенной стране была мечта о простоватом наивном человечном рае. И на самом деле:

Бывает все на свете хорошо,

В чем дело, сразу не поймешь, -

А просто летний дождь прошел,

Нормальный летний дождь.

Эти стихи и песни были написаны совсем молодым Геннадием Шпаликовым для таких же молодых, влюбленных, радостных, возвышенных и истово верящих еще в идеалы парней и девчат. Все находили в них самих себя. Они стали знаком времени, его надежд и пристрастий. Шпаликов упрямо ищет в жизни любовь, красоту и надежду и в те шестидесятые годы находит легко то, что искал. Великая наивность, жертвенность связываются с чувством прекрасного, с новизной мира.

Это был последний порыв в будущее всей советской цивилизации, поддержанный и в науке, и в искусстве. Музыка царила в душе.

Не верю ни в Бога, ни в черта,
     Ни в благо, ни в сатану,
     А верю я безотчетно
     В нелепую эту страну.
     Она чем нелепей, тем ближе,
     Она - то ли совесть, то ль бред,
     Но вижу, я вижу, я вижу
     Как будто бы автопортрет.

Можно удивляться наивности всего народа, но все же тогда искренне верили в скорый коммунизм, в грядущие победы, в красоту человека. Дружба, любовь, красота, тут же отнюдь не казенные призывы, добровольцы, целина, стройки.



С супругой - Инной Гулая

НЕ ЗНАЮ, ПОВЕЗЛО Геннадию Шпаликову или наоборот, но самый пик его творчества, минуя черновики, пришелся на взлет шестидесятничества, он пристал к другому поколению. Если почти все поколение детей 37-го года - это уже скорее выдох советской цивилизации, Геннадий Шпаликов - один из немногих в нем - вошел в число художников, творивших вдох последней надежды.

Он - смолоду примкнул к другому братству, позже цинично бросившему и покинувшему его вместе со всем его творчеством.

Вспоминает сегодня Василий Аксенов:

“Это были времена такого романтического подъема. Мы считали себя авангардом. А авангард, кстати, - всегда массовое явление. Ты не один. Ты в группе. Авангардом были не только Гладилин, я, Белла... - но и, например, Юра Казаков. Несмотря на то, что он был ближе к деревенщикам, традиционалистам... С этим авангардным движением долго не могли ничего поделать. Придушили авангардистов - так разгорается бардовская поэзия... Придушили джаз - в кино новая волна пошла... Сейчас ... такого массового движения не видать... Нет такого ощущения братства по оружию... Для меня это сейчас детский сад”.

И все-таки после смерти Геннадия Шпаликова в 1974 году не власти, не цензура, а былое братство по оружию, посчитавшее свое наивное прошлое детским садом, напрочь забыло о своем младшем брате. Почти 25 лет его не числили в главных творческих обоймах былые товарищи, изредка, как бы по касательной, называя его фамилию. Он оказался чище их со своим самодельным детским садом, со своими речными баржами, самолетиками и беленькими пароходами. К счастью, в самое последнее время вышли подряд три книги в Москве и Екатеринбурге, и я уверен, новая нынешняя молодежь вполне может в нем найти неожиданно для себя и для всех былых “братьев по оружию” нового кумира. Сегодня молодым нужен новый романтический взлет. Для нового вдоха нужны певцы вдоха, не изменившие ему.

Какая простая чудная имперскость:

А я иду, шагаю по Москве,
     И я пройти еще смогу,
     Соленый Тихий океан,
     И тундру, и тайгу.

Или какая природная, естественная патриотичность в малоизвестном куплете, не вошедшем в кинофильм Г. Данелия “Я шагаю по Москве”:

Москва, Москва, люблю тебя как сын,
     Как русский пламенно и нежно,
     Люблю поток твоих машин
     И летний воздух свежий.

Пусть чуть коряво, пусть простовато, но возникает очарование таким человеком, распевающим такие песни в такой стране.

Скорее могут исчезнуть со временем не верящие давно ни во что, не нужные никому своим цинизмом былые профессионалы, запачкавшие грязью измен и равнодушия свои юные порывы, чем совсем исчезнет чистый знак радости человека, верящего в окружающий мир.

Нынешний Аксенов жалуется, что не вписывается в русскую литературу. “Я для них чужой - и они правы. Даже в среде друзей литературных я чувствую, что они уже не до конца меня считают своим”.

Дикое уныние. Они - переползавшие из эпохи в эпоху шестидесятники - люди без мифов.

А Геннадий Шпаликов - сплошной миф. Миф по жизни. Соавтор популярнейших фильмов, шумная женитьба на актрисе Инне Гулая, и, наконец, трагический финал. Художник, не принимая чужого времени, спивается и вешается на чердаке Дома творчества.

Миф по творчеству. Десятилетиями гуляли по стране тетрадки с его стихами, а гитаристы наигрывали в дружеских компаниях его песенки.

Ах, утону я в Западной Двине
     Или погибну как-нибудь иначе,
     Страна не пожалеет обо мне,
     Но обо мне товарищи заплачут.

Миф идеологический. Чтобы понять лучшее, на что нацеливались его современники в шестидесятых, стоит всего лишь прочитать его лучшие сценарии “Я родом из детства” или “Девочка Надя, чего тебе надо?” Сегодня все былые его соратники изображают из себя жертв советской власти. И никто им не верит. А Геннадий Шпаликов и сегодня остается для читателей и зрителей знаменосцем романтизма и веры.

“Ребята, вот вы все, я, мы - сказала Надя. - Есть какая-то идея, ради чего стоит жить? ... Потеряли мы что-то все!.. В коммунизм из книжек верят средне, мало ли что можно в книжках намолоть... А я верю, что ничего лучше не придумали, и лучше вас, ребята, нет на свете людей! И хуже вас тоже нет... Советские мы все, таких больше на земле нет...”

Этот так и не поставленный сценарий с главной героиней Надей, явно близкий и дорогой сердцу Шпаликова, - вариант “Оптимистической трагедии” шестидесятых годов. Есть в нем нечто корчагинское, молодогвардейское, и такие порывы незамутненной веры есть в каждом из его сценариев, вплоть до вызвавшей большой скандал “Заставы Ильича”, переименованной позже в “Мне 20 лет”.

Увы, набирающей силу циничной партноменклатуре не нужны были новые Павки Корчагины, романтические герои, они весь порыв эпохи спустили на тормозах, идеалистов высмеяли.

Поверить во что-то другое, земное, у Шпаликова не хватило сил. Кончился оптимизм, кончился и писатель. Началась богемная жизнь, запои, милиция и жуткий есенинский итог.

Геннадий Шпаликов рождался как писатель в радостном крике, и крик был его опорой, его поэтическим стилем, закончил он тоже криком - безнадежности и тупика.

Он воспринимает поэзию как сильнодействующее снадобье, так же он воспринимает и кино. От читателя и зрителя он ждал такого же наркотического восприятия. Ему не нужен так называемый элитный, культурный читатель, не впадающий в зависимость от вымысла.

Что за жизнь с пиротехником,
     Фейерверк, а не жизнь,
     Это адская техника,
     Подрывной реализм.

Он и был подрывным реалистом, озаряющим небосклон на народном гулянии.

Не случайно для него долгие годы кумиром был Владимир Маяковский, ему он подражал в стихах и поступках в свои суворовские годы. Его повторил он и в последнем жизненном действии. Он с серебряной легкостью воплотился в кратком поэтическом миге - и остался в нем навсегда.



_____________________________________________________________

Автор: Федор Раззаков

Геннадий Шпаликов родился 6 сентября 1937 года. С 1959 по 1964 год учился на сценарном факультете ВГИКа. Его первой серьезной работой в кино стал фильм "Застава Ильича", постановку которого на студии имени Горького осуществил режиссер Марлен Хуциев. Фильм вышел в 1962 году, однако тут же был снят с проката как "идеологически вредный". Картина не понравилась лично Н. С. Хрущеву. Когда 7-8 марта 1963 года в Кремле проходила встреча руководителей страны с деятелями советского искусства, именно этот фильм был подвергнут самой разнузданной критике. О том, как все происходило, стоит рассказать подробно,

Когда все критические выпады в адрес картины были сделаны, присутствующие потребовали выйти на трибуну главных виновников случившегося: Марлена Хуциева и Геннадия Шпаликова. Первым вышел режиссер. Он говорил о том, что снимал свою картину от чистого сердца, что даже в мыслях не держал никакой антипартийности. Иначе говоря, вместо того чтобы покаяться, режиссер горячо отстаивал свое произведение, признавал отдельные ошибки и обещал сделать правильные выводы. Зал встретил это выступление гулом неодобрения.

Между тем не успел сойти с трибуны М. Хуциев, как на нее уже лихо вбежал 25-летний Шпаликов. То, что он затем сказал, привело аппаратчиков в еще больший гнев. Он заявил, что настанет время, когда кинематографисты будут пользоваться в стране такой же славой, как и герои-космонавты, что он убежден в своем праве на ошибку и просит присутствующих не судить их картину слишком строго. Много чего за долгие годы повидал кремлевский зал заседаний, но чтобы безусый юнец учил сановных руководителей жизни - такого здесь еще не бывало. Поэтому последние слова молодого оратора буквально утонули в диком реве и гвалте чиновной братии. Казалось, еще мгновение, и вся эта толпа обезумевших от гнева номенклатурщиков сорвется со своих мест и растопчет, растерзает юношу. Видимо, это почувствовал Хуциев, который вскочил со своего места, вбежал на трибуну и, пытаясь перекричать зал, произнес: "Мой коллега очень взволнован, три часа назад у него случилось радостное событие - у него родилась дочка. Не будем к нему строги..." Однако все это было гласом вопиющего в пустыне. Зал продолжал кричать, топать ногами, и казалось, что этому не будет конца.

Фильм "Застава Ильича" в итоге был нещадно порезан цензорами. Три года из него делали "идейно здоровое произведение", убирали все, что не ложилось в прокрустово ложе партийных решений и указаний, даже название сменили на более нейтральное - "Мне двадцать лет". Наконец в 1965 году фильм вышел на экран.

Как видно из приведенного выше рассказа, Шпаликов отличался завидной смелостью и дерзостью поступков. Согласитесь, не каждому человеку хватит решимости бросить вызов руководству страны прямо в лицо, с трибуны кремлевского зала. Но, может быть, у Шпаликова это был минутный порыв, единичный случай? Многие люди, близко знавшие Шпаликова, утверждают, что подобных поступков в его биографии было предостаточно. Например, он имел смелость публично смеяться над... КГБ. В сентябре 1962 года фильм "Иванове детство" по его сценарию (режиссер А. Тарковский) завоевал "Гран-при" на Венецианском фестивале, и группа создателей картины решила отметить это дело в ресторане "Арагви". Вот рассказ об этом В. Богомолова:

"Часов в девять вечера Тарковский вышел позвонить. Вернувшись, спросил: "Вы не возражаете, если приедут Хуциев и Шпаликов? Они только что закончили картину". Конечно, мы не возражали, и где-то через час приехали Марлен Хуциев и Геннадий Шпаликов, с которым я встретился впервые. Мы пили за только что законченный их фильм "Застава Ильича", о котором Андрей сказал: "Эта картина сильнее нашего фильма". И вдруг Шпаликов, обращаясь ко мне и Андрею, говорит: "Ребята, закажите мне макароны!" Я, не заметив хитрой ухмылки Андрея (который хорошо знал способности Шпаликова разыгрывать присутствующих), воскликнул: "Гена, ты что!" Но тот настоятельно просил. В это время в кабинет, где мы сидели, зашел официант. Я попросил его принести макароны. Официант почти испуганно произнес: "У нас нет макарон. Не бывает". - "Как это, ресторан высшего разряда, и нельзя заказать простые макароны?" - спросил я. Официант, волнуясь, стал сбивчиво отвечать: "Но вы первые, кто попросил макароны, у нас никто никогда макароны не заказывал..." Тогда я вышел к метрдотелю, дал ему "за культурное обслуживание", не помню, по-моему, рублей 25 и сказал: "Здесь за углом в магазине прекрасный бакалейный отдел, там наверняка есть макароны. Пошлите кого-нибудь, пусть купят и сварят..." Минут через 30 нам приносят макароны... А наш кабинет, где мы сидели, имел вентиляционные прорези, забранные бронзовыми решетками из вертикальных планок. И как только официант, подавший блюдо из макарон, вышел из кабинета, Шпаликов встал и сосредоточенно стал заталкивать макароны между прутиками решеток. Я ничего не понимал. Мое лицо выражало недоумение, а выражение лица Р. Н. Юренева (очень серьезного интеллигентного человека) описать невозможно. "Что вы делаете?" - обратился я к Шпаликову. Андрей смеялся.

Шпаликов, продолжая заправлять макароны между прутиками, невозмутимо ответил: "Знаете, техника зачастую отказывает (намекая на подслушивающее устройство), и туда сажают живых сотрудников, а о них тоже надо думать!"

Такие шутки со всемогущим КГБ практиковал в те годы Геннадий.

Между тем, видимо, наученный горьким опытом работы над фильмом "Застава Ильича", Шпаликов в 1962 году написал сценарий лирической комедии. Ставить картину взялся режиссер Георгий Данелия. Так, в 1964 году на экраны страны вышел один из лучших фильмов отечественного кинематографа "Я шагаю по Москве". Песня с одноименным названием, звучавшая в нем, тоже принадлежала перу Шпаликова.

В последующем им было написано еще несколько сценариев, которые легли в основу фильмов: "Я родом из детства" (1966), "Ты и я" (1972), "Пой песню, поэт" (1973). Кроме этого, в 1967 году вышла единственная режиссерская работа Шпаликова - фильм "Долгая счастливая жизнь". В ряде картин звучали и песни, написанные сценаристом. Одним словом, по мнению многих, Шпаликов был в те годы одним из самых многообещающих и талантливых молодых кинематографистов. Ему прочили прекрасное будущее, а он взял и покончил с собой.

На вопрос "почему?" каждый из знавших Шпаликова отвечает по-разному. Одни говорят о том, что его погубил диктат чиновников от кино, борьба которых со свободомыслием в начале 70-х приобрела просто маниакальные формы. Другие упирают на разгульные нравы богемной тусовки, на то, что не хватило характера, чтобы сопротивляться ее порокам. Наверное, в каждом из этих утверждений есть своя доля правды. Когда в конце 60-х П. Леонидов случайно встретил Шпаликова возле Третьяковской галереи, он услышал от него такой монолог: "Вот я - алкоголик профессиональный, Витя Некрасов тоже, есть еще люди, а остальные писатели профессиональные, а главный среди них - Евтуженька. В СССР нет выбора вне выбора. Или ты пьешь, или ты подличаешь, или тебя не печатают. Четвертого не дано".

В начале 60-х у Шпаликова была прекрасная семья: жена - талантливая молодая актриса Инна Гулая (это она сыграла Наташу в фильме "Когда деревья были большими"), ребенок. Однако к началу следующего десятилетия он все это потерял. Дома он не жил, скитался по друзьям. Говорят, с похмелья любил читать расклеенные по стендам газеты. Причем читал все подряд, от корки до корки. Видимо, это чтение отвлекало его от мрачных мыслей, а может быть, и вдохновляло. Ведь он продолжал писать стихи, сценарии. Писал их, где попадется, чаще всего на почте, где всегда в избытке были и чернила, и перья, и бумага - телеграфные бланки. Друзья первое время помогали ему, как могли, затем постепенно помогать перестали. Ссуживать его "трешками" на опохмелку желающих становилось все меньше.

В 1974 году Шпаликов с питьем внезапно "завязал" и засел за новый сценарий, который назвал "Девочка Надя, чего тебе надо?". Сценарий был изначально непроходной, и на что рассчитывал Шпаликов, так и не понятно. Судите сами. Речь в нем шла о передовице производства, токаре одного из волжских заводов Наде, которая волею судьбы становится депутатом Верховного Совета СССР. Все в ее жизни до определенного момента развивается хорошо, но затем удача поворачивается к ней спиной. В конце концов девушка доходит до крайнего предела: она идет на городскую свалку и там публично сжигает себя на костре.

Поставив жирную точку в финале этой сцены, Шпаликов запечатал сценарий в конверт и в тот же день отослал его в Госкино. Ответа на него он так и не дождался, потому что через несколько дней после этого покончил с собой. Известный кинокритик А. Зоркий сумел восстановить последний день жизни Шпаликова - 1 ноября 1974 года.

Утром Геннадий отправился к знакомому художнику и попросил у него в долг несколько рублей. Но тот ему отказал. Зато некий режиссер чуть позже пошел ему навстречу и деньги вручил. После этого Шпаликов отправился на Новодевичье кладбище, где в тот день открывалась мемориальная доска на могиле режиссера М. Ромма. Здесь он попытался выступить с речью, но кто-то из высоких начальников к трибуне его не пустил. После траурного митинга Шпаликов ушел с кладбища с известным ныне писателем Григорием Гориным. Тот внял просьбе Шпаликова и дал ему денег на дешевое вино. Вместе они отправились в Переделкино. Позднее Горин пожалеет о том, что дал Шпаликову денег именно на вино, а не на водку. Если бы произошло наоборот, то Шпаликову вряд ли хватило бы сил после бутылки водки покончить с собой. А так он выпил дешевого вина и быстро захмелел, так как до этого момента был в "завязке". Приехав в Переделкино, он поднялся на второй этаж одной из дач и там повесился, соорудив петлю из собственного шарфа. Было ему всего 37 лет.

Тело Шпаликова первым обнаружил все тот же Григорий Горин. К сожалению, пришел он слишком поздно, когда помощь была уже не нужна. Горин вызвал милицию и успел до ее приезда спрятать бумаги Шпаликова, которые, останься они на столе, наверняка бы потом пропали.

____________________________________________



06 сентября 1937 года - 1 ноября 1974 года

Похоронен на Ваганьковском кладбище.

Биография в датах.

Автор сценариев около 15 фильмов. Среди них: "Трамвай в другие города" (режиссер Ю.Файт), "Звезда на пряжке" (режиссер В.Туров), "Я шагаю по Москве" (режиссер Г.Данелия), "Я родом из детства" (режиссер В.Туров) и др.

Писал песни на свои стихи.

Вышла книга "Избранное" (1979).

На стихи Г. Шпаликова пишет песни С. Никитин.

Режиссер в кино:

1966 - Долгая счастливая жизнь

Сценарист в кино:

2002 - Ковчег

1971 - Ты и я

1966 - Долгая счастливая жизнь

1964 - Застава Ильича

1963 - Я шагаю по Москве

Автор пьесы:

О доблести, славе, о любви

Текст песен:

1991 - Гений

1963 - Я шагаю по Москве



Поэзия

поэты, писатели

Previous post Next post
Up