"НИКОГДА НЕ ОГЛЯДЫВАЙСЯ НАЗАД"
Фрагмент статьи...
«…Я пишу не биографию и не рецензию. Эти заметки - слабая попытка осмыслить явление, именуемое Рудольфом Нуреевым, попытка, основанная на впечатлениях от двух фильмов-балетов с его участием. Эти фильмы были показаны в рамках трехдневного фестиваля "Это Нуреев!" в Линкольн-центре. Из четырех программ я посмотрела три: "Дон-Кихот" Минкуса, "Ромео и Джульетту" Прокофьева и смешанную, куда вошли документальный фильм "Это Рудольф Нуреев", одноминутное соло из "Корсара", снятое в 1957 году на черно-белой пленке, несколько никогда не демонстрировавшихся отрывков из "Корсара", "Раймонды" и редкая хореографическая миниатюра "Юноша и смерть". Конечно, этого недостаточно, чтобы судить о танцоре, в чьем репертуаре десятки ведущих балетных партий. Некоторым оправданием может послужить то обстоятельство, что в Союзе Нуреев был доступен только ленинградцам и москвичам, а после побега стал вообще недосягаем, так что мое "открытие" состоялось через семь лет после его смерти именно благодаря этим уникальным фильмам.
"Дон Кихот" был снят под Мельбурном в огромном самолетном ангаре всего за 25 дней с первоклассным (тоже открытие!) австралийским балетом. Снимали в студийной обстановке, никаких аплодисментов, выходов на поклон и прочих аксессуаров спектакля не было. Но зато были прекрасные иллюстрации к роману, предваряющие и заключающие фильм. Фильм был снят в 1972 году и тут же признан классикой. По непонятным причинам он надолго исчез из поля зрения, и только в 1988 году был пущен в видеопрокат. В 1994 году австралийская компания перевела его на широкий формат, полностью реставрировала и переозвучила. Фильм засверкал всеми красками первоначальной постановки.
Нуреев взял за основу хореографию Петипа 1871 года. Его сопостановщиком был знаменитый австралийский танцор Роберт Хелпман, партнершей - звезда австралийского балета Люсетт Алдоус. И хотя зрители прекрасно понимали, что это - кино, а не спектакль, сама постановка, эффект присутствия и потрясение от танца Нуреева были таковы, что зал то и дело взрывался аплодисментами. Его герой, цирюльник Базиль, прошел эволюцию от дурашливого смешливого деревенского проказника, влюбленного в дочку деревенского богатея до романтического героя в финальном па-де-де. Это па-де-де я видела не один раз, оно очень популярно, но такой завершенности каждого па, такой выразительной скульптурности поз, такого размаха, такой невесомости в полете, таких стремительных вращений я не помню. В первом отделении, бросив недобритого клиента, он вместе с мужским кордебалетом упоенно танцевал арабески, перемигиваясь с прекрасным полом, перешучиваясь с товарищами. Он был прекрасен, и танец его был совершенен.
Он не всегда был таким. Оказавшись в ореоле знаменитого русского перебежчика на Западе, он очень скоро понял, что в балетном мире политические дивиденды не работают (неудачно сложившаяся судьба Годунова впоследствии подтвердила это). Более того, он понял, что знаменитая вагановская школа, которой он так гордился, имеет пробелы. В Копенгагенском королевском балете, куда он был принят после побега, он считался "грязным танцором" - об этом впоследствии свидетельствовал Питер Мартинс. Датская балетная традиция требовала безупречной отшлифованности каждого движения. "Не так важно, - говорил Мартинс, - как высоко ты прыгнешь или сколько оборотов сделаешь, - важно, как ты оторвешься от пола и как приземлишься". То, что датчане постигали сызмальства, ему, 23-летнему, давалось огромным трудом. Он ломал себя, он был беспощаден к себе. "Он работает, как паровая машина", - сказала о нем Марго Фонтейн. У него был свой план покорения мира: Лондон, Нью-Йорк, Париж. Копенгаген был только началом.
У него был идеал - премьер королевского балета Эрик Брун. Брун был на 10 лет старше его, высок и красив, как бог. Он от рождения обладал теми качествами, которых Нуреев начисто был лишен: спокойствия, сдержанности, такта. А главное - он умел то, чего не умел Нуреев. Любовь пришла через восхищение профессиональным мастерством Эрика. Нуреев жадно учился, Брун охотно учил. Не будь Бруна, Нуриеев, может быть, и не распознал в себе скрытого гомосексуалиста. С женщинами у него было несколько кратких романов, не оставивших заметного следа в его жизни. Брун был самой сильной, страстной и мучительной любовью Нуриева, не только потому, что он был бисексуален и у него была невеста, но и потому, что в конце концов эта связь стала тяготить Бруна. Немало этому способствовал взрывной, необузданный характер его молодого любовника, который всеми силами старался подчинить себе мягкого, деликатного Эрика. Нуреев тяжело переживал разрыв.
На Западе он совершил поступок, в те годы считавшийся аморальным: сфотографировался обнаженным для журнала "Вог". Фотография была напечатана на обложке и произвела сенсацию. Он был признан самым сексуальным мужчиной в мире. Незадолго до смерти он снялся в фильме-исповеди, фильме-прощании. Лента снималась на его собственном острове в Италии. Полтора часа в кадре была только его голова в защитной панамке - и ничего больше. Он не дал любопытствующим ни малейшей возможности заглянуть в свои владения. Закончив исповедь, он поднялся. И тут все увидели, что он абсолютно голый. Камера показала его со спины, медленно идущего к пляжу. Он вошел по колено в воду и обернулся. По его насмешливой улыбке поползли заключительные титры. Идея финала взята из библии: нагим пришел я в этот мир, нагим и покину его. Его тело, измученное болезнью, было все еще прекрасно.
Он был замечательным драматическим актером. Кино дает редкую возможность наблюдать за мимикой артиста. Привыкшая к приклеенной улыбке танцоров, озабоченных, как бы ее не потерять во время сложных поддержек и антраша, я не переставала удивляться бесконечной смене выражений его нервного, прекрасного подвижного лица, игре его темных миндалевидных глаз. Вера Волкова, его учитель в Копенгагеге, долго убеждала Марго Фонтейн взять его в свой гала-концерт. Исчерпав все аргументы, она воскликнула: "Ты бы видела, какие у него ноздри!" Эти ноздри в конце концов и решили судьбу Нуреева: он стал премьером Лондонского королевского театра. 23-летний, он стал постоянным партнером примадонны, этого театра, Дамы (эквивалент рыцарского звания для женщин) Марго Фонтейн. Ей было 42 года и она через три года собиралась на пенсию. Фонтейн ввела Нуреева в высший свет и озарила его сиянием своей славы. Нуреев вернул ей молодость и продлил ее сценическую жизнь. Вдвоем они - "татарский князь и английская Дама", как их называла пресса,- покорили пресыщенный и снобский Нью-Йорк на гала-концерте 18 января 1965 года. Они танцевали па-де-де из "Корсара". В зале присутствовали Барбара Стрейзанд, Гарри Белафонте, Кэрол Барнетт, Джонни Карсон, Джули Эндрюс.Публика устроила им стоячую овацию. Нуреев последовательно осуществлял свой план покорения мира.
"Раймонду" Фонтейн согласилась танцевать по совету Нуреева: на Западе этот балет Глазунова почти неизвестен. Эта первая работа Нуреева как режиссера и хореографа предназначалась для фестиваля "Сполетто" в Чарльстоне, штат Южная Каролина. Репетиции и спектакль снимались для документального фильма "Нуреев в Сполетто", который вошел в 50-минутный фильм "Это Рудольф Нуреев!" Много сил и надежд было вложено танцовщиком в эту постановку. Па-де-де с Марго Фонтейн должно было быть включено в гала-концерт, открывающий фестиваль, как сенсация. Уже был почти отснят фильм, когда Фонтейн получила известие, что на ее мужа, видного политического деятеля, совершено покушение. У Фонтейн не было дублерши. Премьера срывалась. Она хотела отыграть премьеру, понимая, что это значит для Нуреева, но он настоял чтобы она летела в Лондон. И сам проводил ее в отель. Раймонду на премьере танцевала Дорин Уэллс. Ее же записали на пленку. Сюжет, достойный О. Генри. "Дары волхвов".
Рудольф Нуреев и его постоянная партнерша в английском балете Марго Фонтейн.
Отдавая должное таланту, мастерству и опыту замечательной английской балерины, нельзя не заметить, что в "Ромео и Джульетте" Прокофьева, она рядом с молодым Ромео-Нуреевым смотрится плохо. Предательский крупный план высвечивает немолодое лицо, морщинистую шею, жилистые руки. Возможно из зала разница в возрасте не было такой уж заметной, и в других дуэтах не так бросалась в глаза, но кино беспощадно. Шекспировской Джульетте было 14 лет, а Фонтейн уже разменивала пятый десяток. Спектакль был поставлен Полом Циннером с артистами Лондонского королевского балета, и снимался из зрительного зала. Публика неистовствовала. Ей не было никакого дела до разницы в возрасте: она аплодировала любимой балерине и этому феноменальному русскому.
В партии Ромео Нуреев вполне подтвердил свое амплуа романтического героя. Он играет Ромео грустным, словно предчувствующим свою скорую гибель. Сцену дуэли на рапирах с Тибальдом он провел блестяще. Но самое поразительное - как он играет любовь к Джульетте-Фонтейн, он, никогда не любивший женщин.
Его всепоглощающей страстью был балет. С ежедневной тренировки неизменно начинался его рабочий день. "У тела плохая память", - говорил он. Каждый день, где бы он ни был, он проводил у станка по нескольку часов, освежая эту "память тела". Когда после побега его, оставшегося без денег, без вещей и, документов в чужой стране, спрятали от гэбэшников, первое, о чем он наутро спросил по телефону свою французскую подругу, было: "Где мой класс? Где я буду заниматься?" На что та ответила: "Твой класс в твоей комнате, и не вздумай выходить на улицу".
Подлинным открытием был Нуреев в современном танце. Это одноактный балет "Юноша и смерть". (Тут неизбежны ассоциации с "Девушкой и смертью", хотя не думаю, чтобы Ролан Пети имел в виду эту горьковскую сказку, когда создавал в 1946 году свой балет). В 1966 году Пети записал балет для телевидения, и он всего пару раз транслировался в Европе. Это единственный случай, когда Нуреев танцевал с Зизи Женмейр (Yeanмaire), знаментой балериной и актрисой, женой Ролана Пети.
В отличие от бессюжетных одноактных современных балетов, коих много у Баланчина, "Юноша и смерть" являет собой остросюжетную любовную драму, где Девушка (мадам Зизи весьма плотновата, но танцует выразительно) всячески издевается над влюбленным юношей и, в конце концов, в ответ на его угрозы покончить с собой любезно готовит ему петлю, в которой он после мучительных колебаний и повисает. Средства кино сделали его самоубийство вполне правдоподобным и жутким: повесившийся на крючке в комнате, он оказывается висящим на виселице.
Рудольф Нуреев в балете "Юноша и смерть"
Нуреев благоговел перед Баланчиным и мечтал, чтоб он поставил для него балет. Но было уже поздно: Баланчин вскоре умер. Проживи сам Нуриев подольше, он, вероятно, ушел бы, как Барышников, в современный балет: он очень хорошо чувствовал его. Понимая, что время его как классического танцовщика подходит к концу вместе с жизнью, он всеми силами стремился удержаться на сцене - в качестве хореографа, режиссера и, дирижера. Незадолго до смерти он, лежа в больнице, слушал через наушники "Коппелию" - он собирался дирижировать этим балетом в Марселе.
Он был тем, что американцы называют "perfectionist" - его стремление к совершенству было беспредельным. В последние шесть лет он был художественным руководителем парижской Оперы, и "Дворец Гарнье", как парижане называют свою Оперу, стал его домом. Там он в последний раз появился на сцене в октябре 1992 года. Оттуда же его хоронили.
Гражданская панихида состоялась в фойе, простой белый гроб покоился наверху знаменитой лестницы. На похоронах присутствовал весь высший свет Франции, именитые гости из-за рубежа и многочисленные родственники из Уфы. Он завещал похоронить себя не на престижном кладбище Пер-Лашез, где упокоился Нижинский, а на скромном русском эмигрантском кладбище Сент-Женевьев-Дюбуа, где его могила выделяется своей восточной роскошью. Поручая своему адвокату выбрать участок, он поставил условие, чтобы этот участок был подальше от могилы Сергея Лифаря, дух которого он вытравливал из "Дворца Гарнье".
Он никогда не страдал от ностальгии. Своему парижскому другу, посетовавшему, что он тоскует на чужбине без родных и друзей, он отрезал: "Не приписывай мне свои мысли. Я совершенно счастлив здесь, я не скучаю ни за кем и ни за чем. Жизнь дала мне все, что я хотел, все шансы".
Ему принадлежат гонорары за постановки и фильмы, идущие по всему миру. Когда Кристи устроил аукцион его вещей, его поношенные комнатные туфли, первоначально оцененные в 40-60 долларов, ушли за 9200.
Он основал в 1975 году Фонд помощи талантливым танцовщикам.
В конце концов, балет - это единственное, что его интересовало в этом мире...